Дэвид Митчелл - Костяные часы

…и оказывается, что я не помню имени главного героя. Да и хрен с ним. Сначала я хотел назвать его Дунканом Фраем, но Кармен сказала, что это звучит слишком по-шотландски, а вдобавок похоже на имя хозяина забегаловки, где жарят рыбу с картошкой, и он стал Дунканом Мактигом, однако «Мак» – тоже слишком шотландское. В общем, пусть пока будет Дункан Драммонд. ДД. Итак, Дункан Драммонд; 1840-е годы; каменщик, который попадает в австралийскую колонию Суон-Ривер и строит маяк на острове Роттнест. Гиена Хэл не уверен, что моя задумка ему нравится, «хотя, конечно, это свежий ход, Крисп…», но однажды я проснулся и вдруг осознал, что герои всех моих романов – мои современники, состоятельные лондонцы, которых разрывает в клочья какой-нибудь скандал. Продажи начали снижаться задолго до злополучной рецензии Ричарда Чизмена. Да и роман о Роттнесте обуревают всякие проблемки, подмигивая бурыми звездочками голых задниц, а именно: я пока что написал всего три тысячи слов; это не самые лучшие три тысячи слов в моем творчестве; новый последний срок сдачи рукописи – 31 декабря этого года; редактор Оливер уволен «за неудовлетворительную работу», а занявший его место Скотт – весьма подходящее имечко – уже намекает на то, что выплаченные авансы придется вернуть.

Интересно, поможет ли повествованию парочка симпатичных квокк?

Ну и фиг с ним. Наверняка где-нибудь поблизости есть ночной бар.

Аллилуйя! Бар «Скай-хай» на сорок третьем этаже все еще открыт. Пристраиваю свои усталые кости в кресло у окна и заказываю двадцатипятидолларовую порцию коньяка. Из окна открывается сногсшибательный вид. Ночной Шанхай – мозг, переливающийся миллионами огней: оранжевый пунктир скоростных трасс, белые пиксели автомобильных фар и красные точки габаритных огней; зеленые сигнальные лампы подъемных кранов; голубые стробы самолетов; офисные здания на противоположной стороне дороги, смазанные скопления световых точек вдали, за много миль отсюда, и каждая крошечная точка – какая-то жизнь, какая-то семья, какой-то одиночка, какая-то мыльная опера; прожекторы подсвечивают небоскребы в Пудуне; неподалеку мерцают анимированные рекламные щиты – «Омега», «Бёрберри», «Железный человек-5», гигаваттно-яркие афиши, расклеенные по ночной тьме. Все мыслимые и немыслимые огни, кроме луны и звезд. «В тюрьме нет расстояний, – писал Ричард Чизмен в письме „Союзу друзей“, – нет окон в наружных стенах; мне видна лишь верхушка ограды, опоясывающей двор для прогулок. Я бы дорого дал за возможность поглядеть вдаль на несколько миль. Красоты пейзажа меня не волнуют, вполне достаточно и городских трущоб, но главное – простор на много миль вокруг».

А Криспин Херши засадил его в тюрьму.

И Криспин Херши его оттуда не выпускает.

– Здравствуйте, мистер Херши, – произносит женский голос. – Какая неожиданная встреча!

Я на удивление бодро вскакиваю с кресла:

– Холли! Привет! Я тут…

Не могу придумать, чем закончить предложение; мы целуемся щека к щеке, как добрые друзья. Холли усталая, что вполне объяснимо для того, кто разом пересек столько часовых поясов, но бархатный костюм ей очень идет – Кармен любит водить ее по магазинам.

Указываю на воображаемого спутника в пустом кресле:

– Вы, конечно же, знакомы с капитаном Джетлагом?

Она смотрит на кресло:

– О да! Уже не первый год.

– Ты сейчас откуда? Из Сингапура?

– Хм… погоди, сразу не соображу. Нет, из Джакарты. Сегодня ведь понедельник, верно?

– Вот она, жизнь в вышних литературных сферах. Как Ифа?

– Официально влюблена. – В улыбке Холли сквозят слои смыслов. – Ее молодого человека зовут Эрвар.

– Эрвар? Из какой же галактики попадают к нам Эрвары?

– Из Исландии. На прошлой неделе Ифа ездила знакомиться с его семьей.

– Повезло Ифе. И Эрвару повезло. А тебе этот юноша нравится?

– В общем да. Ифа несколько раз привозила его в Рай. Он дислексик, но изучает генетику в Оксфорде. Не спрашивай, как это у него получается. А еще он все чинит. Полки, дверцы душевой кабинки, сломанные жалюзи. – (Официантка приносит мне коньяк, и Холли заказывает бокал белого вина.) – А как Джуно?

– Джуно? Она в жизни ничего не починила.

– Да нет, дурашка! Джуно уже встречается с мальчиками?

– Ах вот ты о чем. Пока нет. Ей ведь всего четырнадцать. Хотя… вот ты, например, в четырнадцать лет обсуждала с отцом своих парней?

У Холли тренькает телефон. Она смотрит на экран:

– Сообщение от Кармен, для тебя. «Напомни Криспину ни в коем случае не есть дуриан». Ты понял?

– Увы, да.

– Так вы переезжаете на новую квартиру в Мадриде?

– Нет. Ну, долго рассказывать.

– Роттнест?

Холли щелкает ногтем по краешку бокала, словно проверяя, как он звучит.

– Кармен наверняка упоминала, что в разные периоды жизни я слышала голоса, неслышные для окружающих. И, случалось, знала то, о чем никак не могла знать заранее. Или иногда служила своего рода рупором для… для неких сущностей, никак со мной не связанных. Прости, это звучит как-то слишком сверхъестественно, но иначе не скажешь. Это не спиритический сеанс, я не вызываю никаких духов. Голоса просто… вселяются в меня, что ли. Это происходит не по моей воле. Это никогда не происходит по моей воле. Я этого не хочу. А они все равно вселяются.

Ну, это я знаю.

– Ты ведь изучала психологию?

Холли понимает скрытый подтекст, снимает очки, сжимает пальцами надавленную оправой вмятинку на переносице.

– Ладно, Херши, твоя взяла. Летом восемьдесят пятого года мне было шестнадцать. Прошло двенадцать месяцев с тех пор, как пропал Джеко. Мы с Шерон гостили у родственников в Бантри, в графстве Корк. Однажды, в дождь, мы с малышней играли в «Змеи и лестницы», и вдруг, – даже теперь, тридцать лет спустя, Холли морщится, – я то ли поняла, то ли услышала, то ли просто знала – называй как хочешь, – какое число выпадет на костях. Один из мальчишек тряс яичную рюмку с игральными костями, а я подумала: «Пять». И выпало «пять»! Один. Пять. Три. И каждый раз верно. Ну, допустим, полоса везения. Случайность. Бывает. Только она не прерывалась, хотя кости бросали больше пятидесяти раз. А мне ужасно хотелось, чтобы это прекратилось! И я каждый раз думала: ничего, сейчас я ошибусь, и тогда можно все списать на совпадение… но «совпадения» все продолжались и продолжались, и тут Шерон сказала, что ей нужно «шесть» и тогда она выиграет, и я сразу поняла: именно «шесть» у нее и выпадет. И выпало «шесть». К этому времени голова у меня просто раскалывалась от боли, так что я отказалась играть дальше и ушла спать. Когда я проснулась, Шерон и наши многочисленные родственники, как ни в чем не бывало, играли в «Клуэдо». Разумеется, я стала убеждать себя, что просто выдумала способность угадывать, какое выпадет число. И когда пришло время возвращаться в наш унылый Грейвзенд, мне почти удалось себя убедить, что случившееся было просто… совпадением, да и помнила я все смутно.