Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— Мяу! — нежно сказали у меня над ухом, и Элка ловко скользнула мне на колени. Полотенце, в которое она куталось, сползло на пол, и в моих руках оказалось требовательно ждущее ласк женское тело. Причем восхитительное тело!

Короче, не до размышлений мне стало, а через некоторое время и подобия мыслей в моей голове не осталось.

Когда все кончилось, и Элка уснула, разметавшись на диване, я собрался с силами и подошел к окну. По небу сновали короба бесов, никогда их столько еще не было, похоже, у нас не только местный гарнизон активность проявлял, из других городов и поселков коллеги рогатые прилетели. Надо же, всю молодежь города подняли! Значит, вот эти красные шарики — я снова взял тяжелый шарик в руки — представляли для них какую-то угрозу, а если не угрозу, то несомненный интерес. Интересно, что это могло быть?

Я покрутил шарик в пальцах, и мне показалось, что он медленно, почти незаметно пульсирует. Не знаю почему, но я прошел на кухню, взял пустую стеклянную банку из-под тушенки и положил шарик туда, а банку снова поставил на подоконник.

Элка спала.

Я прикрыл ее простыней, прошел на кухню, достал из холодильника венгерскую курицу в паприке и сунул ее в духовку газовой плиты — еще одно достижение папашкиного картежного гения. У многих в домах были буржуйки и домашние печки, которые приходилось топить углем и торфом, а у нас стояла газовая плита, и газ мне привозили раз в неделю, в обмен на пустой баллон. Конечно, удовольствие было дорогим, но за удобства всегда приходится платить.

И все-таки. Ай да Элка!

Пока ее в компании чистокровной блондинкой считали, неспособной торт на три равных части разделить, она среди нас сидела, смотрела и запоминала. Знать бы, кому она все это докладывала! Я сел и попытался честно представить, что поганенького ей известно обо мне. Знала она, что мы с Бабаном и Лукашем ныряли на бывшие армейские склады в УРе, Сначала русские, отступая, вывезли оттуда довольно много разного имущества. Потом немцы, когда пришли, большую часть оставшегося выгребли, и все равно военного добра там оставалось столько, что можно было весь городок до зубов вооружить. А мы там нашли помещения, где хранились наганы и ТТ. Заработали мы тогда неплохо, хватило и на то, чтобы достойно погудеть в «Чужбине», и на свой счет я немого кинул, да и Элке купил два роскошных перстенька с самоцветами и рубиновое колье старинное. Мне его, помнится, дядя Гога подогнал, а ему какой-то эсэсовец из танковой бригады предложил, сказал, что в Киеве у кого-то его изъял. Но этот печальный эпизод из моей жизни случился довольно давно, и если бы Элка нас продала, нас обязательно взяли бы за задницу, прежде чем мы склад опустошили. Еще Элка знала про торговлю дипломами и различными бланками с печатями. Но это был мелкий грех, я сам его за особую провинность не считал. Была возможность подработать, именно мы это и сделали. В нашем районе эти документы использовать было нельзя, а за другие я не волновался, меня это не слишком интересовало и беспокоило. Оружие — да, оно могло попасть в руки как бандитов, так и патриотов, которые бесов ненавидели, а зло срывали на вестерах, оставшихся на нашей территории после естественным образом угаснувшей войны. Все остальное даже внимания милиции не заслуживало: подумаешь, десяток-другой аусвайсов толкнули. Но мне казалось, что Элка ко мне прислонялась не просто так, нравился я ей все же, хотя при иных обстоятельствах она предпочла бы, несомненно, более денежного Буратину.

Я еще раз посмотрел на постель, где безмятежно дрыхла Элка. Прогонять мне ее не хотелось. И причин было сразу две: во-первых, одно дело, когда ты знаешь, кто тебя пасет, всегда можно как-то предохраниться от возможных неприятных последствий, а во-вторых, чего уж врать-то самому себе, мне она нравилась, как женщина, а главное — полностью устраивала.

Ну что ж, неожиданно решил я для себя, время для откровенного разговора еще не подошло, а раз так, то если уж она за мною смотрит, то и я за ней присмотрю. Пусть и в самом деле у меня немного поживет, неприятных неожиданностей меньше будет.

И как всегда у меня бывает после принятия решения, сразу стало легче.

Пошел я на кухню, поставил на огонь чайник, заварку сделал хорошую, сижу, пью, думаю помаленечку о разных вещах. У делового человека всегда забот хватает, всегда есть о чем подумать. Киряк меня сдать не мог, он ничего особенного про меня не знал. Я в его дела тоже не лез, хотя пару раз он меня сам просил помочь, бабки хорошие сулил, только у меня к таким делам брезгливость, да и Киряка я терпеть не мог за его дела с малолетками. Он как поступал? Соплюшку симпатичную на иглу посадит, сам попользуется, а потом, когда она в его полной власти оказывается, продает ее какому-нибудь уроду. И рассказывает об этом со смехом, будто подвиг совершил и от слушателя ордена ждет. Если его в Собибор отправят, это будет самое малое, что он заслужил. А вот дядя Гога меня беспокоил. Через него не один десяток стволов прошел, иногда мне даже казалось, что он с подпольем связан. Дядя Гога, окажись он разговорчивым, мог мне серьезно репутацию подпортить. Правда, его слова еще доказать надо было, доказательств у него не было, но если Лампада про уколы правду говорил, то мне и доказывать ничего не станут. Вкатят хитрый укольчик и пачку бумаги дадут, чтобы сам все в подробностях описал. От этой мысли настроение у меня испортилось.

Элка спала. И правильно делала.

Дело близилось к вечеру. Надо было обязательно смотаться в «Москву», в «Чужбину» заглянуть, чтобы узнать последние новости о событиях в городе, о Киряке, дяде Гоге и прочих скорбных делах, которые на страницы газет попадают очень редко, а от них, между прочим, зависит свобода и здоровье многих и многих людей. Элку я с собой брать не хотел. Причин у меня для этого хватало.

Может, я так бы и ушел незаметно, только я уже почти собрался, когда в комнате послышалось шлепанье босых ног и на пороге показалась заспанная Элка.

— Котик, ты куда? — Она потерла щечки кулачками. — Только не говори, что у тебя дела. Я тоже пузыриков хочу.

Понятно, что уговорить ее остаться дома мне не удалось. Не помогли даже обещания сводить ее в Дом ужасов, построенный в начале Лихолетья.

В «Москве» все было как обычно, словно ничего за последние дни в нашем городе не произошло. Знакомый официант быстро нашел нам с Элкой столик, я присел и огляделся. Было интересно, кого из наших рядов жизнь безвременно вырвала за последние дни.

Лукаш сидел в компании с Бабаном. Заметив меня, он приветственно поднял стопку. Бабан тоже повернулся и помахал мне своей лапой, после чего вернулся к своей курочке. Он всегда любил пожрать.

Промелькнул, направляясь к лабухам, Лампада. С ним тоже все было ясно. Он когда выпьет, всегда заказывает одну и ту же песню. «Священную войну». Ага, ту самую, где ярость благородная вскипает, как волна. Издевается, гаденыш, над патриотами. А их сегодня в зале хватало — и Нил Семенко сидел в компании поэтов, и Авдей Сергеевич неторопливо расправлялся с жарким в горшочке, запивая горькой едва ли не каждый кусочек, и редактор «Ленинского пути» о чем-то шептался с коллегой из «Ост Фолькише Беобахтер». Народ отдыхал после трудов праведных.