Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— И к чему это все? — Земляков торопливо положил пирожок обратно, словно атомы, составляющие его, и в самом деле уже изменили свою конфигурацию. — Мудрено изъясняетесь, Бонифатий Савельевич, только боюсь, что недоказуемо это все.

— Вы же не математик, Володинька, — вздохнул эксперт. — А на пальцах объяснять я плохо умею. Я это к тому, что предположение у меня насчет инженера Иванкина имеется. Если законы сохранения верны, то, строго говоря, и смерти нет. Информационное состояние материального тела может измениться в результате внешнего воздействия, но есть чистая информация, накопленная человеком в процессе жизни. Она не может исчезнуть бесследно.

— Душа? — наугад спросил Земляков.

— Вот-вот, — обрадовался собеседник. — Вы уже улавливаете суть, Володинька! Но это не просто душа, в примитивном религиозном понятии этого слова, это объем информации, накопленный в процессе жизни, причем информация здесь сохраняется сразу в нескольких вариантах, в зависимости от рецепторов, которыми она была снята. Информация, разумеется. Глупо думать, что она исчезает с угасанием биологического тела. Был в семидесятые годы один доктор в СССР, не помню его фамилии, но занимался он в основном с людьми, которые злоупотребляли, — Угрюмов звонко и умело щелкнул себя по кадыку. — И сильно злоупотребляли, Володинька, так сказать, всегда были анимис опибусквэ парати, так сказать, готовы душой к действию. Ну и допивались, конечно, до клиники. Так вот этот доктор доказал, что мысленные образы, которые образуются в голове человека, в какой-то мере материальны, то есть в какой-то момент начинают существовать вне сознания больного. Времена были тяжкие, обвинили его в разных идеальных ересях, третировали, конечно. Но факт остается фактом, как бы его ни интерпретировали!

— А из этого вытекает… — начал Земляков.

— Правильно! — воскликнул эксперт. — Из этого вытекает, что существует среда, которая поддерживает существование чисто информационных форм. И это тоже практически доказано. Берет доктор Кань Чжу зародыш курицы и начинает ее облучать заранее записанными биотоками растущей утки. И что же он получает в специальном инкубаторе? Утку? Курицу? Нет, Володинька, он получает гибридное существо, потому что информация, искусственно вносимая в зародыш и которую впоследствии получает птенец, не соответствует сложившемуся ядерно-молекулярному стереотипу. Понимаете? Существует чистая информация о виде, и эта информация воздействует на зародыш и птенца.

И еще одна странная штука. Одно время проводились жестокие и кровавые опыты, которые, по моему мнению, более близки к живодерству и вивисекции. У крольчихи брали кроликов и увозили их за сотни километров, а там убивали их разными способами. И что же? Крольчиха чувствовала смерть детенышей мгновенно. Каким образом ей передавалась информация об этом? Несомненно, должна существовать среда, которая позволяет мгновенно передать информацию о гибели крольчат.

— Но какое отношение это имеет к инженеру Иванкину? — не понял Земляков.

— Самое непосредственное, Володинька, самое непосредственное! Человеческий опыт хранится не только в учебниках и научных трудах, он порой сохраняется в мифах, да, да — в мифах! Что говорится о смерти? Считают, что после смерти девять дней душа, под которой я понимаю чистую информационную сущность, находится рядом с телом. Затем она осваивается с бесплотным, то есть информационным, состоянием и начинает посещать места, которые ей были дороги при жизни. И только после сорока дней информационная сущность исчезает. Но исчезает ли?

Размышления его вслух прервал обиженный шелест листвы под начавшимся дождем.

— Хороший знак! — довольно сказал Бонифатий Савельевич и долил себе чаю.

Зазвонил телефон. Угрюмов поднял трубку, послушал и сказал:

— Это вас, Володинька!

В трубке забился знакомый голос Бурыгина.

— Вовка! Слушай, Вован, я тут прикинул — этот Иванкин опыты по регенерации тела проводил! Ну, как у ящерицы — хватишь ее за хвост, она хвост откинет, а потом новый отращивает. Так и покойничек — не иначе за бессмертием охотился. Сам посуди, первый труп был обгорелым, а остальные как новенькие. Ферштеен, Вован? Как тебе гипотеза?

— Все хорошо, — сказал Земляков. — Только ты мне объясни, как покойники гроб покидают и из могилы вылазят?

— А это, Вован, уже детали, — небрежно сказал Бурыгин. — Главное, в основном разобраться, а в детали можно потом вникать.

— Ладно, — сказал Земляков. — Я подумаю. Ты извини, я сейчас занят. Кстати, а как ты меня нашел?

— А я дежурному позвонил, — сказал Бурыгин. — Он и сказал. А телефон мне на проходной дали. Там вахтер один работает, он у меня фильмы постоянно в прокате берет.

Земляков повесил трубку и насторожился. Снаружи послышались тяжелые чавкающие шаги, наружная дверь открылась, и в образовавшуюся широкую щель просунулась голова в тяжелом резиновом капюшоне.

— Ш-шли бы вы п-по домам, — недовольно сказал вахтер. — А то д-допрыгаетесь, как наш инженер. Вам-то в-все равно, а директору оп-пять неприятности!

— Иди к нам, — сказал Бонифатий Савельевич. — Чаю попьем!

Вахтер вошел, сбросил гремящий потемневший от дождя плащ.

— Х-хлеб да с-соль, — сказал он, присаживаясь к столу, и сразу же потянулся к тарелке с пирожками.

— Как там дождь? — поинтересовался Угрюмов. — Надолго?

— Об-бложной, — сказал вахтер, недоверчиво нюхая пирожок. — Н-не ко в-времени зарядил, только подсолнух собирать стали.

— Так я не понял насчет информации, — подал голос участковый Земляков.

— Потом, — недовольно сказал Бонифатий Савельевич. — Потом, Володинька. Попьем чайку и поговорим. А пока сатис вэрборум!

Это выражение Землякову было знакомо, он его в словаре, что взял в видеосалоне, встречал. «Довольно слов», — сказал Угрюмов, и Земляков покорно замолчал. Не хотел эксперт посвящать вахтера в свои потаенные мысли. Но это было его право.

— Н-нашли, кто п-покойного инженера из м-могилы все время выкапывает? — спросил вахтер.

Был он во все той же защитной гимнастерке с зелеными петлицами, на которых золотились топорики, только на этот раз на ворот гимнастерки был белый подворотничек подшит. Бокал с чаем вахтер держал двумя пальцами — большим и указательным, а мизинец с желтым длинным ногтем отставил в сторону.

— Ищем, — неопределенно сказал Земляков.

— П-плохо ищете, — заметил вахтер строго. — Общественность п-перебулгачили. Вчера опять любоп-пытствующие забор сломали, заваривать п-пришлось. М-митинги всякие. Р-распустился н-народ! Был бы жив Иосиф В-висарионович, он б-бы им пом-митинговал!

Он встал, подошел к стеклянной колбе, восхищенно окинул ее взглядом.