Дмитрий Казаков - TEENариум. Антология невероятных историй [сборник litres]

В последующие дни Тоша ждет нападения. Но его нет. Ни во сне, ни наяву. Ео не появляется, хотя Тоша так хочет расспросить его о том, что случилось.

Вскоре «награда» находит героя – Стаса сбивает машина. Насмерть. Об этом Тоша узнает от «ботаника». Он, оказывается, учится на два класса младше в той же школе, что и Антон. Как-то на перемене юный вампир, которого, как выясняется позже, зовут Митяем, подходит к Тоше и, запинаясь, говорит:

– Ты это… Прости меня. И сеструху Алинку тоже…

Тоша не сразу узнает паренька – в школе он другой, совсем незаметный. Но по энергетике, которую излучает «ботаник», Тоша наконец соображает, кто перед ним.

– Алинка – это та, что четвертой была? – спрашивает он.

– Да, – кивает Митяй.

– Чуть не укатали меня в тот раз, – говорит Тоша, усмехнувшись.

– Знаю. Почти. Но и слава богу, что не укатали. Мы с Алькой будто зачарованы были этим Стасом.

– А теперь что же? – Тоша ловит себя на том, что оглядывается, будто Стас может выпрыгнуть из-под парты.

– Он умер, ты разве не знаешь? – Митяй поднимает удивленный взгляд.

– Да? – Тоша расстроен и рад одновременно. – И как же?

– Автобусом сбило, – говорит Митяй. – Но мы-то с тобой знаем…

– Нет, – удивляется Тоха, – я не знаю. Даже не догадываюсь. О чем ты?

– Ну а можно было, – пожимает плечами Митяй. – Нарвался на тех, кто посильнее. На белых магов.

– Какие же они тогда белые, – опять усмехается Тоша, – раз с автобусом его подружили.

– У белых это по-другому работает, – морщится Митяй, будто говорить об этом не хочет. – Они ничего сами не насылают. Они лишь защиту ставят – зеркало. И получается, что вся пакость обратно тому отражается, кто ее насылал. Они сверху ничего не досылают, иначе тоже будут, как Стас… И как мы с тобой были…

Прошло девять лет. Тоша играет в группе, и музыка, стихи, песни, концерты занимают его больше, чем что-либо. Ео появляется не чаще чем раз в полгода, но им этого хватает. Приехав погостить в родной город, Тоша сидит на лавочке у крыльца дома, в котором вырос. Курит, глядя на блестящие лужи, и вспоминает, как когда-то давным-давно в этом самом дворе его чуть не убили. Тоже осень была и сыро вокруг, как сейчас.

По мокрому асфальту катится велосипед. На нем девушка лет шестнадцати в шерстяной клетчатой юбке, бежевом жакете, ботинках с высокой шнуровкой и волосами, забранными в две косички. Веснушки на щеках, скулах и даже шее.

«Какая-то Пеппи Длинныйчулок», – думает Тоша и отводит взгляд от красивых коленок.

Велосипед тормозит возле Тошиной лавки.

– Дяденька, дай закурить, – улыбается девчонка.

– Ты куришь? – почему-то удивляется Тоша, хотя курящих подростков видывал немало.

– Нет, – мотает головой незнакомка.

– Зачем тогда просишь? – еще больше удивляется он.

– Чтобы разговор завязать, – не смущаясь, отвечает девчонка, спрыгивает с велосипеда и плюхается на мокрую лавку рядом с Тошей.

Взгляд карих глаз кажется ему знакомым.

– Мы раньше встречались? – спрашивает он. Тоша хочет поддержать беседу, но плохо это умеет – он всегда неуклюж в таких вопросах. Хотя, казалось бы, рок-музыкант…

– И да, и нет.

– То есть?

– Ты же сын Маргариты Андреевны, да?

– Да.

– Ну а мои родители переехали в этот двор, – она на минуту задумывается, даже пальцы загибает и шепчет цифры, – двенадцать… Нет, тринадцать лет назад. Во-он наш подъезд. – Взмах рукой в направлении соседнего дома.

– То-то я думаю, почему твой взгляд мне показался знакомым.

– Ага. – Она кивает, смешно болтая ногами, будто не девушка, а маленькая девчонка трехлетка, каковой, наверное, и была, когда переехала в этот двор. – Ты – Антон, я знаю, – говорит она. – Меня Мартой зовут.

– Хорошее имя, – говорит Тоша, чтобы что-нибудь сказать.

– Я знаю, – кивает Марта.

– И память хорошая, – продолжает Антон раздавать комплименты, – раз помнишь, что я сын Маргариты Андреевны. – Я же сюда в последние годы очень нечасто приезжаю. Пару раз в год.

– А я тебя хорошо запомнила после одного случая.

– Какого же?

Марта поворачивается к Тоше, перестает дрыгать ногами, смотрит внимательно и говорит вдруг очень серьезно:

– Когда-то давно тебя во дворе чуть не убили…

Тоша вытаращивает глаза и шумно сглатывает.

– Помнишь?

У него хватает сил только кивнуть в ответ.

– Я совсем крохой была. – Марта снова начинает ногами сучить. – Проснулась вдруг посреди ночи, так мне показалось тогда. И очень захотелось к окну подойти. Прямо ужас, как захотелось. Я подошла. Смотрю – ты под окном стоишь, а тебя окружили трое. То, что там и четвертый был, – я почувствовала, хотя из окна разглядеть не могла.

– И?

– И я помогла тебе. Немножечко. Сейчас уж не помню, как именно… – Марта прячет глаза. Все она помнит прекрасно. – Увидела там ту штуку, которую ты создать пытаешься. И помогла. А то они из тебя всю жизнь бы высосали. Уже и высосали почти.

– Это так, – говорит Антон.

Дальше они молчат. Марта старательно отводит взгляд, а Тоша пытается понять, откуда все-таки помнит ее. В каком сне видел раньше? И почему эта незнакомая девушка кажется такой родной? И наконец вспоминает. У Марты тоже взгляд чуть-чуть удивленный, веснушки да две косички. Хотя лицо непохоже, цвет глаз и волос другие. Но это она. Ло.

После этой встречи Ео вообще пропадает. Антон так хочет ему рассказать о Марте, о том, что нашел ее, но Ео нету в «окне», как и «окна» самого. Лишь через три года, Антон снова встречается с Ео. Тоша тоже узнает его по взгляду, как только впервые берет на руки их с Мартой сына.

Жизнь перевернулась в день, когда у меня появилась сестра.

И ладно бы она появилась, как у всех нормальных людей – маленькой, пищащей и безобидной. Но нет же! Ей семь лет, и она ходит в ту же школу, что и я.

Ее взяли из приюта. Что родителям взбрело в голову, я не знаю. Ей освободили целую комнату, где раньше у папы кабинет был. Теперь он работает в их с мамой спальне или на кухне. Выползешь ночью воды попить, а там – папа стучит клавишами. Еще и смеется: «Совенок прилетел».

Впрочем, к «Совенку» я уже привыкла. Но комната… Я до семи лет жила в одной комнате с мамой и папой, пока не переехали, а этой – сразу свои апартаменты. С другой стороны, хорошо хоть не в мою спальню ее подселили…

Нет, я, честное слово, пыталась ее полюбить, но елки-палки… Она ведь даже мне не родная! А носятся с ней все, как с золотым слитком. «Алевтина то, Алевтина се, ой, Алисочка, у вас даже имена похожи с сестричкой! Аличка и Алечка. Совенок и Бельчонок». Тьфу.

Ничуть мы не похожи. Ни именами, никак.

Подумаешь, волосы светлые у обеих. Ну светлые, и что дальше? У меня они золотистые, с рыжинкой, а у нее – бесцветные, словно песок, выгоревший на солнце. И висят, как пакля. И глаза у меня ярко-зеленые, говорят – как у кошки. Только папа считает, что как у совы. А у нее – светло-голубые, бледные, прозрачные, и пялятся на тебя эти зенки немигающие исподлобья, страшно до жути. Ночью приснится такое, все простыни перепачкаешь. При этом – мордаха острая какая-то, будто и правда, у белки. Бельчонок, елки-палки.