Андрей Кокоулин - Секретарь

— И что?

— Не лови ветер ртом, — улыбнулся Аршахшар.

— Мало времени, — повторил Мёленбек.

На плечи его высыпал иней. Словно вычурные эполеты украсили пальто.

— Хорошо, — Лёшка, закусив губу, прижал кристалл к ране. Пальцы сделались липкими. Ромка лежал мертвецом. — Всё, сделал.

— Держи.

— Держу.

— Теперь собери ца.

— У меня нет ца! — с надрывом крикнул Лёшка. — Я пустой, у меня цог всё высосал!

Мёленбек шевельнулся.

— Я дам тебе ца. Закрой глаза.

Лёшка зажмурился.

— А дальше?

— Иди за слой.

— Но я…

— Молчи. Просто иди за слой. Тебе же страшно за брата?

— Да.

— Тогда это будет легко.

Мёленбек положил свою ладонь на Лёшкины руки. Ладонь была ледяной. Лёшка почувствовал укол холода в сердце, содрогнулся и словно опрокинулся в бледно-золотистое пространство. Ромка в ойме был серый, Мёленбек — синий, Штессан и Мальгрув качались оранжевым сгустками. Мурза в отдалении стоял зыбкий, как призрак.

Кристалл зеленел сквозь пальцы.

— Бери ца, — Мёленбек говорил в нос, прерывисто, будто через силу, — проталкивай через эльгрим. Проталкивай, чтобы… становились зеленоватые…

Ладонь его соскользнула.

— Делай!

Лёшка сосредоточился. Хорошо, он сможет. Раз надо, то сможет. Иначе нет смысла. Взять ца, пропустить через кристалл. Чего проще?

Он выдохнул.

Тепло воробьем, цыплёнком трепыхнулось в животе, поднялось выше и, мутное, слабое, потекло по плечам, по предплечьям, надвинулось к запястьям золотистыми извивами, неохотно мазнуло пальцы. Лёшка мысленно толкнул его дальше. Ну же! В час по чайной ложке. Ну! Подгоняемое им ца лизнуло кристалл и остановилось. Как ручей перед запрудой. Не пробиться. Сил нет.

Мёленбек, казалось, выключился из процесса, голова его свесилась на грудь, чёрные волосы побелели. Впрочем, что-то он всё же видел.

— Мало, — просипел он.

— Не могу, — выдохнул Лёшка.

На сером Ромкином лице ещё жила тень усмешки.

— Дурак, — прошептал Мёленбек.

— Я знаю!

Лёшка разозлился, навис, напряг руки до хруста и чуть ли не вдавил эльгрим в брата. Словно бросился вместе с ца сквозь зеленоватую грань. Его затрясло, будто в автомобиле на колдобинах, всё расплылось, смешалось, двор, крыльцо, бетонные панели, Мурза, небо, но сверху вдруг окатило теплом — Штессан положил ладонь ему на затылок, — и круговерть замедлилась, а потом и прекратилась совсем.

— Делай, — сказал Иахим.

Рядом оказались Мальгрув и Аршахшар, их руки легли Лёшке на плечи.

— Лови ветер, Алексей-мехе.

— И это… — добавил великан. — Не будь вянгэ.

Лёшка скрипнул зубами. Боль ударила в обломок, в дыру, выбитую кулаком Мурзы, и неожиданно помогла, подстегнула. Давай, секретарь, давай! Хочешь Ромку потерять? И потеряешь, идиот, если ничего не сделаешь!

Он глубже нырнул в ойме. Есть ты, нет тебя. Плоть облетела золотистой пылью, и с этой пылью Лёшка в плотном потоке устремился на зеленый свет. Брякнулся о выросшую грань — раз, другой, третий. Зарычал, взвился, ввинтился раскалённым от злости штопором. Взломал. Растрескал, разбил и хлынул внутрь.

Я близко, Ромка!

Ца потекла сквозь эльгрим, вымывая из него зелень, унося её с собой, питая, распространяясь по брату. То тут, то там тело Ромки теряло мертвенную серость, наполнялось золотистой пыльцой. Оживало. Лёшка не сдержался и заревел, наблюдая, как — тум-тум-ту-тум — несмело, неуверенно, словно в сомнении, застучало Ромкино сердце.

— Эй! Уроды! — откуда-то издалека донёсся голос Мурзы. — Мне что тут вечно стоять? Я ведь ничего не забуду. Никому из вас. Театр! Цирк! Я всех вас вычислю, особенно этого, высокого. Всех вас…

— Заткнись, — лениво сказал Мальгрув.

— Вы, с…

Как-то странно хрюкнув, Мурза умолк.

Для Лёшки, впрочем, этот короткий диалог происходил в каком-то другом мире, наверное, даже дальше, чем Ке-Омм. Здесь у него был младший брат, ручейки ца, зеленоватые блёстки, заторопившиеся сокращения сердца. Ничего иного не было.

— Дыши, — прошептал Лёшка, устремляясь ца к лёгким, к мозгу.

Ромка дёрнулся и судорожно втянул воздух. Лёшка засмеялся, размазывая слёзы по вздувшейся, лиловой щеке.

— Хорошо, — сказал Мёленбек.

— Ну, вот, — сказал Штессан.

Ромка вдохнул снова, и Лёшка, вынырнув из ойме, крепко прижал его к себе.

— Ромка!

Слов больше не было. Была только радость, ослепительная, светлая, огромная, распахнувшаяся во весь двор, во весь город, на весь мир.

Ромка не стерпел и минуты.

— Чего ты меня, как маленького! — возмутился он, выламываясь из объятий, ещё слишком слабый, чтобы делать это решительней. — Или чё? Меня, кажется, Мурза…

Сев, он посмотрел на бок, на окровавленную рубашку, задрал край. На месте удара ножом-бабочкой зеленела короста крови или не пойми чего.

— Вы что меня «зелёнкой» помазали?

Не дождавшись ответа, Ромка фыркнул и, поддевая ногтями, легко отшелушил кусочки.

— Ну вы даёте, конечно, — оценил он.

Зелень осыпалась. Через несколько секунд от раны не осталось и этого следа. Ромка удивленно потёр бок ладонью, послюнявив пальцы, смазал кровь и поднял голову.

— Не понял.

— Всё… хорошо, — с усилием произнёс Мёленбек и щёлкнул пальцами.

Ромка моргнул.

— Вы вообще, конечно, — сказал он, оглянувшись на Мальгрува, и широко зевнул. — С такими размерами…

Глаза его закрылись, и он повалился боком прямо на руки великану.

— Тише, это сон, — сказал Иахим вскинувшемуся Лёшке. — Он уснул. Не умер, уснул. Всё в порядке.

— Зачем?

— Не всё ему… стоит знать, — произнёс Мёленбек. — Мы ещё… не закончили. — Он чуть качнул головой в направлении Мурзы. — Иди к нему.

Лёшка посмотрел, как Мальгрув бережно пристраивает Ромку к бортику на разогретых ступеньках крыльца, и поднялся. Мурза, ухмыляясь, ждал, когда он подойдёт ближе. В ухмылке прятался страх.

— Странные у вас фокусы, — сказал Мурза.

Лёшка промолчал. Взгляд его упал на нож, всё ещё зажатый у Мурзы в кулаке. Его можно было выломать из пальцев. У него же есть право? За то, что тот сделал с Ромкой. Кто с мечом к нам придёт…

— Мы можем договориться, — сказал Мурза. — Я забуду о тебе, о твоём брате…

Один из всеми забытых загонщиков вдруг протяжно простонал, привстал на руках и рухнул в траву снова.

Мурза стукнул зубами, будто от холода.

— Девчонку твою тоже забуду.

— Знаешь, что сделаем? — Объявившийся рядом с Лёшкой Штессан прищурился на Мурзу. — Побалуем нашего храбреца стяжкой.

— А получится? — спросил Лёшка.

— Не факт. Но объект у нас неподвижный, отвратительный, насквозь испорченный, хуже хъёлинга. Думаю, попытаться стоит. Ныряй в ойме и слушай меня.

Солнце скрылось за краем крыши. Тень дома накрыла двор. За бетонным забором протарахтел мотоцикл. Лёшка оглянулся на Мёленбека. Цайс-мастер, казалось, стал ещё меньше. Плечи его были мокры — снежные эполеты растаяли. Что-то с ним не то, подумал Лёшка, но медлить было некогда.