Ким Лиггетт - Год благодати [litres]

– Что, если нам не удастся выжить? Что в этом случае ждет их?

– Мы выживем… но почему мои сестры могут работать в предместье, а твои нет? – ошарашенно спрашивает он.

– Я не говорю так… – начинаю я, совершенно выбитая из колеи. – Но когда думаю, как моим сестрам придется принимать у себя мужчин округа, кого-то вроде Томми Пирсона или любого другого мужчину из тех, что в церкви гладили их по голове или смотрели, как они поют в хоре, мне становится тошно.

– Когда я нашел тебя на льду, ты была готова покончить с собой, лишь бы не отдавать свою жизнь беззаконии – ку. В этом случае никто бы не узнал, что сталось с твоим телом, и твоих сестер все равно бы изгнали в предместье. Почему же ты колеблешься теперь?

– Я была не в себе. – Я невольно повышаю голос. – Ты же видел меня в ту ночь… я умирала.

Он притягивает меня к себе, прижимает свой лоб к моему и тяжело выдыхает.

– Прости. Это было нечестно.

Близость Райкера, тепло его тела действуют на меня, словно успокаивающий бальзам.

– Ты мне веришь? – спрашивает он.

– Да, – не раздумывая, отвечаю я.

– Тогда поверь, что мы сможем это сделать, – говорит он. – У нас есть время на то, чтобы что-то придумать. Знай – я сумею отыскать выход. Для всех нас.

– Почему ты хочешь это сделать? – Я всматриваюсь в его лицо.

Он ведет пальцами по моей косе до самого конца красной шелковой ленты.

– Я хочу увидеть тебя с распущенными волосами и лучами солнца на лице.

Перед рассветом Райкер спускается по лестнице, чтобы встретиться с Андерсом, и впервые за долгое-долгое время я чувствую, как в душе моей начинает брезжить надежда. Лежа на кровати, я представляю себе, каково было бы жить с ним, как муж и жена. Мне всегда казалось, что лучшее, на что я могла бы надеяться, это работа в полях, и я никогда не мечтала о чем-то большем. Но сколько бы я ни притворялась, правда состоит в том, что я просто-напросто трусиха. Если не пытаться чего-то достичь, то тебе не грозит и разочарование. Не знаю, когда это произошло, когда я перестала к чему-то стремиться. Вероятно, вскоре после моих первых месячных, – этого напоминания о том, какое место я занимаю в этом мире. Но думаю, теперь я готова сразиться за что-то большее.

Услышав, как по лестнице подымается Райкер, я вскакиваю с кровати.

– Должно быть, он что-то забыл, – думаю я и радуюсь. Я сделаю ему сюрприз, отвечу «да» – но тут из-за бизоньей шкуры появляется фигура, облаченная в темный саван, и прежде, чем я успеваю схватить нож со стола, мужчина прижимает меня к стене и впечатывает в мое горло рукоять ножа.

– Андерс… – Я пытаюсь освободиться, но он еще сильнее давит на рукоять.

– Молчи. И слушай. Сегодня ночью, когда луна будет в зените, ты уйдешь. – Я ощупываю стену, пытаясь отыскать что-нибудь такое, что можно было бы использовать как оружие. – У подножия лестницы тебя будут ждать саван и зажженная свеча. – Я пытаюсь схватить его за руку, но мои попытки тщетны. – Я отмечу путь до становья и сделаю так, что тебе никто не помешает добраться до бреши в ограде. Там ты снимешь саван и оставишь его снаружи, а сама залезешь в дыру, где тебе и место.

– Райкер… – с трудом шепчу я. – Он убьет тебя.

– Утром, едва рассветет, я приду сюда и приведу с собой беззаконников. Если ты к тому времени не уйдешь и Райкер захочет встать на твою защиту, я не смогу их остановить.

– Он никогда этого не простит.

– Если ты скажешь ему хоть слово… если не исполнишь моих указаний, не исполнишь их в точности, я убью тебя. И если вдруг ты воображаешь, что за оградой становья будешь в безопасности, то это не так. Видишь мое лицо? – И он заставляет меня посмотреть ему в глаза. – Я единственный, кто смог выжить, несмотря на проклятье, а значит, теперь меня не убить. Если ты попытаешься сообщить ему… если попробуешь приманить его к ограде… если хотя бы посмотришь в его сторону, мне это станет известно. И лучше я увижу, как Райкер умрет, чем стану смотреть, как он нарушает священную клятву… предает свою семью.

– Ты хочешь сказать – предает тебя , – выдавливаю из себя я.

Он придвигается совсем вплотную, и я ощущаю запах горьких трав и несвежего мяса, исходящий от его дыхания.

– Как бы мне хотелось содрать кожу с твоего лица. – Он втягивает в себя воздух через нос. – Но я не хочу вредить Райкеру. Думаю, этого не хочешь и ты. Играй по моим правилам, или я приду за тобой.

Не знаю, сколько времени я сижу, перебирая в голове возможные варианты действий, и, когда решаю наконец сдвинуться с места, небо уже окрашивается в розовые и фиолетовые тона – примерно такими же красками вскорости расцветится мое горло.

Услышав, как кто-то ступает на нижнюю ступеньку приставной лестницы, я начинаю собирать свои скудные пожитки – плащ, платье, оставшиеся нижние юбки, ботинки, чулки. Не знаю, что скажу, и если уж на то пошло, я даже не знаю, Райкер ли это или кто-то другой. А что, если это Андерс, решивший закончить свою работу… или стражники… Даже если это Ханс, как я смогу что-то ему объяснить?

Схватив один из ножей, я опускаюсь на корточки рядом со столом. Руки мои дрожат.

Входит мужчина, облаченный в темное одеяние. Я готовлюсь перерезать сухожилия на его ногах, но слышу голос Райкера:

– Тирни, где ты?

Я испускаю судорожный вздох и валюсь на пол.

– Полно… полно… все хорошо, – говорит он. – Я здесь. И я не допущу, чтобы с тобой произошло что-то дурное.

Он вынимает нож из моей руки, подымает меня на ноги, и я обнимаю его так крепко, как не обнимала никого и никогда.

– Теперь все хорошо. Я говорил с Андерсом. И он на нашей стороне, тебе незачем его бояться. Он хочет помочь.

Я открываю рот, чтобы рассказать, что случилось, когда он говорит:

– У меня кое-что есть для тебя. Это Андерс помог мне найти его. Он знал, где искать.

Он достает из кармана кусок полотна, держа его так осторожно, словно это бабочка. И, когда разворачивает материю, я вижу трехцветную фиалку со слегка увядшими лепестками.

В моей душе просыпается далекое-далекое воспоминание. День невест. Я шла в лес, чтобы встретиться с Майклом и остановилась, чтобы посмотреть на цветы. Там была женщина, работавшая в оранжерее, и она сказала, что когда-нибудь мужчина подарит мне цветок, что он будет чуть-чуть увядшим, но это неважно. Меня охватывает волнение. Чего она не сказала, так это того, каким огромным будет значение подаренного мне цветка.

Я смотрю на него и смаргиваю слезы. Вряд ли Райкеру известно, что означает трехцветная фиалка, наверное, он просто решил, что цветок красив, но я не могу не воспринимать его как знак.

– Этот цветок означает прощание, – шепчу я. – Разлуку.

– А я-то думал, он означает вечную любовь…