Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— Зал нужен мне, — сказал он.

Тут Михаил Львович и пропал.

Он хотел было попросить предоплату, но лишь открыл рот и осекся. Какая предоплата? С приятного молодого человека, который улыбкой играет на струнах души? Ах, нет! Но доходы все же справедливо будет разделить как шестьдесят на сорок, причем большая половина, конечно, должна достаться тому, кто на свой риск…

Тут другая мысль пришла в голову Михаила Львовича. Ах, если все мы так или иначе на словах выступаем за добро в том нематериальном, атмосферном виде, что должно окружать земную нашу жизнь, то, пожалуй, пора бы и подтвердить. Значит, пятьдесят на пятьдесят. Поровну. Да нет, сорок на шестьдесят, в обратную! Или даже двадцать на восемьдесят!

И еще за Михаилом Львовичем сцена, звук и свет!

Ай, один раз живем! Даром! Даром! Ничего не нужно. Хочет молодой человек выступить, пусть выступит.

— Я согласен, — сказал Михаил Львович.

Позже он объяснит это себе и компетентным людям помрачением…

— Сергей.

Вероника Михайловна тронула Шумера за плечо.

— Да-да. Что? — поинтересовался он. — Время?

— Нет. Вы говорили, но вдруг задумались.

— О чем?

Вероника Михайловна выразила удивление приподниманием бровей.

— Это, извините, вас надо спросить.

— А на чем мы остановились? — улыбнулся Шумер.

— Вы говорили, что сначала думали о чудесах, как божественной силе для того, чтобы повернуть людей к добру.

— Да, наверное, — Шумер кивнул. — Простите, я иногда отвлекаюсь на какое-нибудь внезапное соображение. Но это не важно. О чудесах. — Он подобрался на стуле. — Я думал, да, можно пойти по испытанному пути. Подарить людям чудо, показать им, чего они могут достичь. Я уже говорил об этом?

— Да, говорили, — сказала Вероника Михайловна. — Погодите, я сейчас.

Поднявшись, она скрылась в дверном проеме, но скоро, прихрамывая, появилась опять, только уже в длинной пуховой шали, накинутой на плечи, и с новой сигаретной пачкой.

— Холодно что-то, — пожаловалась она.

— Может, печь затопить? — спросил Шумер.

— У меня дров осталось — на одну растопку.

— А где берете?

— Дрова-то? Так ездят здесь по средам и четвергам, предлагают с лесозавода некондицию. По двести рублей за кубометр.

— Дорого, — качнул головой Шумер, хотя имел смутное представление об уровне цен.

— А куда деваться? Зато уж и принесут, и сложат. Мы тут кооперируемся, скидываемся сразу вдвоем или втроем. Все экономнее выходит. Вы рассказывайте, рассказывайте. От чудес, я поняла, вы отказались.

Шумер улыбнулся.

— Не сразу. Я же прикидывал и так и сяк. Первоначальный эффект, наверное, был бы большой. Человек падок на чудеса. Возможно, на меня бы битком собирался местный стадион «Трудовик». Как на футбол. Но в дальнейшем я увидел, что, в лучшем случае, заведу небольшой отряд последователей и учеников, которые будут преданно смотреть мне в рот, а в глазах всех остальных останусь не совсем нормальным целителем и колдуном.

— Почему не совсем нормальным?

— Нормальный бы, извините, сразу же в Москву двинул.

Вероника Михайловна сорвала обертку с пачки.

— Это да. У меня тоже бы возникли сомнения.

— Но самое главное, — сказал Шумер, — я понял, что чудеса — это тот пресловутый внешний фактор, от которого я всеми силами стараюсь отстраниться. Работа должна происходить внутри человека, внутри, а не подменяться выхватыванием из воздуха цветочных букетов и прочей мишуры.

— Но если бы вы лечили людей…

— Да, это дело хорошее.

— Именно.

Вероника Михайловна закурила, бросила взгляд на простенькие настенные часы.

— Что? — спросил Шумер. — Мы уже припозднились?

— Нет, у нас еще час.

— Ну, я успею высказаться.

— Так что насчет чудесного исцеления? Не обходите этот вопрос стороной.

— Честно говоря, здесь все просто. Если бы я, обладая божественной силой, принялся лечить людей, то это ничем не отличалось бы от того же счастья даром. В конце концов, есть естественный ход вещей, времени, где смерть является такой же составной частью общего процесса, как радуга после дождя или трепет листьев от ветра.

Вероника Михайловна затянулась.

— А вы не хотите этот процесс ломать, — сказала она.

— Даже не в этом дело, — сказал Шумер, помолчал, задумавшись, и продолжил: — Допустим, в ваших руках — чудо исцеления.

— Угу, — кивнула Вероника Михайловна.

— Спасете вы одного, хорошо, спасете другого. А дальше что? Спасенные все равно умрут, пусть позже, но умрут.

— То есть, и спасать нечего? И людей из пожара выносить, и от пуль грудью защищать, и под танки бросаться?

Шумер впервые сморщился.

— Нет, это правильно. Вы не понимаете меня, Вероника Михайловна. Я, возможно, не так сформулировал. В ваших случаях люди это делают сами, без сторонней, скажем так, помощи. Понимаете? И в пожар, и под пули. Своими поступками они формируют лучшее будущее. Во всяком случае, это и есть те внутренние изменения, которые мне нужны.

— Ах, ну да! — усмехнулась Вероника Михайловна. — Чем хуже, тем лучше.

— Я не об этом, — мотнул головой Шумер. — Давайте о чуде исцеления. Итак, ко мне записываются за месяц, за год, на десять лет вперед. Я накладываю руки и лечу: астмы, пневмонию, раковые опухоли, костные болезни, параличи, лейкемию, болезни мозга и прочее. Все лечу. Меня превозносят и поют осанну. Мэры и губернаторы принимают в своих резиденциях. А меняется ли что-то в людях?

Он грустно улыбнулся сквозь табачный дым.

— Нет. В ком-то, возможно, что-то меняется. Кто успевает переосмыслить собственную жизнь. А остальные, извините, радуются халяве. И сами, и родственники их, и знакомые. Пусть даже и испытывая ко мне чувство благодарности. Знаете, что горько? Любое чудо, случившееся с ними или вокруг них, не подтолкнет их измениться.

— А разве радость от того, что близкий человек жив, не делает мир лучше?

— Делает, — сказал Шумер. — Вот настолько, — он почти соединил колечко из указательного и большого пальцев. — Потому что дальше начинается быт, неудобства, взаимные упреки, где моя грелка, я мерзну, не мешай мне смотреть телевизор, я не хочу, чтоб ты шлялась, где попало, и прочее. Мое наложение рук, получается, увы, вылечило лишь тело. Нет, видимо, чтобы человек задумался о себе, необходимо что-то другое.

Вероника Михайловна прищурилась.

— Вы, по-моему, слишком самоуверенны.

— Возможно, — улыбнулся Шумер. — Но у нас есть пример. Чудеса, воскрешение, новая религия. И каков итог?

— Я сама верующая, — сказала хозяйка.

— Простите.

— Бог с вами! — Вероника Михайловна сбила пепел и кашлянула в кулак. — Я тоже все прекрасно понимаю. Просто вы как-то… жестко.

— Ну, хорошо, чудеса не исключаются, — сказал Шумер, — но только как подкрепление других инструментов.