Эдвин Табб - Смерть — это сон. Белая вдова

— Когда происходит что-нибудь, подобное этому, вы могли бы, пожалуй, уведомить нас об этом. Кто все это сделал?

Ларри только пожал плечами.

— Не спрашивайте у меня. Когда я вернулся сюда после ужина, я обнаружил вот эту самую картину да еще лейтенанта Харви из отдела по расследованию убийств. Он сказал, что не он сделал это, и я ему верю. Я тогда позвонил к вам.

— И что же произошло? — резко спросил Дэн Брайт.

— Ответила Долорес, — сказал Ларри. — Поэтому я положил трубку.

— Могли бы и попробовать еще раз, — с упреком в голосе сказал ему Дэн Брайт. Затем гнев его снова прорвался наружу. — Боссу это очень не понравится, — сказал он, показывая на царивший в квартире беспорядок. — И что же они забрали с собою — если что-нибудь забрали вообще?

— Первоначальную диссертацию плюс заметки мистера Корнмэна, — сказал Ларри.

Брайт как-то неопределенно крякнул и задумался, затем пожал плечами и произнес:

— Что ж, утерянного теперь уже не вернешь, так что и нечего об этом беспокоиться. Собирайтесь, нам надо уходить отсюда.

— Куда? — спросил Ларри. — Мне бы хотелось сначала принять душ.

— Успеете принять, когда мы прибудем на место, — последовал уклончивый ответ. И поскольку у Дэна Брайта, похоже, не такое было настроение, чтобы сообщать более подробную информацию, Ларри ничего не осталось иного, как без особой охоты поплестись к лифту. Внизу их дожидался длинный сигарообразный кадиллак с откидным верхом ярко-пурпурного цвета. Брайт расположился за рулем, Ларри устроился на переднем сиденье с ним рядом.

— Могли бы подождать меня и немножко больше, пока я приведу себя в порядок после сна, — пожаловался было Ларри.

— Послушайте-ка, почтеннейший, время — это как раз нечто такое, чем мы не располагаем, — сказал Брайт и повел автомобиль по подъездной полосе в направлении к выезду на магистраль.

Они молча ехали навстречу заре через Триборо-Бридж, затем свернули на Северный Бульвар, по которому навстречу им полился первый поток автомобилей из многочисленных ньюйоркских пригородов. Ларри прикинул, что проспал он, должно быть, примерно шесть часов, и очень жалел, что не удалось больше. Однако к досаде своей ощущал себя вполне проснувшимся. Затевать дальнейший разговор со своим водителем было совершенно бессмысленно. Дэн Брайт был не очень-то разговорчив и в куда более лучшие времена, сейчас же он откровенно выражал недовольство поведением своего подопечного.

И чем дальше они ехали, тем большее чувство растерянности овладевало Ларри. Вместо того, чтобы вспоминать о том радушии, с которым принимала его Тони, он вдруг обнаружил, что думает об Иде Стивенс, и стал чувствовать себя все более и более виноватым. Ведь они были уже почти что обрученными, когда он покидал ее уютную квартирку, направляясь со своей диссертацией в Колумбийский университет.

В сравнении с Идой Тони, хотя и была веселой прелестной блондинкой, обаятельной и такой податливой, казалась несколько безвкусной, даже кричаще дешевой. Его недавние подозрения в отношении Иды теперь, в спокойном беспристрастном рассмотрении на свежую голову казались попросту абсурдными. Конечно же, ей совсем не хотелось, чтобы он бился головой в непрошибаемую стену академической науки. То, что она могла быть его противником, теперь казалось ему оскорблением, оскорблением не только по отношению к ней, но и его собственному интеллекту.

Он был трусом и малодушным глупцом, когда не обратился прямо к Иде и Неду, заприметив их в баре ресторана Хилари Дуггэна вчерашним вечером. Он даже представить себе не мог такого, что они возьмут да и выдадут его полиции. Несомненно, это из-за преданности ему прибыли они в Нью-Йорк, услышав о том, что он попал в беду, и надеялись отыскать его и помочь, если предоставится такая возможность.

А вот он отплатил им самой черной неблагодарностью на их честность, попытавшись спрятаться от них. И от этого на душе у него теперь было невообразимо гадко.

Выйдя из этого своего состояния сосредоточенной задумчивости, он обнаружил, что Дэн Брайт остановил автомобиль рядом с вагончиком-закусочной.

— В чем дело? — спросил он.

— Надо нам подзаправиться, — сказал Брайт. — Я не вылазил из-за баранки большую часть этой ночи, да и у вас самого вид такой, будто вы только-только покинули «малину».

Пока Дэн Брайт расправлялся с тарелкой каши и кофе, Ларри попробовал салат, проглотил три пирожных с кремом и запил их тремя же чашками черного кофе. Не без сожаления он сейчас припомнил даже завтрак у Мэйна Корнмэна, почки в мадере, отбивную с косточкой и фазана с канадским беконом.

— Поехали, — нетерпеливо произнес Дэн Брайт, когда они позавтракали. — Нам еще предстоит довольно долгий путь.

И они помчались дальше на восток, навстречу нарождающемуся погожему дню. Уже после девяти часов утра они съехали с магистрали на устланный листьями один из проселков на Лонг-Айленде и теперь передвигались между высокими изгородями и выкрашенными белой краской дощатыми заборами, которые окружали выгоны для скота, затем они повернули налево и двинулись по изобиловавшей множеством поворотов подъездной дороге, мощенной булыжниками, которая привела их в конце концов к воротам, за которыми виднелся великолепный особняк со стенами из красного кирпича, увитыми плющом.

Дворецкий, который встречал их у дверей, казалось, уже ожидал Ларри.

— Мистер Финлэй? — произнес он, затем, увидев кивок Ларри, добавил: — Пожалуйста, сюда. — Он провел Ларри по мягким коврам через, казалось, добрых несколько сотен метров помещений первого этажа на застекленную во всю высоту веранду, выходившую на изумрудно-бархатную широкую лужайку, которая в свою очередь простиралась перед переливающейся серо-голубой поверхностью пролива Лонг-Айленд.

Именно там за накрытым белоснежной скатертью столом Мэйн Корнмэн, такой безмерно огромный в белой свободной полотняной одежде, очень почему-то напоминающий Ларри Марка Твэна, набивал свой желудок различными яствами, начиная от бараньих биточков и кончая слегка поджаренными помидорами. Какой-то худой загорелый мужчина с бледно-голубыми глазами и иссиня-седыми волосами, сидевший за одним столом с Корнмэном, внимательно наблюдал за Ларри.

— Присаживайтесь, Ларри, — произнес Корнмэн, сделав жест вилкой в сторону пустого стула. — Фил, это Ларри Финлэй. Ларри, со мной Фил Уиттэкер.

Ларри сдержанно кивнул и сел. Значит, отметил он про себя, это и есть тот самый Уиттэкер, знаменитый декан из Колумбийского университета. Он глядел на хозяина роскошного особняка с каким-то особым интересом и уважением, пытаясь понять характер его по многочисленным морщинам на бронзовом лице. От его внимания не ускользнули едва заметные иронические складки в уголках рта и глаз, могучий разум, скрывавшийся за выпуклым квадратным лбом.