Сергей Синякин - Книга о странных вещах [сборник]

— Юрий Иванович, — спрашивает урка тихо. — Что с вами?

— Греби, — сквозь зубы шипит Ионов.

— Что вы говорите? — не понял урка.

— Греби отсюда, — шипит Ионов. — Сорвешь операцию, ты у меня с суток не вылезешь!

А вот это уже вносило некоторую ясность в происходящее, и урка сразу посветлел. Он-то думал, что Ионова из милиции выгнали, а тот при деле — сидит в переходе, жуликов ловит! Посветлел урка, огляделся опасливо по сторонам и для правдоподобия в шляпу с широкими полями кинул червонец, а потом, не оглядываясь, удалился от греха подальше.

Нет, Ионов сразу не ушел, некоторое время он еще сидел в переходе, соблюдая принятые у нищих приличия, тем более что прохожие, сочувствуя ему накидали еще три семьдесят мелочью. Бутылка портвейна в магазине стоила рубль тридцать семь, так что гулянка еще долго продолжалась.

Оперативник всегда немножечко актер, а начальник у них за Станиславского, чуть чего, он сразу орет: не верю! Поэтому когда наутро Ионов начал начальнику объяснять, что опоздал на работу по семейным обстоятельствам, начальник ему не поверил. И правильно сделал. Ну, скажите на милость, какая семья может быть у советского нищего?

Про агентов в последнее время не писал только ленивый.

До закона об оперативно-розыскной деятельности они вроде были и вместе с тем их не было. После глупых и вредных разоблачений в журнале «Огонек» всем стало ясно, что они были. После принятия закона все поняли, что они есть и, следовательно, будут. Другого более эффективного способа бороться с преступностью еще никто не придумал. Почему я считаю публикации вредными? А потому, что они были на редкость унизительными для секретного сотрудника и низводили его до уровня Иуды, а быть может, и чуть пониже. А они очень полезные люди. Осудите того, по чьей наводке изъяли десять тонн героина или добились признания Чикатило. Язык не поворачивается? То-то и оно, лобзик в ошибках не виноват, в них виноват тот, кто выпиливать взялся.

Был у меня агент по кличке Дорогой. С информацией он частенько ко мне домой заглядывал. И там нянчился с моими детьми. Дети его любили, они и сейчас еще помнят его сильные руки в синих наколках. Своих детей у него не было по причине четырех судимостей. Так я вам скажу, столько нежности накопилось в душе этого человека!

Были и такие, с которыми поддерживались только официальные отношения.

Один мне достался по наследству. Кличка у него была Берия. Работал он соответственно. Второго склонял к сотрудничеству я сам.

Согласился он как-то сразу, а когда я предложил ему выбрать себе второе конфиденциальное имя, стеснительно сказал, что хочет быть Ежовым, такой была девичья фамилия его матери.

Через некоторое время у меня появился еще один источник информации. По традиции я хотел его назвать Ягодой.

— Не балуй! — строго сказал начальник. — К тебе уже и так присмотреться пора.

Наверное, он был прав. Иметь в подчинении двух бывших наркомов внутренних дел и мечтать о третьем? Интересно, кем мог возомнить себя такой человек? В моем случае убеждать начальство, что у меня совсем не было мысли стать диктатором, было пустой тратой времени.

У одного из начальников был агент по кличке Щелоков, другой ограничился Федорчуком.

Думаете, этим история заканчивается?

Был у меня оперуполномоченный Григорьев. Парень с небес звезд не хватал, видимо, шпынял я его за разные недоделки. И вот я ушел на пенсию, а парень приобрел себе негласного сотрудника и насильно заставил его взять себе кличку Синякин. Ну, захотелось ему, коли при жизни не довелось, хоть таким образом погонять своего бывшего начальника.

Как говорится, не рой яму…

Ко всем нам время от времени надо присматриваться.

Однажды заглянул я к дежурному по УВД. Узнать как и что.

Он меня и обрадовал.

— Трупик у нас, товарищ подполковник. Сообщили, что мужик на Елецкой повесился. Рядом с домом.

Ну, суицид — это еще не самое страшное. Можно даже не ехать, районные опера посмотрят, участковый инспектор материал соберет и в возбуждении уголовного дела откажет. По причине этого самого суицида. Никто же мужика этого в петлю не толкал!

И тут звонит телефон, дежурный хватает трубку, глаза у него гневно выкатываются из орбит и он кричит:

— Кто разрешил?

И мне возбужденно:

— Там пожарные приехали, они его из петли вытащили.

И снова изливает командный гнев в трубку.

Я сочувствую — непорядок.

Дежурный слушает дальше, потом слабым гаснущим голосом говорит:

— Ах так…

И кладет трубку на пульт.

— И что там? — интересуюсь я.

— Да живой он еще был, вот они его из петли и достали, — неохотно говорит дежурный.

— Бывает, — успокаиваю я его. — Но ты правильно им вломил. Так им и надо! Не фига самодеятельностью заниматься. Повесился, значит, повесился. И висеть должен, пока оперативная группа не приедет. Ишь, моду взяли, людей из петли вытаскивать. Порядок — прежде всего!

Жители частного сектора в Красноармейском районе непредсказуемы.

Понятное дело, оседали в этом секторе бывшие строители Волго-Донского канала, комсомольцев среди них не было, каждый в свое время судим был, а большинство даже не по одному разу.

По этой причине характер у жителей частного сектора буйный, а выходные дни они проводят в полном соответствии со своими представлениями о праздниках и счастье. А это значит, что пол-литра на компанию всегда мало.

Сидели два приятеля. В годах уже. По-видимому, из первопоселенцев. Тех самых, что канал строили и памятник Сталину на берегу ставили, а потом под покровом ночи убирали. Сидели они не просто так, а с интересом. Сколько было выпито, сказать трудно — бутылки в этом доме по году не сдавали, наверное, на машину люди копили.

И вот, как водится у «порядочных» людей, выпив, приятели поспорили. Один из них схватился за топор, но второй не растерялся и кухонным ножом, которым селедку разделывали, заставил оппонента навсегда забыть о своем преступном намерении. После чего — не пропадать же добру! — аккуратно допил водку и пошел домой.

В это время вернулся сын хозяина. Был он в реактивном состоянии и имел в этот день мечту набить кому-нибудь морду. Увидев бездыханного батяню, сынок возжелал мести, взял топор, которым не успел воспользоваться предок, и отправился устанавливать справедливость. Двумя ударами он ее и сотворил. Бросил топор, помянул убиенных принесенной с собой водкой и с чувством полного удовлетворения собрался пойти домой, тем более что дела у него там были неотложные — надо было посмотреть, какое наследство ему оставил покойный папа, и самогон прибрать, что открыто и теперь уже бесхозно на веранде стоял.