Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Вот интересно, много бы осталось охотников, если бы зайцы из пистолетов отстреливались, а утки с гусями гранаты сверху кидали? Думаю, хрен бы кого тогда на охоту заманить можно было! Животное среду обитания не загаживает, ну разве только если у него понос откроется. А человек? Да его за одни только гидроэлектростанции расстрелять следует. Танкеры нефтяные океан так поганят, никому не угнаться. Да ты сам вспомни, по Питеру спокойно пройти нельзя — на остановках мусор, в подъездах шприцы… — он махнул рукой и закончил: — Посмотрела на нас мать-природа и решила создать страховочный вариант, пока мы друг друга не поубивали.

— Это пингвинов-то? — обидно засмеялся Сударушкин. — Ну, Гимаев, ты даешь! Не ждал от тебя таких глупостей.

— А что пингвины? — вздохнул Гимаев. — Самые идеальные условия. Антарктиду еще не загадили, можно сказать, условия близкие к стерильным. Пингвин — существо непорченое. Опять же — озоновая дыра, влияние космоса. Условия прямо для нового вида.

— Ну, — задумчиво сказал Сударушкин, — что-то в этом есть. Озоновая дыра — это конечно. Опять расширяется, зараза! Но техника. Где техника? Без технического прогресса я разумное существо себе представить не могу. Хоть убей!

Они замолчали.

Женщины что-то горячо обсуждали между собой. Философские проблемы, связанные с Южным континентом, их совершенно не волновали. Хоменко читал огромный иллюстрированный журнал с красоткой на обложке. Красотка была снята до пояса, поэтому казалось, что ноги Хоменко, обтянутые спортивными брюками, принадлежат именно ей.

Якубович глазел в иллюминатор.

— Красота какая, — сказал он и повернулся к товарищам. — «Ручки зябнуть, ножки зябнуть, не пора ли нам дерябнуть»… Коля, а в этой воздушной лайбе есть что вмазать?

— А то, — гордо сказал Сударушкин. — Нажми на кнопку с правой стороны, к тебе стюард подойдет.

— Ну, американцы, — вздохнул Якубович и нажал кнопку. — Все у них не как у людей. Стюардов завели вместо нормальных стюардесс. Небось, какой-нибудь стопроцентный американец со стальными яйцами?

И в это время Хоменко закричал:

— Нет, вы только посмотрите!

Чуть ниже левого крыла «Цессны», почти не работая крыльями, парили два альбатроса. Ничего необычного в этом не было, но только на первый взгляд. В клювах альбатросы держали нечто вроде шеста, на котором висело несколько пушистых коконов.

— Да в них пингвины! — ахнул Якубович.

Гимаев победно оглядел Сударушкина и ухмыльнулся.

— А ты говоришь — техника! — язвительно сказал он.

Говоря о цивилизации, мы всегда имеем в виду ее человеческое понимание.

Что ж, если мы считаем себя венцом творения, иначе и быть не может. Каждый разумный вид тянет одеяло на себя. Поэтому мы не слишком внимательны к собратьям по планете!

Цивилизация пингвинов, так неожиданно пришедшая в наш мир, оставалась загадкой для человеческого сообщества. Что, собственно, выяснилось с момента контакта? Птицы заговорили по-английски. Но для чего? Да чтобы высказать свои политические требования и предъявить претензии мировому сообществу. Ничего необычного в этом не было. Все претензии в мировом сообществе выражаются именно на английском языке, такова международная практика. И тому, что пингвины вдруг заговорили, тоже удивляться не приходилось. Если вас столетиями добывать для рыбьего жира и ворвани, вы бы тоже взвыли. И именно на языке своих мучителей. Чтобы они поняли — нельзя с жертвами так обращаться.

Еще стало известно, что в Антарктиде имеется свой центр. Где-то в подземельях. Выяснилось, что пингвины воинственны и имеют взрывчатку. Последние события могли в этом убедить даже Фому Неверующего, во многих зоопарках еще не убрали обломки. Известно стало, что пингвины поклоняются святому яйцу. Стало быть, с верой у них тоже все обстояло нормально. Но вот как они живут, как складываются отношения в пингвиньем сообществе, их идеалы и мечты — все это мировому содружеству оставалось неизвестным. Поэтому и признавать пингвинов за разумных существ никто не торопился. Боялись создать прецедент. А то ведь как получится? А ну как коровы и овцы свой голос подадут? Это что, прощай животноводство?! Прощай, сырокопченая колбаса, сервелаты, отбивная из телятины, кровоточащие дымящиеся бифштексы, котлеты, пельмени, шашлыки, бешбармаки и чанахи, беляши и пирожки с мясом? Разве могло мировое сообщество с этим смириться? Вообще, вся эта история выглядела крайне подозрительно. Вы сами посудите, вот, например, — человек. Существует он тысячелетия. А что в нем за это время изменилось? Да ничего не изменилось, разве что более хилым стал, нюх потерял и зрение стало таким, что каждый третий теперь в очках, а каждых десятый — с контактными линзами. Но никаких следов назревающего эволюционного скачка. И остальной мир остается прежним — дубы на юг не кочуют, пшеница и рожь не говорят, свиньи летать не умеют. Получается, что эволюция на Земле либо замерла, либо это такой длительный процесс, что ждать его окончания устанешь. И тут два выхода — или поверить в то, что эволюция вида идет целые геологические эпохи, либо признать, что все мы творения Божьи, которым однажды сказано было: плодитесь и размножайтесь! А указаний об изменении не поступало. В том и в другом случае внезапная эволюция пингвинов выглядела крайне подозрительно. Если эволюция — процесс длительный, то с чего это так неожиданно они вдруг заговорили? Да еще на английском языке! А если все мы творения Божьи, то откуда у пингвинов появился разум? Ведь только одно существо Бог и слепил по своему образу и подобию — человека. А если точнее говорить — мужчину, ведь женщину он уже творил, как известно, из его ребра. Но если пингвины тоже разумны, следовательно, являются венцом творения Божьего, то сразу же возникает щекотливый вопрос — кто слеплен по Его подобию и кто этому подобию не отвечает?

Люди с недоверием относятся к любой истории о животных, если там есть хоть маленькое подозрение на разумность ее героев. Расскажи кому, что коровы на мясокомбинате плачут, когда их ведут на убой, — скривятся недоверчиво. Сообщи, что кошка дружит с собакой, — согласятся, но тут же присовокупят, что все это лишь инстинкт и не более. Любую историю подобного рода люди пробуют на зуб недоверия.

С пингвинами пришлось принимать историю на веру — ведь рассказали ее сами пингвины, и не просто рассказали, а во весь голос и на весь мир заявили о себе.

Мало того, они еще потребовали принять их в Организацию Объединенных Наций Земли.

— Опять рыба! — с тоской сказал Илья Константинович Русской.

Перед ними на большом плоском камне, который служил нашим пленником столом, лежала крупная макрель. Выглядела она на редкость красиво, но восторга у наших героев не вызвала. Тот, кто хоть неделю сидел на сырой и несоленой рыбке, поймет героев и посочувствует им, остальные могут принять эти слова на веру, но если попадутся недоверчивые — милости просим, базар в каждом городе есть, а хороший сазан немногим отличается от макрели, даже немного жирнее будет.