Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— Значит, бессмертными надо делать всех? Что же мы получим в результате? Мы неизменно получим то же человечество с его множественными болезнями, страстями и пороками, только бессмертное. Есть вероятность, да, она есть, что обретя бессмертие, изжив основное препятствие к самосовершенствованию, люди, в большинстве своем, в подавляющем большинстве, обратят себя к созиданию, к исследованию удивительной своей природы и к изучению окружающего их мира. Но вероятность этого ничтожна. Почему? Потому что это самое бессмертие послужит для людей универсальным оправданием собственных слабостей. Самосовершенствование всегда можно будет отложить на потом, до лучших, подходящих времен. Найдутся тысячи, миллионы других занятий, не требующих от человека умственных и физических усилий или требующих их по минимуму, тем не менее, как выяснится, более срочных, более необходимых. Появятся тысячи, миллионы причин, по которым лучше не делать ничего, не развиваться, быть как можно проще, забыть, не заморачиваться, в конце концов, объявить все бессмысленным и бесполезным. Вредным. Гарантировать же можно одно: бессмертный человек с удовольствием станет тратить время и силы на то, чтобы насолить своему бессмертному ближнему. Унизить его, продвинуться самому. Представьте на мгновение миллиардный пантеон богов, плетущих бесконечные интриги. Это оно, человеческое бессмертие. Не самый приятный взгляд.

Шумер посмотрел на салфетку в одной руке и стакан в другой.

— Тогда что? — спросил он дрожащую на донце стакана воду. — Как поступить? Получается, необходимо менять человечество. Пытаться вложить в головы людей что-то помимо их низменных желаний и великолепной лени. Вернее, нет, нет, не вложить, в людях все это есть и так, но выявить, разбудить, сделать необходимым, насущным условием существования. Но не это ли есть ограничение, после которого…

Он зажмурился.

Ту-дук, ту-дук — первыми осмелились издать звук вагонные колеса. Ту-дук. Гудок встречной электрички вызвал уже переполох. Что-то упало, что-то покатилось, кто-то наконец с облегчением заревел.

Очнулся, вытаращился сидящий напротив Шумера полный мужчина:

— Что, Пустов уже?

— Нет, — улыбнулся Шумер.

— Я проспал! — сделал вывод мужчина. — Господи, что ж вы не разбудили-то! Люди, люди…

Он подхватил пакет в ногах и хотел уже бежать к выходу, но общий смех его остановил.

— Что? — обернулся он.

— Сорок четыре минуты, — сказал Шумер.

— Ах, в этом смысле, — мужчина, отдуваясь, опустился на скамью. — А я уже думал — все, рвать стоп-кран.

Он издал смешок, показывая, что эта мысль была не серьезна.

— Возьмите, — Настя, жена военного, подала ему салфетку.

— Спасибо, — кивнул тот.

Пока мужчина вытирал потное лицо, вытирал долго, шумно, все молчали. Но то Дима, наклонившись, проверял, не пропал ли Шумер со своего места, то старший лейтенант поднимал глаза, целясь прищуром Шумеру в висок, то сосед с «дипломатом» вроде бы просто так подворачивал голову — с интересом бросал взгляд как бы в боковое окно.

— И вы, значит, тоже до Пустова? — спросил наконец Дима.

Шумер кивнул.

— И Иисус Христос вам как бы родственник? — спросил сосед с «дипломатом».

— Нет.

— Кто же вы тогда? — свесился с полки волосатый парень.

— Человек.

Парень фыркнул.

— Ага, мы только что были этому свидетелями.

Полный мужчина с беспокойством наклонился к соседу с «дипломатом».

— Это игра такая? — спросил он. — Вы во что-то играете? В исторические личности?

— А вы ничего не чувствовали, когда спали? — в ответ спросил тот.

— Нет. В голове сейчас звенит, разве что. Я просто хорошо сплю, а просыпаюсь мгновенно. У меня, знаете, нет такого, чтобы дремать. Свойство организма. Выключатель срабатывает — сплю, срабатывает в обратную сторону — просыпаюсь. Многие удивляются, не верят, что такое возможно.

— Это все розыгрыш, — сказал Дима.

Шумер улыбнулся и кивнул.

— Постойте, — сказал мужчина с «дипломатом», — он же был избит. Вас же избили эти… — обернулся он, разглядывая Шумерово лицо. — Я, правда, уже сомневаюсь…

— Извините, — сказал вдруг старший лейтенант, — хочу спросить: про бессмертие — правда?

По проходу протопала тетка с сумкой, за ней, покручивая дубинкой, прошел сержант дорожной полиции. Снаружи над лесами и пустыми пространствами, заросшими сухой прошлогодней травой, плыли низкие облака.

Шумер пожал плечами.

— Каждый человек в некотором роде бессмертен.

— Это софистика. А вот то, что мы слышали…

Шумер улыбнулся.

— Мысли. Вслух.

— Так вы экстрасенс или имеете эту… божественную природу? — спросил парень с верхней полки.

— Самому не смешно? — поднял глаза Шумер.

— Нет.

— Не думаю, что есть связь.

— Ясно, — насмешливо сказал парень, — а я уж подумал, что вы таким образом апостолов набираете.

— Это еще смешнее, — сказал Шумер. — Кто последует за мной?

Стало тихо. Словно издалека долетал шум с мест за переборками. Дима отвернулся к окну. Полный пассажир, сидящий напротив Шумера, потупился. Старлей переглянулся с женой. Волосатый парень с верхней полки с усмешкой произнес:

— Ну, не, я помню, что там дальше было.

Он отклонился, пропал, стукнув в жесткий каркас пяткой.

— Извините, — сказал, привстав и обращаясь к «полочнику», мужчина с «дипломатом», — но там были римляне, и, вообще, совсем другая страна, зелоты, фарисеи.

— Во-во, — сказал парень. — А у нас будет полиция, попы и бандиты.

Мужчина с «дипломатом» сел.

— Я не могу, — сказал он растеряно, — у меня аудит.

Шумер улыбнулся.

— Я не в претензии.

— Но у меня номер в гостинице, двухместный. Если вам негде жить… Это было бы замечательно, если б вы поселились вместе со мной!

— У меня есть, где жить, — сказал Шумер.

— Я серьезно, — горячо заверил его мужчина с «дипломатом». — У меня забронировано на две недели.

— Я тоже.

На мгновение закрыв глаза, Шумер воссоздал в памяти старый двухэтажный дом, потрескавшуюся штукатурку, неряшливую побелку стен, электрические провода на фарфоровых «роликах», пролет деревянной лестницы к деревянной двери.

Там, за дверью — его квартира.

Старенькие обои. Пожелтевшие. Какой на них был узор, уже и не видится так ясно. Кажется, какие-то голубенькие лепестки в ромбиках золоченых пересекающихся линий. Угол ободран и аккуратно подклеен. У самого входа — тумбочка, в ящичек которой складывали ключи и носовые платки. Нынешняя тумбочка, темного дерева, — третья или даже четвертая инкарнация. Первая имела аптечный белый цвет. Вешалка и антресоли. Наверху — шапки. Рыжая, лисья — женская, мужская меховая «ушанка», кожаный шлем с очками-консервами и шляпа-канотье, потерявшая товарный вид.