Ннеди Окорафор - Кто боится смерти [litres]

– Я убил много народу, – вздохнул Мвита и продолжил. – Однажды я заболел. Мы стояли лагерем в пустыне. Мужчины копали братские могилы для тех, кто умер за ночь. Их было очень много. Когда увидели, что я не могу встать, меня бросили в яму вместе с трупами.

Меня похоронили заживо. Они ушли. Через несколько часов лихорадка спала, и я откопался. Я тут же пошел искать целебные травы, чтобы вылечиться. Вот так я смог отправиться на восток. Я два месяца прожил среди этих мятежников. Если бы меня не приняли за мертвого, я точно умер бы. Вот твои невинные океке, твои жертвы.

Мы остановились.

– Все не так просто, как тебе кажется. Обе стороны больны. Берегись. Твой отец тоже видит только черное и белое. Океке – плохие, нуру – хорошие.

– Но виноваты нуру, – тихо сказала я. – Если бы они не обращались с океке как с мусором, океке не вели бы себя как мусор.

– А может, океке сами за себя подумают? – сказал Мвита. – Они лучше всех знают, каково быть рабом, а что они делают с собственными детьми? Мои тетя и дядя не были убийцами – они погибли от рук убийц!

Мне было очень стыдно.

– Пойдем, – сказал он, протянув руку.

Я впервые заметила небольшой шрам на правом указательном пальце. От спускового крючка горячего ружья? Через полчаса я стояла перед хижиной Аро. Я отказывалась заходить внутрь.

– Тогда стой здесь, – сказал Мвита. – Я ему расскажу.

Пока они разговаривали, я была рада оставаться в одиночестве, потому что… я была одна. Я пнула стену хижины пяткой и села. Зачерпнула горсть песка и дала ему высыпаться сквозь пальцы.

Черный сверчок прыгнул мне на ногу, ястреб крикнул откуда-то с неба. Я посмотрела на запад, туда, где сядет солнце и взойдут вечерние звезды. Я глубоко-глубоко вдохнула и широко раскрыла глаза. Я сидела неподвижно. Глаза пересохли. От слез им стало приятно.

Я встала, разделась, превратилась в грифа, и горячий вечерний воздух вознес меня в небо.

Через час я вернулась. Мне стало лучше, я успокоилась. Когда я одевалась, Мвита высунул голову из хижины.

– Быстрей, – сказал он.

– Я приду, когда захочу, – проворчала я, и одернула платье.

Пока мы втроем говорили, я снова завелась.

– Кто положит этому конец? – спрашивала я. – Это ведь не закончится, когда нуру перебьют всех океке на так называемой своей земле, правда, Аро?

– Сомневаюсь, – сказал Аро.

– Ну, а я кое-что решила. Это пророчество сбудется, и я хочу при этом присутствовать. Я хочу его увидеть и помочь в том, что он будет делать.

– А другая причина твоего отъезда?

– Я убью отца, – просто сказала я.

Аро кивнул.

– Ну, оставаться тебе все равно нельзя. В тот раз я сумел уговорить людей отстать от тебя, но сейчас ты вонзила коготь в больное место души Джвахира. К тому же твой отец тебя ждет.

Мвита встал и, не говоря ни слова, вышел. Аро и я смотрели, как он уходит.

– Оньесонву, путь будет тяжелым. Ты должна быть готова к тому, что…

Остального я не услышала, потому что в висках застучала моя головная боль, усиливаясь с каждым ударом. Через несколько секунд она достигла обычного уровня – будто в голову летели камни. Уход Мвиты, решение покинуть Джвахир, картины насилия, до сих пор стоящие перед глазами, и лицо моего кровного отца. Все это вместе включило во мне внезапное подозрение.

Я вскочила и уставилась на Аро. Мне было так больно, я была так ошарашена, что во второй раз в жизни забыла, как дышать. Голова заболела сильнее, все кругом стало серебристо-красным. Выражение лица Аро напугало меня еще больше: спокойное и терпеливое.

– Открой рот и вдохни, а то отключишься. И сядь.

Когда я наконец села, то разрыдалась.

– Не может быть!

– Во время инициации всем приходится это видеть, – он печально улыбнулся. – Люди боятся неизвестного, – есть ли лучший способ избавить человека от страха смерти, чем показать ее ему?

Я сжала руками виски.

– Почему меня будут так ненавидеть?

Я каким-то образом окажусь в тюрьме, а потом меня забьют камнями к большому удовольствию толпы.

– Потом сама узнаешь, – мрачно сказал Аро. – Зачем портить сюрприз?

Я пошла к Мвите. Аро проинструктировал меня насчет разных вещей, в том числе – когда мне лучше уходить. У меня было два дня. Мвита сидел на постели спиной к стене.

– Ты не думаешь, Оньесонву, – сказал он, безучастно глядя прямо перед собой.

– Ты знал? Ты знал, что я видела свою собственную смерть?

Мвита открыл рот, потом закрыл его.

– Знал?

Он встал, обнял меня и крепко прижал к себе. Я закрыла глаза.

– Зачем он тебе сказал? – прошептал он мне.

– Мвита, я забыла, как дышать. Я остолбенела.

– Не надо было тебе говорить.

– Он не говорил. Я просто… догадалась.

– Значит, надо было тебе соврать.

Мы постояли так немного. Я вдыхала его запах, думая, что скоро я больше не смогу этого делать. Я отодвинула его и взяла за руки.

– Я иду с тобой, – сказал он раньше, чем я успела открыть рот.

– Нет. Я знаю пустыню. Я умею превращаться в грифа, если надо, и…

– Я знаю ее не хуже тебя, а может и лучше. А еще я знаю Запад.

– Мвита, что видел ты? – спросила я невпопад. – Ты видел… ты тоже видел свою смерть, да?

– Оньесонву, всем когда-то придет конец, и дело с концом. Одна ты не пойдешь. И не мечтай. Иди домой. Завтра вечером я за тобой приду.

Я пришла домой около полуночи. Мама не удивилась, услышав о моих планах. Ей рассказали, что я сделала на базаре. Весь Джвахир гудел. Сплетники не сообщали подробностей, было только убежденное мнение, что я – зло и меня надо посадить в тюрьму.

– Мвита тоже пойдет со мной, мам.

– Хорошо, – сказала она, помолчав.

Когда я шагнула к двери, мама резко выдохнула. Я обернулась.

– Мам, я…

Она сделала жест рукой.

– Я человек, но я не дура, Оньесонву. Иди спать.

Я подошла к ней и обняла. Крепко. Она подтолкнула меня в сторону двери.

– Иди в постель, – сказал она, вытирая глаза.

Удивительно, но я прекрасно проспала два часа. Без кошмаров. Чуть позже, в четыре ночи – или утра, – Бинта, Луйю и Дити пришли под мое окно. Я помогла им залезть в комнату. Попав внутрь, они просто встали как вкопанные. Я не могла не рассмеяться. Самое комичное зрелище за сутки.

– С тобой все нормально? – спросила Дити.

– Что случилось? – спросила Бинта. – Мы должны услышать это от тебя.

Я села в постели. Я не знала, с чего начать. Пожала плечами и вздохнула. Луйю села рядом. От нее пахло душистым маслом и немного потом. Обычно Луйю никогда не позволяла запаху пота прокрасться на ее кожу. Она так долго смотрела на мой профиль, что я в раздражении повернулась к ней:

– Что?

– Я была сегодня там, на базаре. Я видела… Я видела все, – ее глаза наполнились слезами. – Почему ты мне не показала? – она опустила взгляд. – Но ты рассказала нам, правда? Это была… твоя мама?