Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Начальство не возражало.

— Нет, — снова сказал Якубович. — Так не бывает! Ну нельзя, невозможно подряд пять раз набрать очко. А уж чтобы дважды семерками… Ты лучше расскажи, как мухлюешь!

— Да честно я играю, честно! — чуть не взвыл Гимаев. — Вон и Хоменко меня подозревает, какие-то фундаментальные шахматные знания мне приписывает. А мне просто везет!

Везение это и в самом деле было невероятным. В глубине души Гимаев подозревал, что причиной этого везения был камешек, который попал в организм на месте катастрофы. Более того, он считал, что успех Сударушкина у женщин обусловлен теми же причинами, что и его удачливость. Но благоразумно помалкивал.

— Не пойму, — сказал он, открывая холодильник и доставая из него пакет консервированного сока. Апельсиновый сок оказался прохладным и в меру кисловатым.

— Не понимаю, — пожаловался от окна Якубович. — Военные-то на кой хрен?

— Темная история, — сказал Гимаев. — Мне один полкаш по секрету сказал. Не наш — штатовский. Вроде бы этот метеорит, что ихнюю станцию накрыл, во время падения станции слежения засекли. Ну проводили его до Антарктиды, засекли место падения. А потом вроде оказалось, что это искусственный объект. Полкаш намекал, что в космическое происхождение они не особо верят. Вроде бы у явления чисто земные причины.

— А-а, вот тогда откуда в желтой прессе эти статеечки появляются! — догадался Якубович. — Вот где собака порылась!

— Ты о чем?

Вместо ответа Якубович протянул ему иностранную газетку с броскими заголовками на первой полосе.

— У французов взял, — объяснил он. — Нет, ты почитай, почитай! Вот у кого богатая фантазия!

Иностранный журналист рассказывал читателям о том, что причиной произошедшей катастрофы явился советский биологический спутник «Космос-2411». На спутнике якобы находилась криогенная установка, которая поддерживала определенную температуру в капсуле с телом Леонида Ильича Брежнева. Якобы на самом деле покойного не хоронили, а вывели на орбиту, чтобы сохранить его тело от грядущих демократических преобразований в России. Поначалу все шло хорошо, но когда началась смута начала девяностых годов, связь со спутником была утеряна, как и контроль за его орбитальным движением. Со временем в результате естественных физических причин спутник сошел с установленной орбиты и, хаотически двигаясь под воздействием гравитации Земли, вошел в плотные слои атмосферы и упал в районе Антарктиды. Но коварные русские предвидели и возможность падения, поэтому они снабдили спутник термоядерным устройством. Вот оно-то и взорвалось при падении тела дорогого Леонида Ильича. Журналист туманно ссылался на свои источники в высших сферах российского руководства и требовал независимого расследования деятельности Роскосмоса.

— Чувствуешь, как подгребают к нашим космическим секретам? — спросил Якубович. — Мягко стелют, а?

— Хрен с ними, — сказал Гимаев. — Пусть пишут. Что ты хочешь, желтая пресса. Все равно к этим секретам их никто не допустит. Ты Сударушкина не видел?

— А Колька у американцев, — сообщил Якубович. — Там тоже интересная штука получилась. Он им свои диски отволок, ну те, на которых каким-то образом джазовые импровизации оказались. Скачали их на компьютер, переслали специалистам, те подтвердили — Армстронг. Только вот эти импровизации при жизни не исполнялись. Колек с одним янкесом быстро договорился, и они продали записи «Атлантик рекордз». Так что теперь наш Колек при больших деньгах.

— Везет ему в последнее время, — задумчиво сказал Гимаев. — Женщины сами на шею вешаются, деньги появились…

— Ненадолго, — успокоил его Якубович. — Там, где появляются женщины, деньги исчезают стремительно. Меня другое занимает. Устал я от безделья. Целыми днями совершенствуешь свое боевое мастерство и оттачиваешь приемы взаимодействия с подушкой. Уж лучше бы я на Север полетел!

— И все-таки я не понимаю, на хрена здесь военные? — задумчиво пробормотал Гимаев.

Он выглянул в окно. Рядом с базой застыла легкая десантная танкетка, выставив вверх короткий ствол пушки. По снежной целине куцым строем двигался отряд десантников в новеньких утепленных комбинезонах и куртках из чертовой кожи. Скупо и грозно поблескивали автоматы.

Где-то в стороне на одном из ледяных торосов виднелось темное пятнышко. Гимаев не поленился и сходил за биноклем. Как он и думал, на торосе стоял пингвин. Наблюдал за полярной базой и военными.

Гимаев вдруг подумал, что он впервые за последнюю неделю видит пингвина. После взрыва они куда-то попрятались. Не было их в окрестностях базы. И в отремонтированную церковь они не заходили.

Он еще раз посмотрел на пингвина в бинокль. Бинокль был хорошим и прекрасно увеличивал грузную птицу. При внимательном рассмотрении стало видно, что пингвин очень стар — даже перышки рядом с клювом были седыми. Вокруг лап птицы вилась поземка.

«И не холодно ему! — подумал Гимаев. — Даже не скажешь, что дитя юга».

Вошедший в комнату начальник полярной экспедиции Быков долго и подозрительно разглядывал сидящих в комнате маленькими красными глазами. Сейчас он походил на сивуча в брачный период: скажи ему что-то не то — затопчет.

— Делать вам нечего! — буркнул он. — С жиру беситесь.

— С безделья, командир, — поправил его Гимаев. — А что делать? Военные кругом, шагу ступить не дают. Этого не трогай, того не касайся, а к этому и вовсе не подходи.

— Сегодня как раз наоборот, — помаргивая, сообщил Быков. — Кончился пост. Разрешили разговеться.

— Дали добро на работу у кратера? — обрадованно поинтересовался Якубович.

— Ну так далеко их доброта не распространяется, — туманно сказал Быков, — а вот продолжить исследования на массиве Мередит нам разрешили.

— Ничего себе, — подал с постели голос Сударушкин. — В горах Принса-Чарльза? Это же у черта на куличках. И потом, это же по леднику Ламберта добираться придется, а там сейчас трещин полно. Ухнет в нее «харьковчанка», вот и получится — вместе ехали, вместе приехали.

— Тебе-то что? — Быков потянулся во весь свой огромный рост. — Тебе туда не ехать, тебе здесь иностранных цыпочек ублажать.

Сударушкин зарделся.

— Я уже вообще давно орден Дружбы народов заработал, — ни к кому персонально не обращаясь, сказал он. — Только представление писать некому. А вам завидно, что бабы ко мне липнут.

— Француженка еще ничего, — глубокомысленно заметил Якубович. — А вот американка… чистый крокодил, — и, подумав, добавил: — В юбке.

Гимаев добросовестно пытался представить себе крокодила в юбке, выходило нечто вроде мультипликационного героя — зубастого и забавного.

Видимо, Быков попытался сделать то же.