Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Теперь представьте себе происходящее — в заснеженных торосах гудят несколько вездеходов, в которые сноровисто прыгают с воплями «Go! Go!» бравые американские спецназовцы. Рядом топорщат в небеса тонкие стволы пушек десантные машины огневой поддержки. Нервно покуривает генерал Макклейн. Рядом стоит мрачный полковник Вудсон. Понятное дело, почему он мрачен. Боевые операции затевают генералы, а расхлебываются за их конечный результат подчиненные полковники. Хорошо еще, что полковник не знает о радиограмме из Вашингтона, в противном случае он выглядел бы куда скучнее.

Весело пританцовывает на хрустящем, как накрахмаленная простыня, снегу русский генерал Гамов. О радиограмме он знает, она перехвачена сразу же, поэтому Гамов отлично понимает, что Крепкий Орешек нарывается на крупные неприятности. Но Гамову на это наплевать, более того, он немножечко рад происходящему. Два генерала с трудом уживаются в одном генштабе и едва терпят друг друга на одном материке. А с чего, как вы думали, начинаются войны? С этой самой неуживчивости и оружия под рукой. Для наглядности можем произвести простой эксперимент — возьмем двух генералов, отправим их на пенсию и поселим в коммунальной квартире. Да им именного оружия не надо, через полмесяца один другого обеденной вилкой заколет!

И все-таки русский генерал старался быть объективным.

— Может, не стоит? Ты, Джон, сильно рискуешь, — сказал он. — Я тебя понимаю, но они еще и российские граждане. Пусть их по дипломатическим каналам выручают.

— Знаю я этих дипломатов, — мрачно сказал генерал. — Полгода ноту писать будут и даже не подумают, есть ли у пингвинов кому ее читать.

— Ну, как знаешь, — сказал Гамов. — А я давно уяснил, что инициатива наказуема. Пойду, посмотрю, что там спутники показывают. Держись на связи, вдруг что интересное для тебя будет.

Маленькая армия выступила в поход.

Генерал Гамов проводил ее взглядом, потоптался у входа в домик и с радостью нырнул в тепло. Полюс он и есть полюс — здесь даже лето морозом дышит. В таких условиях только пингвинам и воевать.

— Нет, братила, — с нервным смешком сказал Жора Хилькевич. — Дисциплинка у них! Стоят, как в армии. Серьезно. Им только на парадах выступать, если бы лапы тянуть до нужной высоты могли. Но ведь не получится у них парадного шага, мамой клянусь!

— А ты что, служил? — без особого энтузиазма поинтересовался Илья Константинович.

— Нет, рассказывали! — огрызнулся Жорик. — Да я, если хочешь знать, два года в морской пехоте потом обливался. В конце службы чуть медаль за освобождение Калининграда не получил. — Освобождение от кого? — удивился Русской.

— От ментов. Столько их там было, прямо в глазах серело, как в увольнение пойдешь… Слышь, Константиныч, а какого хрена они здесь собрались? — Ты меня спрашиваешь? — удивился Русской. — Ты их спрашивай!

Они находились в огромной пещере, освещенной странным светом — словно люминесцентные лампы горели где-то вверху. Большая часть пингвинов разного размера ровными рядами стояла в одной половине пещеры, на противоположной стороне располагалось десятка два пингвинов с желтыми хохолками на головах. В отличие от других, они стояли не по ранжиру, отчего желтые хохолки образовывали на расстоянии причудливую извилистую линию. Внимание остальных пингвинов было приковано к сородичам, стоящим на противоположном краю пещеры. Крайний пингвин вдруг нервно вздернул свой хохолок. Толпа пингвинов взорвалась восторженным клекотом. Движение первого пингвина повторил второй — но уже в середине строя. В последующие минуты хохолки пингвинов взметались то тут, то там, пингвины вскидывали хохолки поодиночке, попарно, небольшими группами, а иногда все вместе — причем очень синхронно и слаженно. Остальные пингвины, наблюдавшие за сородичами, восторженно кричали. Особой красоты в этих криках не было, но приходилось терпеть.

— Братила, — потрясенно сказал Хилькевич. — Знаешь, что это? Это же концерт! Точно, это концерт! А эти, что у стеночки, — самые настоящие артисты!

Большим специалистом по пингвинам Хилькевич не был, а потому не знал, что видит так называемых золотоволосых пингвинов Eudyptes chrysolophus , но главное он угадал — это были артисты.

— Какие артисты? — презрительно сказал Русской. — Встали у стены и хохолками машут!

— Не скажи, братила. — задумчиво отозвался Жора. — Что-то в этом есть. Ты наш балет посмотри ихними глазами — дядьки в черном трико полуголых девок по сцене таскают. Пойди, объясни пингвинам, что это язык жестов. Я сам на балет три раза ходил и честно тебе, Илюша, скажу — уснул бы от скуки. Но там такая цыпочка по сцене прыгала! Фамилия ей — Волочкова.

— Приматам никогда не понять высокого искусства ластокрылов, — скрипуче сказал пингвин-конвоир, стоящий за их спинами. — Впрочем, что взять от примитивных существ, которые не способны полагаться даже на собственные лапы!

Жора Хилькевич помолчал, потом задумчиво спросил:

— Птица моя ясная, ты мне скажи, чего они хохолками дергали?

— Это вы лапами дергаете, — возмущенно сказал пингвин. — А они композицию исполняли — «Освобождение Антарктиды от приматов».

— Как же, — хмыкнул Жорик, — освободитесь вы, ждите! Если уж хомо сапиенс куда пришел, его оттуда не выкуришь! Ласты коротки!

— Жизнь покажет, — сказал пингвин. — Нельзя смотреть на мир из яйца.

В мире идут постоянные споры о том, что было раньше — яйцо или курица.

Спор этот глубоко философский — обе теории имеют своих сторонников и, естественно, противников. Одни ехидно замечают, что если не было яйца, то откуда же взялась курица? Естественно, все сводится к божественному провидению и сотворению мира в недельный срок. Вторые склоняются к тому, что прежде было яйцо. Но откуда же взялось яйцо, если не было курицы? Кто же снес это самое яйцо? Никакого божественного промысла, говорят сторонники второй теории. Обычные биологические законы. Мутация. Под влиянием различных природных факторов неправильное млекопитающее или какой-нибудь другой предок этой самой курицы обзавелся яйцекладом и, используя избыток кальция в организме, снес яйцо, обеспечив скорлупой надежную защиту потомства. А зачем? — спрашивают первые. Вынашивать ребенка в себе надежнее. Кто вам это сказал? Вы ходили хоть раз беременным? Во-первых, тяжело. Во-вторых, труднее спасаться от естественных врагов. А яйцо отложил — и все дела. При нужде можно даже покинуть гнездо и спастись самому. Потеряв зародыш, сохранишь жизнь для будущего размножения. Выгодно? Удобно? Выгодно-то выгодно, удобно-то удобно. Только скажите, если это так хорошо, то почему все иные виды не перешли на подобный путь размножения? Но рассмотрим эту же самую теорию с участием пингвинов. Зачем пингвину нести яйца? Удобнее растить будущее потомство внутри себя, а не высиживать из яйца. Высиживать яйцо холодно, естественные враги рядом, да еще свой брат пингвин норовит выхватить яйцо прямо из лап — чуть зазеваешься, яйца нет, некого высиживать. И тогда получается, что предки пингвинов были теплолюбивыми существами и жили в краях, где тепло, светло и хорошо. И только непонятный фактор заставил их удалиться во льды и в снега, нарастить на теле жирок и научиться нырять на семидесятиметровую глубину, чтобы обрести хлеб свой насущный в виде криля и рыбки мерлузы. И что это, спрашивается, за фактор? Ну конечно же это человек. Примат, научившийся мыслить и создавать орудия труда. Он и вытеснил пингвина в холодные края. Выходит, человек — естественный враг пингвина. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Там, где один вид фауны начинает вытеснять другой, возможно всего два варианта — война или тайный геноцид.