Андрей Кокоулин - Секретарь

Трепещи, сеть!

С перекрёстка за два квартала, блеснув лобовым стеклом, вывернул по встречной полосе автобус, и Лёшка решил закругляться. Второе отделение Марлезонского балета. Перемещение в пространстве методом усилия воли. Носками на краешек бездны.

Поехали!

В этот раз переход за слой дался совсем легко. Словно кто-то, отдёргивающий кулисы, запомнил его в лицо. От солнца или, возможно, сама по себе ойме оплывала тягучими золотыми складками, и Лёшка скользил между ними, отражаясь и наблюдая собственные затылок, ухо, участок шеи над воротом футболки.

Улица жила на заднем плане, и автобус там едва одолел метров десять, с ветки тополя, взлетев, медленно планировала ворона, за углом дома впереди вытягивалась тень — голова и плечи идущего к перекрестку человека.

Неожиданный свидетель, конечно, был лишним. Шаг, другой, и он появится как раз к Лёшкиной материализации. Надо ему это? Нет уж.

За полметра до тротуара Лёшка вынырнул из ойме, и, уже одной ногой в реальности, краем глаза увидел, как справа надвигается тёмно-зелёная тень автомобиля.

Ему больше всего запомнилось лицо водителя за лобовым стеклом. Черные усы, нос с горбинкой, побелевшие губы уголками вниз и глаза — широко раскрытые, даже выпученные. Глаза за секунду до катастрофы.

Визг тормозов врезался в уши. Автомобиль пошел боком. Диск заднего колеса брякнул о бордюрный камень. Лёшка успел испытать острый укол страха и подумать: «Доскакался», а потом радиаторная решетка и бампер ударили его в бедро.

Хрясь!

Вернее, должны были ударить, отправляя на три или четыре недели в больницу с оскольчатым или бог знает каким ещё переломом.

Спасло его то, что от испуга он сразу опрокинулся в ойме и уже там, нелепо бултыхая руками, всего лишь с грязной отметкой на брючине и, похоже, даже без синяка, отвалился от медленно наплывающего автомобиля в сторону.

Мир вернулся вспышкой солнца на лобовом стекле. Качнулся, побежал невесомыми катышками пуха. Клацнула дверца.

— Парень! Парень, ты живой?

Водитель показался из-за автомобиля — ни кровинки на лице, глаза — шальные. Он боялся смотреть вниз, за капот, наверное, воображение рисовало ему жуть изломанного тела, кровь и кишки наружу.

— Парень, ты скажи что-нибудь…

Лёшка на четвереньках выполз на тротуар.

— Все нормально. Извините.

Он сел, чувствуя себя слабым, словно после болезни, и примостил пакет рядом. Все внутри было мягкое, взбаламученное. Болели пятки.

— Жив? Ранен? — Водитель, мужчина лет тридцати, коснулся Лёшкиного плеча. — Куда ты, придурок, под колеса-то?

— Да я хотел…

— Погоди!

Водитель исчез из поля зрения. Автобус прокатил мимо, надписью на борту приглашая на вещевую ярмарку в спортивном центре. Следуя за своей тенью, из-за угла вышел полный, розовощёкий мужчина с рюкзаком за плечами.

— Вот!

Водитель вернулся к Лёшке с аптечкой, быстро щёлкнул магнитным замком-клипсой, достал пузырёк, вцепился в утопленный колпачок зубами. Несколько капель из пузырька смочили клочок ваты, оторванный от закатанного в целлофан цилиндрика.

— Ну-ка.

Водитель поднёс вату к Лёшкиному носу.

Резкий запах будто шилом пронзил мозг. Лёшка зажмурился и подался назад, отпихивая водительскую руку.

— Да вы, блин, зачем?

— Так нашатырь, — обидчиво заметил водитель.

— Уберите.

— С ногой как?

— Нормально, — сказал Лёшка.

— Ты уж больно внезапно выскочил, парень, я вроде должен был задеть.

— Я откатился, реакция хорошая. По джинсе лишь мазнуло. А так я, конечно, виноват. Извините. Вообще в вашу сторону не глядел.

— Ну и дурак, — беззлобно сказал водитель, захлопывая аптечку.

— У вас тут что, наезд? — спросил подошедший мужчина с рюкзаком.

— Дорожное происшествие, — сказал Лёшка, поднимаясь. — Все живы.

Слабость отступила, лишь остаточный холодок поклёвывал плечи и под лопаткой.

— Точно все нормально? — спросил водитель.

Лёшка несколько раз присел.

— Ну и слава богу, — сказал водитель.

— Будьте внимательнее, парни, — сказал мужчина с рюкзаком. — Дорога невнимательности не прощает.

Он важно выступил из-за капота на проезжую часть и чуть не попал под велосипедиста.

— Куда ты едешь! — заорал он, потрясая кулаком.

Лёшка не удержался от смеха.

— Внимательней! — снова сказал мужчина и перебежал дорогу, словно солдат при артиллерийском обстреле.

Водитель махнул Лёшке рукой, и его старенький тёмно-зелёный «меган», набирая скорость, покатил прочь от злополучной «зебры».

Лёшка шагнул в прореху между домами. Сквозной двор обещал вывести на параллельную Полярной улицу, а там до переулка Суворова, где жила тётя Вера, оставалось метров двести. Плюс сколько-то до третьего слева старого, облезшего чудовища, в котором то ли по глупости, то ли от безысходности продолжали жить люди.

Уже лет семь чудовище стояло в очереди на расселение.

Лёшка обошёл кое-как втиснутую в закрытое пространство двора детскую площадку, на которой уместились лишь шведская стенка и закрученная спиралью горка, пересёк длинную тёмную арку и остановился.

Вот дурак! — сверкнуло в голове. Ведь только что вроде бы понял про себя, ради кого и зачем стоит жить, но удод же…

Сейчас, блин, вполне мог лежать, переломанный, на дороге. Очень ответственный… Несостоявшийся повелитель мира, ага. От радости в зобу дыханье спёрло…

Несколько секунд Лёшка, зажмурившись, тянул носом воздух и прокручивал в голове своё идиотское путешествие через улицу. Пропал-появился. Хоббит, блин. Туда и обратно. Попользовал ца всевластия. А на дорогу — ноль внимания.

Стыдно было жутко. Хотелось даже расчесать этот стыд изнутри, как ссадину. Ещё можно бы-ло лбом в стену.

Водителя чуть под статью не подвёл.

И это я хочу мир спасти, мысленно простонал Лёшка и хлопнул себя по щеке. Всё, на фиг дурачество. Взрослеем.

Он нащупал игральную кость в кармане джинсов, вынул и сжал в ладони.

Ничего. Пусто. Ни лица, ни фигуры. Растратил, видимо, все на «зебре». Лёшка подул в кулак. Давай, косточка.

Отзвука за веками не было.

Хорошо, подумалось ему, время еще есть. Пол-дня в запасе. Надо, наверное, ца подкопить. И вообще, не каждый же день что-то должно получаться.

Лёшка отлип от стены.

В переулке Суворова мешались запахи выпечки и ржавчины, солнце пятнало фасады, но не доставало до земли, откуда-то доносилось звонкое тарахтение мотоцикла, хотя ни самого мотоцикла, ни даже выхлопа видно не было.

Предназначенное на снос чудовище щерилось, будто ртом, лишённым дверей подъездом. Ряд нижних окон был заложен кирпичами.

Квартира тёти Веры находилась на втором этаже.

Лёшка поднялся по узкой лестнице и в извилистом коридоре едва разминулся с угрюмым мужиком в тренировочных штанах и майке, бредущим к выходу с трёхлитровой банкой, полной подозрительного цвета жидкости.