Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— Шик, — сказал Шумер.

— Я на тебя зла, Сережа, — отвернула голову Людочка, потом требовательно выставила руку: — Трусики подай.

— Сейчас.

Шумер разрыл белье.

— И юбку.

За юбкой пришлось нырять к полу.

— По-хорошему, — сказала Людочка, одеваясь, — после такого люди расстаются, Сережа. Если ты не в курсе, это очень неприятно, когда тебя отвергают.

Людочка застегнула молнию на юбке.

— Я не отвергаю, — возразил Шумер.

— Именно отвергаешь, — сказала Людочка. — Ты, конечно, человек необычный, Сережа, но у всех есть свои желания. Я, например, не знаю, чего ты хочешь, но согласна тебя поддерживать, даже быть твоим этим… апострофом…

— Апостолом.

— Да, им. Я знаю, что тебе это нужно.

— Что?

Девушка встала перед Шумером, и ему пришлось отклониться и поднять голову.

— Ни один необычный человек не может быть без поддержки, — сказала Людочка так, словно разговаривала с маленьким ребенком. — Потому что они все ужасно неприспособленные. Немножко того.

— И я?

— Более чем, — кивнула Людочка. — Но я тебя поэтому и не брошу. Хоть ты меня гони и по-всякому обзывай. Только, Сережа, нам жить здесь нельзя. — Она присела перед ним, обняв за колени. — Ну посмотри сам, как здесь жить?

— Просто, — улыбнулся Шумер.

— Ага, — округлила глаза Людочка, — в туалете из дыры, знаешь, как холодом тянет? Будто кто-то холодными пальцами за задницу щупает. Водопровода нет, ванны нет…

— Батарей нет, — подсказал Шумер.

— Да! Ты, Сережа, конечно, непритязательный, можешь, наверное, и на снегу, как йог. Может, тебе вообще безразлично, что у тебя над головой творится, дождь, солнце, ты о другом думаешь, о каких-то больших вещах… — Людочка надвинулась. — Но другие люди, которые с тобой, им же тяжело. Они не привыкли. Вот взять меня…

— Хорошо.

— У меня чулок нет, все, порвались, — принялась загибать тонкие пальчики девушка, — кроме пальто и блузки одежды тоже нет. И денег нет. Вот скажи, Сережа, тебе приятно будет, когда твои ап… апостолы будут как разбойники с большой дороги?

— Нет, — вздохнул Шумер.

— Но я еще потерплю, я пойму, если ты скажешь, что надо потерпеть. Я терпеливая. Но другие за тобой не пойдут.

— Я не собираюсь никого никуда вести.

— Это тебе так кажется, — сказала Людочка. — Ты же у меня необычный, поэтому я и с тобой. И другие прилепятся.

— Погоди, сядь.

Шумер усадил Людочку рядом.

Квартира уже окончательно ожила. Виталик включил телевизор и теперь настраивал его, ругаясь на раздраконенный штекер антенны. Галина возилась у печки. Петр изображал спящего, но не спал. Петру было холодно. У детей в комнате верещал и бегал по клетке голодный Хрюня.

— Ты бы хотела измениться? — спросил Шумер.

— Это как, Сережа?

Людочка взяла его руку в свои ладони и стала играть с пальцами.

— Стать другой.

— Перекраситься? Тебе брюнетки нравятся? У меня же знаешь, естественный цвет как раз темный. И скинуть я могу килограмма два. Только грудь наращивать не буду. И губы тоже, Сереж, не хочу, как у соски какой.

— Я совсем не про это.

— А про что?

— Скажи, тебе нравится так жить?

— Как, Сережа? Я же с тобой.

Шумер улыбнулся.

— Вот как ты раньше жила.

Людочка откинула Шумерову ладонь.

— А я может раньше хорошо жила!

— И нравилось?

— Не знаю. Если вот подумать…

— Подумай.

— Прекрати! Я не тупая!

— Извини, — Шумер мягко повернул к себе обидевшуюся девушку. — Мне бы действительно хотелось понять, что для тебя значит хорошая жизнь.

Людочка прищурилась, через плечо разглядывая его открытое лицо. Неискренности, подвоха в нем было не найти.

— Ты только не смейся, да?

Шумер кивнул.

— Раньше я думала, — сказала Людочка, — что хорошая жизнь — это где-то на берегу океана. Как в фильмах. Шезлонг, столик, коктейль, зонт, волны шумят, но не так, чтобы — бум! бум-м! — с грохотом, а ласково, и ты лежишь, нежишься, и все. Нет, еще на горизонте лайнер такой, белый, как мечта. Вот.

Она вздохнула.

— Ты не смотри, я много где была, ну, из тех мест, куда все катаются… И на Мальдивах была, и в Доминикане. На Мальдивы один парень возил, давно, а по другим местам так, где за компанию, где за эскорт…

— И что там? — спросил Шумер. — Так, как хотелось?

— Сначала кайфово, особенно если знакомых много, можно тусить круглые сутки напролет, я один раз на танцполе отожгла, прикинь, до пяти утра танцевала, там коктейли хитрые, с энергетиками, скачешь, как заведенный…

— Весело?

— Ага. Только потом все равно скучно.

— Я — еще скучнее, — сказал Шумер.

Людочка ткнулась губами ему в щеку.

— Не-а. Знаешь, почему?

— Скажи.

— Я раньше тоже мучилась, почему все приедается. Даже Мальдивы, прикинь. Хотя там и пойти некуда, но потом дуреешь от этого солнца, от этой воды, пальм, домики все несерьезные, как из мультика про трех поросят. Один раз меня даже стошнило от этого пейзажа, ну просто вывернуло прямо в океан, и я до ночи вообще из бунгало не выходила. Правда, тем вечером я, возможно, перебрала. Ну, предыдущим. Там просто вообще делать нечего, вот и клюкаешь помаленьку. То есть, кажется, что помаленьку… Я про что?

— По скучно и не скучно, — напомнил Шумер.

— Ах, да, ну, вот…

Людочка сделала паузу, когда Галина крикнула Виталику, чтобы он перелил воду из ведра в умывальник — дети хотят умыться. Петр в кухне сел на своем импровизированном спальнике, удивляясь незнакомому месту и самому себе в нем.

— А потом мне, — продолжила Людочка, — один парень из Германии, он русский, но как бы немец, у него предки в Россию из Германии еще вроде бы при Екатерине переехали, только я не помню, при Великой или Второй, а он с родителями, значит, обратно… Но — не важно. Он мне сказал, что все в жизни повторяется, потому что она состоит из повторяющихся моментов, и что она вся разбита на циклы, а циклы — на эпизоды. Они как бы все разные, но по сути ничем друг от друга не отличаются. Повторяются, ага. Поэтому и скучно. Он сказал, что драматургия жизни подразумевает только один способ не залипать в эти циклы. Знаешь, какой?

Она хитро посмотрела на Шумера. Ей хотелось, чтобы он выдвинул свою версию. Ответ, впрочем, читался.

— Наверное, создавать собственные циклы, — улыбнулся Шумер.

— Люблю твою улыбку, Сереж, — сказала Людочка, — но нет. Чтобы каждый день не казался повторением вчерашнего, парень сказал, что нужна глобальная цель, к которой нужно стремиться всей душой. Лучше — недостижимая. То есть, достижимая, но отдаленная. Сечешь?

Шумер кивнул.

— Это сильно. И какая у тебя цель?

— До нее еще далеко, — сказала Людочка. — Но, знаешь, я вот в это поверила, и мне совсем не скучно. Нисколечки. Жизнь стала, как полет.

— То есть, я — не твоя цель? — спросил Шумер.