Дмитрий Казаков - TEENариум. Антология невероятных историй [сборник litres]

Домой мне их принес вечером.

Благо адрес знал – днем домой тащил меня саму, после медпункта. Под дверью сидел-таки и ждал. И Катерина, красавица, давай подвякивать: «Да, да, проводи девочку!» Хотя я и отбрыкивалась, как могла. Сама не дошла бы, что ли? Глупость какая.

В общем, украшения я повесила на Алевтину – я все чаще называла так куклу. Это справедливо, я считаю. Он же ей их и подарил! Хоть не помнит…

Ваня ждал меня, как и условились, возле метро. А вот медсестра Катя рядом с ним оказалась полным сюрпризом! У меня челюсть отпала и глаза на макушку полезли, когда увидела ее светлую челку и притворно – почему-то сейчас я в этом не сомневалась – добрые глаза.

Я скрестила руки на груди и подошла к ожидавшей меня парочке.

– Катя знает и умеет больше, чем я, – вместо приветствия заявил Ваня. – Я еще только учусь, да и вряд ли когда-то догоню Катерину во многих умениях. У меня вообще не было бы этих умений, если бы я не угодил однажды куда не следует. Понимаешь, в чем дело…

– Ничего не понимаю. Поехали.

Мы зашли в метро, пока спускались по эскалатору, ждали поезда и ехали, Катя с Иваном не переставали нести какую-то чушь. Хотя и я была не лучше…

– Понимаешь, в чем дело, – продолжил Ваня, – мы оба заметили на твоей кукле некие следы. Они действительно ведут к моим воспитанникам, которых ты хочешь увидеть.

– И еще к чему-то. Не очень хорошему. К чему-то, куда не каждому есть дорога.

– И еще, с тех пор как мы ее увидели, нас обоих не покидает странное ощущение…

– Как будто вы ее уже видели? – встрепенулась я.

– Как будто мы забыли что-то, что видели раньше, – пропела слащавым голосом Катя.

Как же он меня раздражал.

– Сестру мою! – не выдержала я. – Названую. Ее никто не помнит, кроме меня. Думаете, я крышей поехала?

– Не знаю. Может, и нет, – задумчиво протянул Ваня.

– Вот спасибо!

– Ваня лишь хочет сказать, что в жизни бывает всякое. И, возможно, твоя сестра где-то тебя ждет.

– Мне порой кажется, что я и вправду с ума схожу. Что я все придумала. А на самом деле не было никакой сестры, только дурацкая нелепая кукла. Иногда и сама с трудом ее вспоминаю. А сегодня она мне приснилась…

И в шумном вагоне метро, стоя у двери с парой едва знакомых людей, я рассказала о том, о чем вообще боялась с кем-либо говорить. Рассказала все об Алевтине. И о том, как не любила ее, и о том, как потеряла. О том, что сестра была словно не от мира сего и часто позорила меня, и о том, что я согласна на все, лишь бы ее вернуть.

Я готова была к тому, что оба выскочат из вагона на первой же станции, но они лишь задумчиво смотрели на меня.

– Судя по тому, что ты говоришь, твоя Алевтина видела радуги. Только убирала их как-то по-своему…

– Я вроде бы помню ее, словно сквозь пелену густого тумана. – Катя прищурилась, будто и вправду всматривалась в туман. – Вроде и вижу лицо, но никак не могу рассмотреть черты.

– Она приходила к тебе в медпункт. Однажды, – печально сказала я. – Думаете ее можно вернуть? Оживить?

– Надо показать куклу моим Жану и Мишке. Они тоже видят радуги, и на кукле их следы. Возможно, заметят что-то, чего мы не замечаем.

– А что это за радуги? – Я уже понимала, что речь не о разноцветном коромысле после дождя.

– Это следы на земле, которые люди оставляют плохими поступками и словами. Сначала они – черные, потом становятся радужными. Катя очень хорошо умеет их убирать, я же справляюсь только с самыми маленькими и безопасными.

– И Алевтина их видела? И убирала? – Сколько раз я злилась на сестру за то, что возилась на земле с чем-то только ей понятным.

Считала свиньей и ненормальной. Если бы я знала…

– Похоже, что да. – Ваня пальцами сжал виски и наморщил лоб. – Не помню.

Поезд приехал на нашу станцию.

Приют был симпатичным. Двухэтажное здание, стоящее буквой «П», чистый зеленый дворик с качелями и горками.

Мы сели в небольшой беседке. Молодая воспитатель привела к нам двух детишек лет шести – темноволосого Жана и светленького Мишку.

– А. Что. Мы. Будем. Сегодня. Делать? – старательно выговорил черноволосый Жан.

– Будем играть в куклы! – радостно наклонилась к нему Катя и кивнула мне. Доставай, мол.

– Мы. Что. Девочки?

– Нет, – улыбнулся Ваня. – Но, возможно, с помощью этой игры мы сможем помочь одной девочке. Согласны?

– Хо-ро-шо-о. Да-ва-ай, – протянул второй мальчонка, Миша.

Казалось, что каждое слово им давалось с трудом.

Я достала куклу, и мальчишки, секунду назад скучающие, внимательно на нее уставились. Они осторожно ее трогали, переворачивали, заглядывали в грубо нарисованные глаза. Потом посмотрели в глаза друг другу.

И наконец Миша сказал:

– А-лев-ти-на.

А Жан добавил совсем уже странное:

– Это. Справедливо.

Она никогда не задумывалась, почему люди усыновляют детей. Хотела ли, чтобы удочерили ее? Алевтина не знала… Она хотела, чтобы вернулись ее мама и папа. Вот в этом была уверена на тысячу процентов!

Любила ли она новых маму и папу? Они хорошие, это совершенно верно. Но они будто бы жили за стенкой изо льда. Тонкой, но очень-очень крепкой. Иногда Алевтине хотелось протянуть руки, обнять… И она даже обнимала их, маму Таню и папу Сергея. Но они все равно оставались за коркой льда.

Так было, пока Алевтина не упала в ботсаду.

Теперь на весь мир она смотрела не сквозь корку льда, а сквозь тончайшие бело-розовые лепестки магнолий. Они окутывали ее легким туманом, показывали многое, хотя и не выпускали из своих объятий.

Она увидела маму Таню – молодую, красивую, с длинным хвостом каштановых волос, в джинсах и темно-зеленой рубашке. Она увидела, как сильно эта женщина хотела помочь… нет, не всему миру. Она понимала, что это невозможно. Хоть кому-нибудь. Она никогда не выбрасывала вещи, из которых выросла маленькая дочка. И уж тем более не пыталась их продать. Всегда относила в детские дома. А перед этим тщательно стирала их и, если надо, зашивала, подновляла.

– Детский дом – это не свалка, – говорила она в ответ на ворчание подруг или свекрови: чего, мол, возиться? – Дети не должны получать в подарок тряпье.

Но одними вещами детей не осчастливишь. Мама Таня понимала, что этого – мало. Больше всего дети мечтают о доме. О семье. И они с папой Сергеем решились. Они долго ходили по разным кабинетам, собирали какие-то бумажки, пока им наконец не разрешили забрать ее, Алевтину.

Они полюбили ее, прежде чем увидели.

Алевтина сейчас очень четко видела эту любовь – она струилась бело-розовыми туманными ручейками сквозь лепестки магнолий. Текла к ней в солнечных лучах. Грела руки, грела сердце.

Еще она видела Мишу с Жаном. Наблюдала за друзьями из дивного магнолиевого сада, совсем не похожего на тот, где еще недавно были с сестрой. Видела, как они скучают по ней. И волнуются за нее. Как убирают кляксы. А здесь даже клякс нет… Она тоже скучала по друзьям-мальчишкам. И очень хотела бы еще хоть раз к ним вернуться, поиграть вместе…