Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Мы-то сами тогда в часовне жили, аккурат над подвальчиком этим страшненьким. Один раз выхожу из комнаты, которую мы под казарму приспособили, а этот самый Авруцкий стоит белый, как потолок выбеленный, глаза закатились — одни белки и рот темной ямой полуоткрыт.

Я его спрашиваю:

— Что с вами, товарищ старший майор? Вам плохо?

А он руками по стене шарит и бормочет:

— Здесь он, здесь… Чувствую я его. Только нащупать не могу! Душит он меня, лейтенант, душит, отожрался, падла, а «Аненэрбе»!

Оклемался немного, я ему плечо подставил, он дошел до нар, которые мы в комнатке сгондобили, спрашивает:

— Какой сегодня день?

— Четверг, говорю, двенадцатое число.

— А это, — говорит Авруцкий, — плохо, очень плохо. Ты даже не представляешь, лейтенант, как все плохо!

Я, понятное дело, ему под козырек, а сам капитана нашего нашел и все ему доложил. Капитан Скиба не первый день нами командовал, он-то хорошо знал, что лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть. Он сразу же о цинке с серебряными пулями, что нам когда-то по спецуказанию выдали, вспомнил. Мы ведь этих патронов совсем немного потратили — когда «черный мешок» в окружении встретили и когда обезвреживали монстра зубастого из артвооружения. По каждому случаю рапортами отсчитывались. Но тут случай был особый, тут-то мы уже знали, с чем дело имели, капитан и приказал нам всем по кругляшу серебром набить, да и обоймы к нашим ТТ этими пулями снарядить.

А ночью все и началось.

До сих пор вспоминать не хочется о том, что случилось.

Если бы не отец Федор, мы бы все в этой часовенке легли.

Где-то ближе к полуночи беспокойно спавший Авруцкий вдруг поднялся, с грохотом обрушив импровизированный стол, который мы соорудили из двух табуретов и широкой доски. Электричества давно не было, поэтому тьма окружала нас, пока Дворников не зажег лампу из гильзы авиационной пушки. Он ее как-то хитро усовершенствовал, поэтому она могла гореть почти всю ночь, при этом керосину расходовалось совсем мало.

Свет был тусклым, в мерцающих сполохах лампы лицо старшего майора казалось жутким, особенно впечатлял оскал — как у лишенного плоти черепа. На стене плясала его тень, не могу поклясться, но в том момент она показалась мне нечеловеческой. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Здесь он! — хрипло сказал Авруцкий. — Бегите, хлопцы! Бегите!

В первый момент его предложение показалось нам странным. К тому времени мы уже столько на своей шкуре испытали, в таких переделках побывали, что бежать непонятно от чего казалось нам унизительным и просто глупым. К тому же мы искренне полагали, что крестики, которыми нас в свое время настоятельно снабдил отец Федор, и серебряные пули в магазинах наших пистолетов служат надежной защитой от любой нечисти.

И тут ахнула дверь!

Распахнулась, скрипя петлями, а снаружи такой стужей повеяло, словно не конец августа стоял, а февраль со всеми морозами и непогодой!

Старшего майора словно пополам переломило, лампа Сергея Семеновича погасла и тут же вспыхнула, но каким-то странным светом — голубым и пронзительным. И сразу заметались по стенам тени, словно кто-то боролся, яростно хрипя, кусаясь, вскидываясь в оскале.

Не растерялся только Дворников. Из угла, где он расположился на ночлег, полыхнула длинными языками пламени очередь, но тут же загасла. Кто из ППШ стрелял, знает, что у дисков пружина слабая и потому очередной патрон часто заклинивает. И все-таки этой очереди оказалось достаточно, чтобы на полу кто-то взвыл, захрипел, забился.

— Бегите! — с пола провыл даже, а не прокричал старший майор.

Ничего не помню, только пришел я в себя, когда мы все четверо оказались снаружи. Скиба, скалясь, пытался припереть дверь в часовню ломом, который с вечера оставили могильщики. Изнутри что-то рвалось на свободу, языки странного холодного пламени вырывались наружу, кто-то выл, повторяя глухим страшным голосом какие-то фразы на непонятном языке.

А потом показалась лапа.

Страшная, черная, когтистая — она пыталась схватить кого-нибудь из нас или вырвать лом у капитана.

— Пятница, — заорал Скиба. — Тринадцатое!

Потом вроде картинок все: Паша Дроздов лупит через дверь из автомата, Скиба орет и отмахивается от черной лапы, она его все-таки цепляет, и капитан падает, я тоже вроде стреляю и ору при этом что-то, а потом в уши врывается тонкий пронзительный крик отца Федора:

— Отойдите, дураки! Да отойдите же!

Странное дело, но мы его послушали, хотя дверь уже на честном слове держалась, грозила вот-вот рухнуть.

Востриков размахнулся и швырнул в образовавшуюся щель что-то блеснувшее в языках пламени. В часовне послышался звон стекла, на секунду там все стихло, а потом часовня полыхнула, словно ее от крестика до основания бензином щедро полили! Полыхало так, что от жара лопались стекла. А потом послышался глухой рев, земля вокруг часовни начала вспучиваться черными волдырями.

И они полезли наружу.

Те, которые в гробах от солнца и людей прятались. Надо сказать, страшное было зрелище. Вы когда-нибудь живых покойников видели? Ну и я не видел, пока не столкнулись. Дальше-то что? Только стрелять. Мы и делали это. Вы когда-нибудь видели, как пуля вонзается в мертвое тело? Лично я видел это и не раз. А в мертвое тело, готовое проснуться? Серебряная пуля. И что еще?

Так вот, представить себе все это трудно, если где-то из ямы голова показывается, тем паче в нее пуля попадает, сразу вспышка, вопль дикий, а потом яма сразу зарастает и пламя голубое горит, а над всем этим вопли удовлетворенные Дворникова и Дроздова:

— Ну! Ну, суки, получили?!

А потом вдруг огонь оранжевый на все кладбище и крик нечеловеческий. Вы это слышали?

И черный Авруцкий встает.

— Бегите, дураки! Бегите! Бегите!

Мы бы и побежали, только куда?

И я не знаю, сколько мы таким манером отбивались, только ведь белые ночи еще не кончились, а тут — странное дело! — над нами вдруг заполыхало, как радуга, что бы вы ни говорили, но на северное сияние это было совсем не похоже.

И тут противная сторона словно заторопилась, словно она верх взять хотела, воздух вокруг нас сразу нагрелся, а уж крестик у меня на груди, словно кусочком жгучего солнца стал. В последнюю секунду я уловил призрачную фигуру, что рвалась из-за двери, полоснул по ней огнем, закричал торжествующе, и тут меня самого накрыло.

Лучше бы и в себя не приходить.

— Паша! Паша! — сказал Дворников. — Что там у нас? Что?

Что патроны кончились, я не сразу это заметил, просто автомат поперхнулся в очередной раз и замолк. У меня только пистолет и остался, только я не сразу понял, что это последнее, что у меня есть. Наверное, патроны и у других кончились, потому что стрельба как-то резко оборвалась. И это значило, что нам точно не выбраться.