Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Что касается влюбленных, то их Буреев вообще не трогал. Что им, в Соловьиную рощу плестись, пьяными и молчаливыми соловьями там любоваться?

Вот к нему Земляков и обратился по поводу предстоящего печального мероприятия. Буреев потер гладко выбритый подбородок, на секунду задумался и спросил:

— А постановление будет?

— Миленка печатает, — сказал Земляков.

— Ах, Миленка, — с непонятной интонацией произнес Буреев и похлопал участкового по погону с одинокой маленькой звездочкой. — Какие дела, дядя Вова? Главное, чтобы печать была, а нашей фирме все едино — что закапывать, что откапывать.

И осторожно поинтересовался:

— А правда говорят, что вы вчера второе тело Иванкина нашли?

Вот так и рождаются нездоровые сенсации! Земляков неопределенно пошевелил пальцами, грустно глядя на короткий ежик волос Буреева.

— Понимаешь, Сергеич, — сказал он. — Вообще-то это вопрос деликатный, до окончания следствия о нем и распространяться нельзя. Туманное это дело. С одной стороны, вроде что-то такое нашли, а с другой стороны, теперь вообще непонятно, кто там был в лаборатории, может, и не Иванкин вовсе. Но я тебе это не говорил, а ты меня не слышал. Тут и так скоро ФСБ налетит, большое начальство ожидается. Порвут на портянки, если что.

Буреев понимающе закивал.

— Будь уверен, — сказал он. — Только я бы на твоем месте не начальства, а журналистов боялся. Не дай бог, пронюхают! Задолбают!

А уж я-то помолчу, мне оно надо, к своему кладбищу внимание привлекать? Тебя, если что, выгонят и с концами, а меня ведь и посадить могут!

— А есть за что? — удивился Земляков.

Валентин Сергеевич Буреев не особенно и смутился от прямо поставленного вопроса.

— Дорогой мой лейтенант, — печально вздохнул он, не без лукавого умысла повышая участкового в звании. — Не зря же говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Не себя боюсь, чужого языка да завистливого глаза всю жизнь опасаться приходится.

Когда Владимир Земляков служил в армии, в их роте был старшина. Тот любил повторять: «Не верь тому, кто придуривается и через это к себе жалость пытается вызвать. У таких людей рот шире, чем у других, устроен». Помнится, однажды один «дед» попытался за столом кашу с тушенкой поделить не поровну, а по справедливости, как он ее понимал. Старшина, заметивший это, решительно и жестоко надел ему бачок с кашей на голову. Остались голодными все, но в одинаковой степени. Вот как старшина понимал социальную справедливость! Потому и определенный смысл в его словах легко было найти.

И совсем уж Земляков хотел сказать кладбищенскому мэру что-то язвительное, но тут Буреев пригласил его отведать, чем Бог послал. В этот день Бог послал Бурееву в зал для торжественных поминаний бутылочку «Ржаной очищенной», причем стояла она у Вседержателя нашего в астральном холодильнике и сейчас обливалась капельками ледяного пота. К ней Господь присовокупил большую курочку-гриль с дымящейся коричневой корочкой, разнообразные корейские салаты, бутылочку пепси-колы, и язвительные слова сами собой застряли где-то внутри участкового. И это еще раз подтверждает нехитрую истину, что миром правит не разум, а уж тем более не сердце. Миром правит желудок. А как говорится: «руку дающего…» Короче, ее даже бродячий кобель не кусает!

Но все это служило приятной приправой к неприятной новости, которая ожидала участкового Землякова и следователя прокуратуры Ружич на следующий день. Землекопы сноровисто выбросили из могилы еще не слежавшуюся и потому податливую лопате землю, достали гроб с первыми останками Иванкина. Приданный им в помощь Сашко Данильченко лениво поднялся и заснял процесс извлечения гроба из могилы. Гроб со вторыми останками стоял в стороне в ожидании захоронения, и рядом с ним, соблюдая приличия, безудержно рыдала вдова, которую утешал Возген Гексенович Варданян. Милена Ружич заранее сморщилась и прижала к точеному носику кружевной платочек. Сашко Данильченко курил чуть в стороне. Рядом с ним, поигрывая знаменитой клюкой, сидел юродивый Мишанька, без которого не проходило ни одно серьезное кладбищенское мероприятие.

Могильщики, которые одновременно выступали и понятыми, вопросительно глянули на Землякова.

— Валяйте! — кивнул тот.

Заскрипели гвозди, выдираемые специально припасенным гвоздодером. Ахнула вдова. Медленно, словно открывая двери в ад, землекопы подняли крышку гроба.

Гроб был пуст. На дне его валялось смятое покрывало, подушечка и тренировочный костюм, в который сердобольные работники морга нарядили обгорелое тело, чтобы не смущало оно своим видом тех, кому положено было его увидеть.

Вдова закричала и стала медленно оседать в объятиях Возгена Гексеновича.

— И тут не без греха, — злорадно прокомментировал происходящее торговый работник.

Нет ничего более успокаивающего и примиряющего тебя с действительностью, чем недостойные проступки других.

— Истина возникнет из земли, и правда приникнет с небес, — непонятно объяснил заглянувший в гроб юродивый.

Глаза у Милены Ружич стали совсем круглыми. Она даже платочек на недописанный протокол положила.

— А как же пробы на ДНК? — тихо спросила она. — Что я прокурору скажу?

Земляков попытался представить, что он скажет подполковнику Кружилину. Ничего особенного в голову не лезло, а вот ответы подполковника Владимир представлял себе более чем живо. Матерился подполковник совсем не по Далю, живым разговорным языком пользовался.

— Дела, — грустно сказал участковый Земляков.

А Сашко Данильченко дважды полыхнул вспышкой фотоаппарата, делая снимки пустого гроба. Одно слово — эксперт. Работа у него такая — пить воду Времени из реки по имени Факт.

Прокурор жил в Америке.

Нет, он не разгуливал по Брайтон-Бич, не читал утренние газеты на Манхеттене и не корешился с разными деловыми людьми с Уолл-стрита. Америкой назывался маленький поселок, можно сказать пригород Кулибинска. Почему его так назвали, а главное, когда, так и не удалось установить даже усилиями областных краеведов. Ясно было только, что название это поселок получил еще до революции. После победы революции жизнь в поселке Америка обрела особый смысл. Забавно было читать сообщения селькоров о том, что «хорошо потрудились на своих нивах американцы. Собрали хороший урожай, который не стыдно и за границей показать». И первый колхоз в Кулибинском районе создали тоже американцы. Только именовался он в те времена сельхозартелью имени товарища Бебеля. Первыми в области, а может, и в стране, американцы занялись выращиванием и промышленным ловом рыбы в двух прудах, расположенных рядом. Немало этому способствовало, что в Америке с незапамятных времен жило несколько немецких семей, отличавшихся чисто национальным подходом к труду и бережливостью во всем. Даже раскулачивания здесь не было, потому что в этом случае раскулачить пришлось бы всех. Врагов народа здесь тоже не выявлялось, ведь колонисты, жившие в поселке, отличались замкнутостью и привычкой держать язык за зубами. Даже хитроумным избачам здесь никого не удалось разговорить. Надо сказать, что это вызывало определенное недовольство компетентных органов. В первые месяцы войны неутомимое НКВД везде искало шпионов и решило проверить американских немцев на лояльность. Для этого в район поселка был сброшен липовый немецкий десант из числа проверенных работников НКВД. Десант этот, прячущийся в лесополосе, заметил местный старшеклассник Женька Кулькин. Он доложил об этом руководству сельхозартели, работники ее вооружились вилами и двустволками и в самые кратчайшие сроки жители поселка, пользуясь крестьянской смекалкой и сообразительностью, десант повязали. При этом некоторым десантникам причинили определенные телесные повреждения, а в результате весь отряд во главе с задумавшим эту провокацию ответственным работником НКВД отправили на фронт учиться военному делу настоящим образом. После этого героического поступка жители Америки ничем особенным себя не проявляли до второй половины пятидесятых годов, оставаясь рядовыми гражданами Страны Советов. Заговорили о них лишь с приходом к власти Никиты Сергеевича Хрущева. Тот начал насаждать везде выращивание кукурузы, но когда партийные уполномоченные добрались до Америки, оказалось, что на американских полях кукуруза произрастала с дореволюционных времен. Это и породило исторический анекдот о том, что идея выращивать кукурузу у Никиты Сергеевич родилась при посещении Америки, а самого именитого кукурузовода в Кулибинском районе именовали не иначе как Кукурузвельтом. С изменением экономического курса в стране именно поселок Америка дал области первых передовиков капиталистического труда. Америка, ставшая символом зажиточности и богатства, стала поселком, где нарождающаяся городская экономическая элита стала строить особняки. У прокурора особняк был простенький, в два с половиной этажа и зимним садом наверху. Любил прокурор в часы досуга сидеть под развесистым лимонным деревом и читать. Всем знакомым он говорил, что набирается мудрости у Монтеня, задумывается о хитроумных построениях Борхеса и Умберто Эко, но на деле круг прокурорского чтения был совсем иным — он читал Фридриха Незнанского и Эдуарда Тополя, которые в своих романах разоблачали деяния сильных мира сего. На фоне этих деяний проступки самого прокурора казались незначительными, как, скажем, драка в детском саду. Это успокаивало и настраивало на хороший лад. Дети прокурора выросли и разлетелись из отцовского гнезда кто куда. Старший сын окончил МГИМО и работал вторым секретарем в нашем посольстве в одном из африканских государств — не то в Уганде, не то в Коста-Рике. Дочь вышла замуж за араба и поэтому жила в Ливии. Младший сын пока еще расправлял крылья — он окончил Саратовский юридический институт и теперь выбирал между аспирантурой в том же институте и должностью прокурора в одном из районов Тамбовской области. Прокурор детей не баловал, всегда учил, что начинать надо с самых низов и не бояться черновой работы. Тогда и вырастешь человеком и прекрасным специалистом.