Андрей Кокоулин - Секретарь

А ну как моча?

Пришлось вжаться в рыжие обои и переждать, пока под недовольное бормотание мужик, выпячивая пузо, не пройдёт по своим делам. Коридор был заставлен коробками. В многочисленных углах высились пирамидки из паркетных планок — видимо, разбирали комнатные полы.

Над дверью у тёти Веры чернели кнопки двух дверных звонков. Один был подписан: «Генрих». Другой имел наклеенную бумажку: «Пантелеева».

Генриха Лёшка никогда не видел.

Звонок издал прерывистый звук, в котором проглядывало звонкое канареечное прошлое. В глубине квартиры послышались шаркающие шаги.

— Иду, иду.

Тётя Вера открыла сразу, не беспокоясь о том, кто её может ждать за дверью.

Она была худая, коричневокожая, с пронзительными глазами на лице, не лишённом хрупкой восточной красоты. Ей было, наверное, чуть больше сорока, но в чёрных волосах путались седые прядки. Лет десять назад медицинская комиссия присвоила тёте Вере вторую группу инвалидности, что совершенно не убавило ей живости и порывистости движений.

— Алексей!

Она слегка отклонилась, словно стоящий на пороге Лёшка оказался слишком близко и вываливался из поля зрения.

— Ты, кажется, стал выше.

— Расту, тёть Вера. Здравствуйте.

— Здравствуй.

Тётя Вера отступила, пропуская Лёшку в прихожую. Она была в черных джинсах, водолазке и вязаном жилете.

— Я на чуть-чуть, — сказал Лёшка.

— А чаю попить? — удивилась тётя Вера.

— Я только перчатки занести.

— Ах, перчатки! И всё равно тебе придётся пройти в кухню. Неси их сюда.

Тётя Вера, чуть согнувшись и отставляя правую ногу, скрылась в вызолоченном электрическим светом проёме.

Лёшка вздохнул и снял кроссовки.

— Тётя Вера…

Кухня тёти Веры почему-то всегда вызывала в нём ощущение застоявшегося, заглохшего времени. Собственно, весь дом где-то там застрял. Красный, чёрный и жёлтый бархат штор собран в тяжёлые складки, вот бахрома, вот кисти, два мраморных жеманных древнегреческих божка глумливо смотрят с подоконника на неухоженный двор, хрустальный графин на серебряном подносе между ними свысока, с искрой, щурится на выводок миниатюрных рюмок; вышитые салфетки, плетёные корзинки, полные пряжи и лоскутов кожи, расползлись по овальному, накрытому плотной ковровой тканью столу, а к нему собачонкой жмётся низкий столик на фигурных ножках с частично облупившейся позолотой. Этажерка. Гравюры. Подсвечники.

Обывательская мечта. Мещанское гнездо начала двадцатого века. И где-то ещё наверняка прячется крестьянин, взятый в услужение.

Во всяком случае, Лёшка бы не удивился.

— Проходи.

Тётя Вера осторожно опустилась на стул с высокой мягкой спинкой. Лёшке достался табурет с узорчатым чехлом на сиденье. Мебель тесно сгрудилась вокруг, угол ковровой ткани царапнул колено.

— Давай, — протянула руку тётя Вера.

Лёшка достал перчатки.

— Ага.

Тётя Вера отложила целую перчатку и занялась второй. Он осматривала её, как доктор осматривает больного.

— Быстро не сделаю.

— Тогда я пошёл? — вскочил Лёшка.

— Может всё-таки чаю?

Раньше Лёшка отговорился бы внезапными делами, учёбой, друзьями, которым срочно надо бежать на выручку, Динкой, которая осталась дома без присмотра, но сейчас неожиданно подумал, что тёте Вере, наверное, было бы приятно. Это на самом деле очень ценно, когда ты можешь сделать что-то, что тебе почти ничего не стоит.

Ведь к ней, скорее всего, редко кто ходит. Раньше-то, дураку, в тупую тыковку такая мысль не приходила.

— Да, — сказал Лёшка, — я выпью чаю.

Тётя Вера вскинула голову.

— Кажется, это изменения в лучшую сторону. — Она повернула шею в сторону стоящей у нее за спиной электрической плиты. — Будь добр тогда, поставь чайник.

— Быстро кипит?

— Быстро.

Лёшка продрался в узкое пространство за стулом тёти Веры. Раковина. Кухонная тумба, заставленная цветными упаковками с таблетками и капсулами. Разделочная доска с ломтиками подсохшего сыра.

Воды в маленьком никелированном чайнике не было.

— Тут воды…

— Набери из-под крана.

— Ага.

Он заглянул через голову тёти Веры — она прикладывала фигурные лоскуты к перчатке, закрывая лопнувшую кожу.

— Наверное, я сделаю накладки, — размышляла вслух хозяйка квартиры, — будет и красиво, и практично. Как это теперь называется? Ах, слово вертится…

— Редизайн? — предположил Лёшка.

Он включил воду и, сняв крышку, подставил чайник.

— Нет, что ты, — сказала тётя Вера, меняя лоскуты. — Что-то вроде модернизации. Улучшения, может быть. Ты-то должен знать.

— Обновление. Версия два-ноль.

Лёшка поставил чайник и щёлкнул ручкой на плите.

— Нет, — махнула рукой тётя Вера, — слово такое яркое, немецкое.

— Орднунг?

— Почти. Чашки на лотке видишь?

— Да.

— Мне с котиком, себе бери любую. Чайные пакетики у хлебницы. Там же рядом сахарница, и мне, будь добр, положи один кусочек.

Тётя Вера завернула край ткани, оголяя белую поверхность стола.

— Попьём как белые люди.

Лёшка фыркнул. Он дождался, когда чайник простужено засипит, выдует столбик пара, и выключил конфорку.

— Вот.

Чашка с блюдцем встала перед тётей Верой.

— Давно за мной никто не ухаживал, — улыбнулась женщина. — Это, знаешь ли, тонизирует. Вы уже не учитесь?

— Не-а.

Лёшка сел напротив. Тётя Вера сделала маленький глоток.

— И чем ты сейчас занимаешься?

— Работаю.

— Хочешь, угадаю? Авторемонт?

Лёшка сморщил нос.

— Погоди-погоди, — тётя Вера отставила палец. Её тёмные глаза нашли точку среди пожелтевшей лепнины на потолке. — Сейчас…

Она пошевелила губами, собирая кожу у носа в мелкие складки.

— Курьер!

— Не-а, — рассмеялся Лёшка.

— А я верила, что во мне пропадает недюжинный детективный талант, — сказала тётя Вера. — Такой, знаешь, несомненный!

— Третья попытка, — сказал Лёшка.

— Так, — сказала хозяйка, — третья — она же, как мне думается, и последняя. Будем уж соблюдать традиции. Значит, мне нужен допинг. А то как-то не честно. Ты явно моложе. Можешь подать мне карведилол?

— А где он?

— На тумбочке, там у меня целый фармакологический склад. Со временем, Алексей, у каждого появляется свой запас, облегчающий путь от жизни к её противоположному состоянию. Зелёная коробочка.

Карведилол смутно походил на корвалол.

— От сердца? — спросил Лёшка, поднявшись.

— Скорее, для сердца.

— Справа или слева?

— Смотри справа.

От названий на упаковках рябило в глазах. Каждая вторая коробочка была с примесью зеленого цвета. Карведилол ещё и спрятался, поставленный на «попа», между амброксолом и троксевазином.

— Нашёл, — сказал Лёшка.

— Спасибо.

Тётя Вера выдавила в ладонь из упаковки две таблетки, положила их в рот и запила несколькими глотками чая.