Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

Шумер выдвинул второй ящик.

— А если прогоню?

— Как же? — удивилась девушка. — Сам позвал, а теперь прогонишь? Такое вот с Димой еще возможно было. Он вообще меня взял, потому что я сама с ним поехала. Я же девочка-одуванчик, помнишь?

— На!

Шумер вытянул голубое, узкое и длинное полотенце, потом, покопавшись, кинул второе, квадратное, белое, с символом Олипиады-80. С нормальными банными полотенцами у деда было туго. Подумав, Шумер достал простыню.

— Не свети тут, — сказал он.

— Я же не привидение, Сережа.

Людочка скинула простыню движением плеча и выскользнула за дверь. Стройная, соблазнительная. Шумер качнул головой, прислушиваясь, сел на кровать. В кухне несколько раз звякнул язычок умывальника. Петр не шевелился, спал.

Вот что с ней делать? — подумал Шумер.

— Кошмар!

Умывшаяся, посвежевшая, лишившаяся остатков макияжа Людочка, мелко перебирая ногами, ворвалась в комнатку и плюхнулась рядом с Шумером. Олимпийское полотенце, как ненужное, повисло на спинке. А вот голубое пошло в дело, путешествуя у Людочки по верхней половине тела, по плечам, по шее, окружая то одну, то другую грудь.

— Холодно.

Людочка покосилась на неподвижного Шумера, и тот вынуждено что-то неопределенное изобразил гримасой.

— Что, и батарей нет? — повернулась к нему девушка.

— Это старые дома, без центрального отопления.

— А можешь спину мне вытереть?

— Хорошо.

Шумер получил в пользование махровый ком и аккуратно повел тканью по гладкой коже, собирая капельки влаги. Людочка ссутулилась, потом выпрямилась.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она.

— Нравишься, — сказал Шумер, — сиди тихо. Все.

Он вернул полотенце.

— А давай по-быстренькому? — озорно предложила Людочка, отправляя полотенце в полет к стулу у окна.

— В смысле?

— Секс.

Людочка откинулась назад, привалилась затылком к стенке, пытаясь стянуть с длинных ног свою полосатую юбку.

— Сейчас?

— Ну, спят же все, Сереж. Оп!

Девушка освободилась от юбки, затем от чулок и осталась в узких черных трусиках. В глазах сквозь черточки светлой челки заплясали чертики. Шумер оглянулся на дверь. Ни шпингалета, ни крючка. Дед никогда ни от кого не закрывался, сердитого притопа ногой было достаточно.

— Постой, — сказал Шумер.

— Зачем?

Людочка потянулась к нему. От нее пахло молодостью и желанием. Он чувствовал, как внутри нее дребезжит мысль: «Сережка-дурачок», мысль необидная, скорее, смешливая, нежная, потому что Людочка искренне хотела подарить ему все, что у нее есть.

Себя.

И, возможно, Петр был не так не прав, многое мешалось в Людочке, многое было завязано на удовольствие, на легкость, когда, действительно, будто семечко одуванчика…

— Сережа.

Шумер ощутил чужие, зовущие губы на своих губах. Людочкины пальцы вслепую отщелкивали пуговицы на рубашке.

Ей кажется это правильным, понял Шумер. В ней сидят мои слова и слова Бугримова. Она убеждена, что это ее предназначение. Эта уверенность в ее голове мешалась с интересом, каково это, иметь отношения с необычным человеком или даже не человеком. Наверное, это можно будет назвать божественным сексом? А если секс будет так себе? Вот засада-то, а? С Димкой вот был хороший секс, хотя он часто занимался им по накурке. Один раз на полчаса его завело, так она два раза…

— Смотри.

Людочка отклонилась и сняла трусики.

Что я теряю? — подумал Шумер. Штаны уже сползли. Людочка нетерпеливо изогнулась. Микки-маус взирал из-под руки оценивающе и хитро: ах, ты, гусь! И в Людочке не было ничего не понятного, только будущее, в котором она еще окажется через месяц или два, когда от экзотики, дырки в туалете, холодной воды, растопки печки дровами и женской бани по четвергам захочется сбежать куда глаза глядят.

Сбежит ли?

А это будет зависеть от меня, определил Шумер. Не от того меня, который может изменить ее всю за время вдоха-выдоха. И не от того, который нарисован в ее голове. А от того, что будет с ней изо дня в день.

Нет, вздохнул он, сбежит.

И Петр у меня под боком. И то, чем я собираюсь заниматься, не прибавит мне очков. Как там, в «Иване Васильевиче»? Мессия ненастоящий!

— Погоди.

Вызванный Шумером из сна, прошлепал мимо по коридору мальчик Вова. Скрип-скрип. Людочка, озорно глядя, надула щеки. Ноги ее были призывно разведены, открывая под узкой щеточкой волос устремления всякого мужчины.

Было очень тяжело заставить себя не смотреть туда. А куда смотреть? Не в окно же. Скрип-скрип. Мальчик Вова, сделав свои дела, пошел обратно.

— В трусах это не делается, — сказала Людочка.

Она потянулась к Шумеру и замерла, когда за Вовой — бум, бум, бум — тяжело заторопился Виталик, которого с раннего утра, понятно, разбирала сухость во рту. Не в туалет, к холодильнику, где на средней полке стояла бутылочка отложенного с вечера пива. Просто замечательно, что он не уговорил ее вчера за компанию! Или уговорил? Но нет же, вот она! Сейчас — чпок! — пробочку…

— Не успели.

Шумер отвалился вбок, едва не брякнувшись на пол из-за связавших ноги штанов. В трусах еще дыбилось, но пах он торопливо прикрыл одеялом, и вдобавок подтянул подушку. Для верности. Воздвиг пуховый замок.

— Чего они вообще? — зашептала Людочка.

— Утро, — сказал Шумер.

— Ну и что? Я иногда до двенадцати сплю. А они как неугомонные, заходили. Может, ну их совсем? Это же твоя комната, можем делать, что хотим.

Людочка полезла рукой под одеяло, имея явные намерения добраться до Шумера. Собственная нагота ее совсем не смущала.

— Слушай, давай позже, — перекрыл путь руке Шумер.

Секунду или две Людочка глядела на него, определяя, в шутку он это сказал или настроен все-таки серьезно.

— А я… ради тебя… — выдохнула она и потянула к себе блузку с Микки-маусом, но тут же отшвырнула ее прочь. — Не смотри.

— Я не смотрю, — сказал Шумер.

— У тебя есть чистая футболка или рубашка?

— Дедовы, в комоде.

— Ничего у тебя нет!

Мрачная, как туча, Людочка вскочила и по очереди принялась выдвигать ящики комода, начиная с нижнего. Вид, открывшийся на Людочку сзади, заставил Шумера еще сильнее прижать подушку к низу живота.

— Было бы лучше, если бы мы все сделали наспех? — спросил он.

— Не знаю.

На Шумера полетели тряпки, носовые платки, кальсоны с протертой на коленке дырой, наволочка и кусок рыжей клеенки.

— Ага.

Людочка вытянула югославскую рубашку-поло, подарок деду от отца. Не особенно дед ее любил, считал причудой с коротким рукавом. А отец, кажется, втайне обижался, что не угодил, хотя никогда не показывал вида. Расстегнув пуговицы на вороте, Людочка втиснулась в поло. Низ рубашки слегка прикрыл бедра.

— А ничего, — сказала она, оглаживая ткань на животе.