Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Владыка, когда нас завалило лавиной, спасти отца Александра с ледника мы могли только сбросив, как лишний вес, его винтовку. И я ему отдал свою. Потому что убить противоречащего — это, прежде всего, его святое дело. Она ему нужнее.

«Это святое дело каждого из вас, — в тоне владыки послышался металл. — Почему же ты так разволновался, послушник Серафим? Ты больше не доверяешь отцу Александру?»

Это был страшный вопрос. Это был вопрос в лоб.

— Доверяю, владыка. Всецело и полностью. Я доверяю отцу Александру даже больше, чем себе. Я знаю, что он готов погибнуть от голода, держа свой обет, чем сдаться и упустить противоречащего. Отец Александр — великий воин и победитель искушений и он никогда не нарушит верности клятве. Я восхищаюсь силой Духа Святого, которым он наполнен!

«Хорошо, послушник Серафим, — немного отчуждённо сказал владыка. — Будь трезвенен, и сам не попадись на искушения. Отражай стрелы лукавого молитвой и постом. В тебе слишком много молодых сил. Слишком много. Из-за этого все твои плотские искушения. Послушник Серафим, я благословляю и тебе пост во изнеможение плоти, пока не положишь к ногам Христа противоречащего, врага его. Прими это духовное делание, как наказание, как пластырь на душу свою, и ты укрепишься так же, как Наставник твой отец Александр, который так достоин нашего и твоего восхищения!»

Серафим помертвел в душе, даже забыв, что он в пси-отношениях.

— Для меня это слишком суровый пост, владыка, — со страхом сказал он. — Моё тело нуждается в интенсивном питании, чтобы я мог действовать.

«Ничего, послушник Серафим. Пусть это подстегнёт тебя, чтобы ты стал ценить отведённое тебе Господом время и не тратил его на суету в полисе.»

— Разрешите хотя бы воду, владыка! Без воды я не смогу выдержать и трёх дней…

«Значит, тебе придётся найти противоречащего за два дня, послушник Серафим… Но, если тебе это так трудно, то я снимаю тебя с миссии. Ближайшем рейсом возвращайся в обитель, немного помолись, и мы помолимся, чтобы определить тебе срок послушания в Козеозёрском монастыре.»

Сердце Серафима сковал неконтролируемый, липкий ужас. Сердце стукнуло так сильно и больно, как перед инфарктом.

— Нет-нет… Я принял, владыка. Я принимаю Ваше благословение на пост…

«Да поможет тебе Господь, да укрепит! Возношу Господу молитвы за тебя! И жду в самое ближайшее время от тебя отчёт об успешно завершённой миссии. Лобзаю тебя, сын мой!»

Владыка вышел из пси-отношений и завершил сеанс связи. Серафим полулежал в кресле с открытыми глазами, бессмысленно и опустошенно глядя в потолок. Его лицо покрывали капельки пота. Он не двинул даже рукой, когда полковник снимал с него браслет. Он похлопал его по щекам, и Серафим как очнулся: обвёл вокруг себя пространство испуганным взглядом и остановил его над склонившимся над ним полковником.

— Гадкое дело эта ваша тайная исповедь, сынок, — с горечью сказал полковник. — Приходи-ка лучше ко мне писать отчёты.

Он помог Серафиму подняться. Все нутро Серафима дрожало после прикосновения с душой владыки. Казалось, из него вынули всё мужество и силы. Он стоял и прерывисто дышал. Полковник качал головой и массировал ему плечи, чтобы снять стресс, и это помогло. Серафим прерывисто вздохнул и расслабился.

— Что это за пост, послушник Серафим? — спросил полковник.

— Это медленное убийство неугодных… — с расширенными глазами прошептал Серафим.

— Что может тебя заставить исполнять его? — удивился полковник.

Серафим помолчал, чтобы самому понять, как ответить на этот вопрос. Наконец он понял: это страх. Это был жуткий, панический страх за жизнь своих любимых братьев, которые под пытками погибнут все, если не будет выполнена миссия. Он знал, что этот страх испытывал отец Александр, но он не знал, что это страх такой силы. «Всего пятнадцать минут осталось, и мы бы из всех стволов положили бы противоречащего и были бы вместе», вспомнил он в отчаянии сказанные слова отца Александра. Теперь он как никогда понимал его и сопереживал ему. Но полковнику он ответил:

— Господин полковник… Прошу вас не задавать таких вопросов. Это наши внутрицерковные дела…

— Вот поэтому я не верю в Бога, — резко сказал полковник, — потому что ненавижу вашу «Истинную церковь»!

— Зря вы так, полковник, — тихо сказал Серафим. — Если бы вы встретили моего Наставника отца Александра и моих братьев Максима и Савватия, то вы бы изменили к церкви отношение. Да, владыка Арсений суров. Но, может быть, ему виднее, как поступать с бывшими военными преступниками?

— Вот, оказывается, откуда ты… — задумчиво проговорил полковник. — Послушник Серафим, ты прав. Мне достаточно, что я встретил тебя и полюбил, как сына.

— Спасибо вам, — глаза Серафима увлажнились. Он протянул руку к полковнику и сказал:

— Может быть, вы ещё встретите Бога и полюбите его, как своего Господа!

Полковник принял его руку и, не отпуская её, сказал:

— Может быть… Послушник Серафим, сынок! Доверь мне, пожалуйста, детали своей миссии, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе помочь… и спасти тебя…

Серафим с счастьем на лице посмотрел ему в глаза и покачал головой:

— Благодарю вас… отец. Я уже нашёл след. Я у цели. Главное, чтобы мне хватило времени жизни.

Полковник притянул его к себе и обнял.

— Тогда пусть поможет тебе твой Господь. Если останешься в живых, перед тем как навсегда похоронить себя в своей обители, прошу тебя: дай мне знать о себе! Я всегда мечтал о таком сыне. В тебе я узнаю себя…

Полковник крепко прижал к себе Серафима, потом отпустил, вглядываясь в его глаза.

— Иди… — тихо сказал он. — Не попадайся больше полиции… Потому что, если попадёшься — усажу за решётку и не отдам тебя владыке Арсению.

Серафим кивнул и подошёл к дверям. У дверей он обернулся, посмотрел на полковника и сказал:

— Жив Господь! В последние дни моей жизни он удостоил меня великим счастьем, счастьем обрести на земле отца.

И вышел. Секретарша вскочила и замельтешила под его ногами в какой-то суете, что-то быстро говоря, а на самом деле попросту преграждая ему дорогу. Серафим остановил её, положив руку на плечо, наклонился и поцеловал её долгим поцелуем, чтобы через это оставить память о себе на земле. Когда же он оторвался от её губ, он с нежностью взглянул в её глаза и тихо проговорил:

— Прости меня… ты обо мне ведь ничего не знаешь… но я — монах. Это всё, что я могу дать тебе. Прощай.

Он отвернулся и, более не глядя по сторонам, спустился вниз и вышел из здания Управления.

Он стоял на улице у дверей Управления, опустив голову, и его толкали входящие и выходящие люди, которые пытались его обойти, чтобы попасть в дверь. Он не мог принять того, что случилось, ему хотелось отмотать жизнь назад, в прошлое, и поступить как-то по-другому. Он подставил отца Александра… но жив ли Наставник? Прошло уже столько дней, как Александр не ел и не пил, и неизвестно в каком он состоянии, не стали ли отказывать внутренние органы? Правда, ему удалось влить в него немного воды — два больших глотка… и ещё он его застукал сидящим у костра с противоречащим. Но ел ли что-нибудь он с ним? Предал ли он свои обеты? Возможно, что нет. Хотя в их последнюю встречу он обладал неимоверной силой и на умирающего был не похож, может быть, Господь дарует ему возможность дожить и до момента их встречи? Но может… лучше ему не дожить? Если отец Александр держит обет, то он обречён. Если он не умрёт от жажды, его убьёт он, Серафим. Если его не убьёт Серафим, он сгинет в Козеозёрском монастыре… что может его спасти? Только чудо.