Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

Очередной этап в экспериментах Нина восприняла спокойно.

Все было как всегда. Они снова сидели в кабинете Баринова за чашкой кофе, а перед ней лежали два тома, переплетенных в синий ледерин. Толстый — годовой отчет о работе лаборатории в целом, раз в пять потоньше — сектора физиологии сна и сновидений. Первый она даже не стала брать в руки, а второй пролистала, нашла тему: «Исследование некоторых факторов квазипарадоксального сна (рабочее название — Эффект Афанасьевой)». Принялась читать, с трудом продираясь сквозь специфическую лексику, посмотрела несколько схем и графиков, фрагменты энцефалограмм — и со вздохом отложила в сторону.

— Увы, тяжко жить на свете бестолковым, Павел Филиппович!

— Да ладно вам! — не принял шутку Баринов. — Не прибедняйтесь. Кроме того, ничего нового для себя вы в отчете не найдете. Все нами говорено-переговорено, а отчет — для ученого совета. Кстати, визиты к Коровникову, а также эксперимент по биолокации в нем не отражены. Прошу учесть.

— Ого! — Нина с интересом посмотрела на него. — А почему, можно узнать?

Баринов усмехнулся, сухо и недобро.

— А вы вспомните собственную реакцию. И прикиньте реакцию моих ортодоксальных коллег, имя коих — легион!.. Постараемся пока не дразнить гусей. Будем считать те эксперименты… э-э, факультативными, внеплановыми. Но тем не менее результаты по ним задокументированы, материалы положенным образом оформлены и хранятся в моем личном сейфе.

Нина чувствовала себя легко и непринужденно.

Обстановка лаборатории, как всегда, располагала к хорошему настроению. Сама атмосфера ее словно была пропитана открытостью и дружелюбием, слегка приправлена иронией, юмором и незлым ехидством. Здесь не хотелось думать о плохом и неинтересном.

— Что, Павел Филиппович, получается, в самом деле — «Наука есть лучший современный способ удовлетворения любопытства отдельных лиц за счет государства»?.. Цитата, между прочим.

Баринов снова не поддержал ее тон.

— Резвитесь, Нина Васильевна? Ну-ну!.. С Арцимовичем я абсолютно согласен, но в данном конкретном случае ситуация несколько иная. Все не так просто… Однако, думаю, наша внутренняя кухня должна быть вам малоинтересна.

— Меньше знаешь — крепче спишь?

— Что-то в этом роде, — кивнул он. — А потому — вернемся к нашим баранам… Вы что-нибудь имеете против гипноза?

Нина внутренне подтянулась и слегка напряглась.

Что-то было не так. Не как всегда. То ли в словах, то ли в стиле или манере Баринова чего-то не доставало… А-а, вот чего, вдруг поняла она — обычного артистизма и легкости. Подспудно чувствовалась скованность, даже зажатость, и говорил он словно через силу или по принуждению…

— Но я уже была несколько раз у гипнотизера, — осторожно сказала Нина. — Помните, я рассказывала.

— Да-да, конечно, помню. И в анамнезе у вас это указано.

Еще в самом начале, рассуждая с ней о будущих исследованиях, гипноз он не исключал, просто относил «на потом»…

— Но я не поддаюсь гипнозу! — сказала она тогда, весной.

— Как так?

И она рассказала, что в своих походах по специалистам три раза получала приглашение подвергнуться гипнозу — может, таким вот образом удастся выяснить этимологию снов.

На первый сеанс согласилась без колебаний — молодость, неискушенность, и очень уж хотелось избавиться от этого наваждения. Она хорошо запомнила обстановку и все обстоятельства того сеанса.

Гипнотизер был молод, импозантен и довольно известен, принимал в республиканском психоневрологическом диспансере, и попасть к нему не каждому удавалось. Лечил заикание, табакокурение, выводил из запоев, избавлял от алкогольной зависимости. «Кодировал», как говорили.

Он усадил Нину в глубокое и удобное кресло в уютном полумраке кабинета, сам расположился на стуле напротив. Сначала покачивал перед ней золоченым шариком на нитке, приказав сконцентрировать на нем взгляд, потом, отложив шарик, принялся делать какие-то пассы, приговаривая: «Вам хочется спать, вы устали, у вас по телу распространяется тепло… у вас тяжелеет правая рука, у вас тяжелеет левая рука…», потом предложил ей перейти на кушетку, расслабиться — и начал процедуры заново, с шарика… Нина послушно старалась следовать за его словами, заставляла себя расслабиться, ощутить тепло и так далее… а потом ей просто-напросто сделалось смешно. И чем больше старался гипнотизер, тем смешнее становилось. Она долго крепилась, но не выдержала, расхохоталась во весь голос и не могла остановиться. Как говорили в детстве, «смешинка в рот попала»…

На второй сеанс, вернее, на вторую попытку она шла уже с предубеждением. Гипнотизер это понял с полувзгляда, честно признался, что ввести ее в транс не сможет, даже денег не взял — ни за первый, ни за второй визит. Предложил наведаться через месяц-другой, может, тогда ее внутреннее состояние позволит подвергнуться гипнозу.

«Вообще же, гипнозу не поддаются некоторые лица со специфическими нарушениями психики, но поскольку у вас все в норме — понятия не имею, в чем дело. В литературе такие случаи описаны, но мне на практике не попадались. Кроме вас, извините»…

Следующая попытка почти до деталей повторила первую, разве что только без смеха с ее стороны. Московский профессор не суетился, не нервничал, просто минут через десять-пятнадцать после начала сеанса сухо извинился, что не сможет быть ей полезен. И тоже обошелся без комментариев: «Прошу извинить, с вами я работать не могу. Вы мне очень активно противодействуете на подсознательном уровне. Вы сами не пробовали освоить гипноз?.. Кстати, вы случайно не медик, нет?»

А на третье предложение она ответила отказом…

Тогда Баринов выслушал Нину, подумал, поразмышлял…

«Хорошо, оставим вопрос с гипнозом открытым. Тем более что исследовать вашу психику я не намерен, с ней все ясно. Нужды в этом пока нет. Пока — чистая физиология плюс биохимия с биофизикой».

…Молчание затягивалось. Но вопрос задан, и на него надо отвечать.

— Павел Филиппович, вы не очень хотите прибегать к гипнозу, ведь так?

Баринов внимательно посмотрел на нее, и Нина постаралась не отвести взгляда.

— Да, Нина Васильевна, вы все правильно понимаете. Мне не слишком хочется применять к вам, именно к вам, такое средство, как гипноз. И вот почему. Гипноз, на мой взгляд, это не способ растормаживания сознания и подсознания, скорее — способ их подавления. Прибегая к гипнотическому внушению, экспериментатор навязывает сознанию и подсознанию испытуемого свою волю. То есть для испытуемого получается — чужую волю. Поэтому в нашем случае я оставлял гипноз как одно из крайних средств. Даже в отношении галлюциногенов я был более уверен в однозначности результата эксперимента. А гипноз — дело совсем темное, поверьте специалисту. Гипнотический «сон» не имеет ничего общего со сном вообще — ни с «нормальным», ни с «парадоксальным». Это даже и не сон в принципе, это — состояние психики.