Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Печальная сказочка, — сказал Илья Константинович. — Философская.

— Не, ну все правильно, — вздохнул Жора. — Со мной такое не раз бывало. Иной раз думаешь, все, вот оно, поймал удачу за хвост. А потом оказывается, хрен тебе, только ликовал напрасно. Я, когда первые бабки отбил и кредитной карточкой в «Банк оф Нью-Йорк» обзавелся, думал — предел, сбылись, Жорик, мечты идиота! Пройду по Рио-де-Жанейро в белых штанах! Ну прошелся. И что? Да ничего особенного. Ну мулатки ништячные, ну в кабаке можно местную хавку заказать. Так ведь у человека все органы по одному экземпляру. Всех мулаток не подгребешь, в два горла пить не будешь, даже за столом без мезим-форте нормально не посидишь!

— Ты не о том. Жорик, — сказал Русской. — Ты все спутал.

— Не понял? — Хилькевич посмотрел на товарища.

— Ты спутал идеал с эталоном, — объяснил тот.

— А в чем разница? — удивился Жора.

— Ну, понимаешь, идеал — это недостижимая мечта. А эталон — образец для подражания. У тебя образцов перед глазами было завались. А идеалов не было. Ну не запомнились они тебе в школьной суматохе. А потом и вовсе забылись — время такое пошло, к дележке обязательно следовало поспеть, чтобы в дураках не оказаться.

— Не гони, — неуверенно сказал Хилькевич.

Не сговариваясь, оба посмотрели на пингвина. Лысый пингвин стоял с открытым клювом. Заметив, что люди за ним наблюдают, он раздраженно щелкнул клювом и смущенно поискал в перьях.

— Ты смотри, — скрипуче сказал он. — Примат, а понимает!

Вот так и бывает — живем тихо, спокойно, размеренно. Никого не трогаем, никого не обижаем. И вдруг — на тебе! — опять виток эволюции, и тебе говорят, что пришло время уступить место более совершенному виду. Думаете, динозаврам не обидно было? Особенно тираннозаврам Рексам. Но вымерли. Вроде бы все у них нормально было — пасть, что ковш экскаватора, каждый шаг метров восемь-десять, бегать, чтобы дичь догнать, не надо было. Опять же — руки были. Пусть маленькие, пусть не слишком развитые, но — руки. А стать какая? А рост? А мышцы? И неприхотливы они были — им что собрата по виду есть, что млекопитающего, которого, если по совести, они даже за дичь не считали. Ну какая это дичь — немножечко плоти и целая куча костей? Только для того, чтобы баланс кальция поддерживать, и ели их. И вот наступил момент, когда венцу творения природы в виде тираннозавра пришлось уйти с исторической сцены, а место их заняли те самые млекопитающие, которых венец природы ранее в упор не видел — так, копошатся там какие-то постоянно мерзнущие уроды с красной кровью.

А эти уроды вдруг размножились, весь мир захватили. Мало того, диктовать всем условия начали. Но ведь если однажды властители мира сменились, они могут смениться еще раз?

— Что? — Сударушкин захохотал. — Не смеши меня! Эти яйцеклювы? Никогда они не заменят человека, ни-ког-да! Где у них техника? А без техники прогресса не может быть. Без техники любое существо перед природой будет бессильно.

— Разве? — Гимаев невозмутимо покачал головой. — А мне кажется, что жить в гармонии с природой можно только без техники. И это подтверждается всей историей планеты. И потом, кто сказал, что технический прогресс — это не ошибка в развитии? Возможно, мы все жили бы лучше, если бы не слишком отдалялись от природы.

Разговор этот происходил в самолете.

После неудачи генерала Макклейна ученые эвакуировались из Антарктиды. Самого генерала увезли в приступе белой горячки, и его место занял мрачный и осторожный полковник Вудсон. Генерал Гамов провожал товарища по оружию и долго махал вслед улетающему самолету рукой. Судя по тому, что этой рукой он сжимал полупустую бутылку виски, легко можно было догадаться, что и русский генерал в Антарктиде долго не задержится. За Сударушкиным прилетел зафрахтованный самолет, визы и необходимые документы уже были оформлены. Богатым людям доступно многое, супербогатым разрешено почти все. Сударушкин летел с Полиной Линьер и Дафной Меддоуз, кроме того, он уговорил Гимаева сопровождать его в путешествии в Штаты, соблазнив возможностью сыграть в казино Лас-Вегаса. «Проверим твою удачу, — сказал Сударушкин. — Вдруг выиграешь. Деньги лишними не бывают». В удачу Гимаев особенно не верил, но попробовать хотелось. Чем черт не шутит. Кроме того, отдохнуть на халяву на пляжах Флориды и Калифорнии изъявили желание Якубович с Хоменко. «Предатели, — мрачно констатировал начальник комплексной антарктической экспедиции Быков. — Ну и катитесь. Лично я отправлюсь на Родину». — «И зря, — сказал Сударушкин. — Когда еще такая возможность подвернется!» — «Крокодила своего во флоридские болота не забудь выпустить», — напутствовал его Быков.

И вот теперь Якубович и Хоменко, устроившись в уютных креслах «Цессны», с удовольствием слушали спор товарищей. Дафна и Полина на спорщиков не обращали внимания; склонившись над столиками и покусывая кончики ручек, они составляли списки того, что им нужно в первую очередь купить после посадки самолета. Список Полины насчитывал двенадцать пунктов, практичная американка уже дошла до двадцать третьего.

— Возьмем, к примеру, дельфинов, — сказал Гимаев. — Существа, конечно, крайне любопытные, не зря о них столько написано. И язык у них имеется, и сообразительностью отличаются. Даже замечено, что они обладают чувством юмора. Их доктор Лилли изучал и пришел к выводу, что дельфин по своему развитию ничем не отличается от человека. Только человек живет на суше, а дельфин — в воде. И у человека есть руки, а у дельфина их нет.

О дельфинах Гимаев знал немного — что-то вычитал, что-то сам видел, а остальное ему рассказали. Представлялась ему удивительная картина — несутся дельфины в океанском просторе, а над ними колышется граница поверхности, отделяющая воду от воздуха. Медузы расправляют щупальца, стаи рыбы плывут. Спрашивается, зачем дельфину руки, если ему пасти хватает? Охотятся они сообща, причем строго распределяют свои роли: одни выступают загонщиками, другие — охотниками, а потом меняются. Детей своих любят и оберегают. Товарищей по популяции не бросают. Нередки случаи, когда дельфины оказывают помощь людям, оказавшимся в воде после морской катастрофы. Много разговаривают между собой. Видят звезды. Любят играть.

— Это еще ни о чем не говорит, — надменно сказал Сударушкин. — Медведи тоже любят играть, сам видел в Сибири, как один из них на расщепленной березке наигрывал. Оттянет щепу и отпустит, а березка — вж-жимм! Что же теперь, медведей разумными считать?

— А по мне, — сказал Гимаев, — только животных и можно считать разумными. А люди — это идиоты, сбившиеся с правильного пути. Ты пойми, животное никогда не убивает для удовольствия, оно убивает лишь для того, чтобы утолить свой голод. А люди? Палят почем зря!