Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Приказы не обсуждаются, — напомнил Авруцкий. — Наверху решили, нам, значит, выполнять.

В двадцатые годы ему приходилось работать по наитию. Сейчас при нем были карты кладбищенских захоронений, на отдельных могилках чернели жирные уверенные крестики, над некоторыми стоял знак вопроса.

— Гляди, — удивился Скиба. — А это склеп того графа. Аж четыре крестика обозначено! С чего бы?

— Кляйнмихели были потомственным семейством упырей, — назидательно сказал Авруцкий. — Им яремные артерии еще в детстве надкусывали. Поэтому юные графья с самых малых лет не любили солнца, в салонах предпочитали появляться в ночное время и исключительно при свете свечей, а носили черные фрачные пары с шелковым кроваво-красным подбоем. Даже нижнее белье метили знаком, изображающим летучую мышь. И работали они всегда исключительно на немцев. Возможно, работают и сейчас.

— Каким же манером? Из гробов по ночам выбираются и людей на улицах пугают? — не удержался Дроздов. — А то рассказывали нам, были в Питере после революции «попрыгунчики». В саванах под видом покойников народ грабили. А взяли их — живее всех живых!

— Возможно, это они «зеленые цепочки» пускают. Потому и не находили диверсантов. Ему-то что? Увидел милиционера и лег на землю. Покойник же! Кто к нему приглядываться станет? Лежит мертвый, и пускай себе лежит. Милиционер мертвого от живого с первого взгляда определит.

— Это точно, — солидно подтвердил Дроздов.

— А здесь кто похоронен? — ткнул в угол карты Востриков.

Авруцкий вгляделся.

— А это выходцы из Боснии, — сказал он. — Старадиновы. Тоже еще та семейка, пожалуй, с нее мы завтра и начнем.

И он прочитал нам маленькую лекцию о вурдалаках.

Как вы уже поняли, вурдалаки — это живые мертвецы, встающие из могил, чтобы пить чужую кровушку. Сейчас про это много пишут. Особенно в разных «желтых» журналах. Говорят, на Балканах одно время целые деревни вурдалачьими были. Одного где-то прикусят, а он всю деревню перекусает. Аббат Огюстен Кальме, кажется еще в семнадцатом веке, в любопытном труде об этих тварях приводит жуткие примеры того, что творили в средневековой деревне вурдалаки. Германские императоры не раз назначали расследования случаев вампиризма. Проводились допросы свидетелей, разрывались могилы, извлекались трупы, налитые кровью, которые потом сжигали на площадях, проткнув им осиновым колом грудь. Сами понимаете, после таких разговоров, да еще на ночь, когда ложишься спать и точно знаешь, что завтра будешь заниматься весьма неприятной работой, сны нам всем снились соответствующие. Отец Федор даже кричал во сне.

А мне пришла в голову странная мысль. Такая, что жутко становилось, и высказывать ее никак нельзя было; страшная тайна, разрывала душу и сознание, ей хотелось с кем-то поделиться, но это было бы самым безумным поступком за всю мою жизнь. Ничего доброго это мне не сулило.

Гробы мы ставили в обширном подвале часовни.

Конечно, пришлось повозиться, пока мы его не освободили от разной церковной рухляди и потемневшей от времени утвари. Но между делом наш капитан нашел среди церковного барахла годовую подписку журналов «Божий мир». Только не думайте, что это был религиозный журнал. Это еще до революции выходил вполне светский журнал, в котором рассказывалось о мире, о народах, что мир населяли, в журнале печатались фантастические и приключенческие повести, а еще там печатались статьи эсдеков и эсеров, мне до сих пор думается, что журнал был создан именно для этого, а название было просто прикрытием от цензуры.

Раскопки велись по схеме, составленной Авруцким, и надо сказать, что все гробы, которые извлекались из склепов или просто из-под земли, были в превосходном состоянии. Заглядывать в них нам Авруцкий не позволял, да, честно говоря, мы к этому сами не стремились — малое удовольствие чужой прах разглядывать, а если к тому же речь и в самом деле шла о живых трупах, который Авруцкий со своим помощником называли кромалами, то любопытство могло оказаться и наказуемым.

Сам Авруцкий конечно же никогда не был вампиром.

Он был некромантом.

Понимаете, некромант, это профессионал, который подчиняет себе мертвое. Редкая человеческая способность, таких людей в средние века на кострах жгли. И думается мне, что жгли их за дело. Подчинять себе прах? Думается, это занятие само по себе предосудительное, нормальному человеку это ни к чему, нормальный человек в мир мертвых не лезет, ему там просто делать нечего. Как говорится, кесарю — кесарево, умершие уже никому в этом мире не принадлежат.

— Завтра закончим, — пообещал Авруцкий. — Тем более что мы план перевыполнили, вместо четырнадцати кромалов шестнадцать накопали. Только я вам, ребята, одно скажу: сразу же и забудьте, мы с вами не картошку копали. Такие страшные вещи лучше не помнить, и спокойнее и безопаснее будет. Начальство решало, что делать с теми, кто будет к этому делу причастен. Честно скажу, очень жесткие решения предлагались. Рассусоливать не буду, вы все не маленькие, сами догадаетесь. Я в свое время помотался. По указанию вождя в сороковом даже Хромого Старца потревожил.

— Кого-кого? — поинтересовался Скиба.

— Тамерлана, — почему-то шепотом сказал Авруцкий. — К войне готовились, ну, кто-то из историков и сообщил, что в могиле Великого Хромца воинственный дух войны заключен. Сразу же туда экспедицию от Академии наук направили. Ладно, ребята, заканчиваем этот разговор, вам лишние знания ни к чему, а мне и вспоминать тошно.

Он встал, прошелся по ставшему склепом подвалу, почти любовно похлопал ладонью по верхнему гробу. В подвале пахло тленом и свежей землей.

— Пока там догадаются серебро применить, — сказал Авруцкий, — эти ребятки там наворочают, никому мало не покажется.

Честно говоря, я даже представлять не хотел, на что упыри способны. Об упырях я в основном знал по повестушке Алексея Константиновича Толстого, она до войны печаталась в сборнике романтических повестей, хотя лично я в ней никакой романтики не увидел. Хороша романтика, когда тебя упыри по ночам гоняют! Я бы от такой романтики бежал сломя голову!

Только, сами знаете, человек предполагает, а располагают всегда где-то там, наверху.

Не знаю, что там, но чаще всего так оно и бываешь — целишь в лоб, а получаешь… Плохо все это кончилось. Я это заранее чувствовал, а отец Федор, так тот убежден был, что ничего хорошего из этой затеи выйти не может.

Тут, правда, москвич своего добавил. С какого-то дня начал ходить хмурый, сосредоточенный, все думал о чем-то. Он и в прежнем состоянии весельем и задором не отличался, а тут таким красавцем стал, прямо хоть в гроб его клади заместо наших клиентов. Я их сам не видел, но думаю, он не намного от них разнился.