Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

Упокой, Господи, душу усопшаго раба Твоего Игоря, и елико в житии сем яко человек согреши, Ты же, яко Человеколюбец Бог, прости его и помилуй, вечныя муки избави, небесному Царствию причастника учини, и душам нашим полезная сотвори.

И, трижды склонившись перед алтарем, вышла наружу. В боку закололо. Острое чувство настигло Алину — все тверже и настойчивее стучалось оно сквозь селезенку. «Не уходи. Остались еще дела» — услышала она. Не понимая, что от нее требуется, Алина присела на лавочку и закрыла глаза. Крики детей, кряки гусей и голоса прихожан смешались в беспорядочный гул. Затем они отстранились и затухли. Стало очень тихо. «Доверься судьбе. Иди за собой», — отчетливо произнес голос.

Алина так и сидела на скамье, благая и упокоенная, пока легкий порыв ветра не заставил ее проснуться. Первое, что она увидела перед собой, открыв глаза, была высокая монастырская колокольня, с пятью острыми синими маковками. «Заберись на звонницу!» — приказал голос.

Нагнувшись, чтобы не ушибиться о свод, Алина открыла тяжелую кованую дверь. Витая белокаменная лестница крутой спиралью шла вверх. Каждый десяток метров на поднимающихся паломников строго и слегка презрительно взирали со своей недоступной высоты изображения суровых мужчин с нимбами, подвешенные в выступах под потолком. На предпоследнем этаже Алина обнаружила чудаковатую выставку, скорее напоминавшую блошиный рынок — чего там только не было: контрастные дагерротипы Тихвина конца ХIХ века, скандинавская кукла старухи с клюкой и спутанными волосами, антикварные часы с кукушкой и маятником, морские пейзажи и тканые полотенца… Алина не без любопытства глазела на собранную неизвестным коллекционером ветошь, а затем поднялась еще на один пролет, на крышу, к звоннице, где колокола большие и малые тонули в хитросплетении веревок, образующих паутину из нитей на фоне чистого голубого неба. Низкая ограда из сбитых досок охраняла посетителей от падения. Отсюда можно было разглядеть и монастырь, и поросший кувшинками с камышом пруд вокруг него, и белые стены с узкими окнами-бойницами, и серую кровлю, а за ней Русь — поля, луга, рощи, огороды и скучившиеся в дымке силуэты крестьянских халуп, над которыми высоко стояло, заливая весь мир прозрачным белым светом, нежгучее осеннее солнце.

Принявшие Сашу мусора были малость навеселе.

— Не боись, малой, — утешил Сашу сухощавый мент с сломанным носом и роскошными кавказскими усами, сидевший за рулем. — Сейчас быстро с тобой разберемся и отпустим.

Угроза разобраться оптимизма не внушала. Отпустить — вполне.

— Если суд решит! — издевательски расхохотался второй, невзрачный, подтверждая опасения. «Сейчас телефон отберут», — понял Саша и срочно набрал Скифа: «Меня только-что повязали. Помнишь, ты говорил о связях? Сейчас самое время их задействовать». Тот обещал помочь.

Подвальная камера на два с лишком квадрата с узкими лавочками по периметру и решеткой вместо двери окончательно расстроила Сашу. Ко всему прочему, после бессонной ночи в поезде он очень хотел спать! К счастью, лампочка в камере перегорела, и только угасащий свет долетал из соседней комнаты, где сидели менты. По стенам клетушки стекали мутные разводы, подозрительно напоминавшие человеческую кровь. Саша прислонился к стене и задремал. Но спалось плохо — мешали крики, разговоры. Перед ним возник ад — ночь, костры, просторное поле покрытое выгоревшей травой, бурлящие котлы и горящие глаза крупных рогатых существ, ловко орудующих гигантскими сковородками. Сам он сидел в предбаннике, в очереди на поступление.

— Когда запустят? — спросили из очереди.

— Суд в 13. Если судить будет Вишневская, может дешево отделаюсь, а если Королева — мне конец!

— Я всю жизнь без прав езжу, думаете, меня возьмут?

— Подвинься, расселся тут! — взмокшая слоновья туша больно толкнула Сашу в бок.

Огни исчезли, а на их месте расстелилась широкая долгая дорога, покрытая гладким серым ковром, но вдруг на глазах дорога скривилась, скомкалась, спуталась как подарочная лента из супермаркета в шаловливых лапках котенка. По кривой дорожке пошел — догадался Саша во сне. В комнате резко запахло говном, как будто кто-то обосрался. Вероятно, так оно и было. Потянуло блевать, тошнота подступила к горлу. Что он делает в этом месте? Как дошел до жизни такой? Этот вопрос пробивался в сознание, тревожил сон, пока окончательно его не разбил. А может сон развеяла вонь, исходящая от соседа, смердящего жиртреста, постоянно пытающегося положить на Сашу грязную, в струпьях, голову, чтобы наконец задать решительного храпака? Злость, нерастраченная злость желчью поднялась к горлу и залила его изнутри. Саше до нельзя хотелось кого-нибудь избить, отпиздить, отмудохать по-взрослому. Но цель еще не сформировалась — не то бить следовало вонючего жирдяя, не то ментов, не то себя за то, что подставился. Да и что он там защищал, на Дворцовой площади? Конечно, девушку надо было спасать, но что он там вообще делал? Что они все там делали? Боролся против коррупции? И много ли они набороли? И есть ли другой метод? На эти вопросы ответа не было. В комнате еще сильнее запахло дерьмом. Саше стало больно сидеть, прислонившись к стене, заломило спину, заныло под ложечкой, он раздвинул пошире ноги и положил голову на раскрытые ладони. И в этот момент толстяк всей массой свалился прямо на него. Саша встал и попросился в туалет.

Когда за ним пришли, он крепко спал, растянув на освободившейся, после того как увели жиробаса, лавке, ноющие конечности. Саша не сразу сообразил, где находится, но при виде стальных решеток, все вспомнил. Его нервно передернуло.

— Вы обвиняетесь по статье 212.1 — «организация массовых беспорядков, сопровождавшихся насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением оружия, взрывных устройств, взрывчатых, отравляющих либо иных веществ и предметов, представляющих опасность для окружающих, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти», — цитировал УК следователь, статный мужчина с правильным лицом и взглядом, отмеченным печатью неизгладимой государственности. — По этой статье вам угрожает до 15 лет строгого режима. И не пытайтесь отнекиваться, у нас есть улики — запись со статического видеорегистратора.

— Это вы? — он достал из папки и продемонстрировал Саше слегка размытую фотокарточку. Изображении недвусмысленно свидетельствовало: Саша, с яростью в лице, распрямленной правой бил омоновца прямо в защищенный шлемом череп.

Конечно, Саша сразу узнал себя, но, вспомнив поучения многоопытного Эрнеста («Саша, помни, на допросе никогда и ни в чем нельзя признаваться!»), он хладнокровно соврал: — Нет, это не я.