Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

– Милый костюм, – сказал ему я иронически. – В самом деле – вылитый вы.

Его темный «уиндзор» был нов и свеженадушен, а в руке своей он держал чорный берет с пером марабу. Едва ли с паузою он мне сказал:

– Я много дней провел в Муниципальной библиотеке Биркенау – и разузнал там вот что: «Джуд Незаметный» Харди – самая востребованная книга последнего года. Достоинство невежества, каково? А я еще думал, что в Библиотеке Ноенгамме стандарты выдачи ни к чорту! После Харди у нас идет «Загадка старой колокольни» Энид Блайтон, а за нею – обычный бамц: «Хоббит», «Ловец», «Нексус», «Портной», «Гордость и предубежденье», «Уловка-22», «Мельница на Флоссе», Куксон и Незбит, Туэйн и Апдайк, Жаклин Сьюзенн и Дэниэлл Стил, все протчие. Удивительно активно запрашивали «Завет человеческий» Вардиса Фишера. Их псевдо-религьозные посланья отзываются в душах лагерных читателей. Все утешительны, никакой политики – и ни дуновенья авангарда.

Физически дергаясь под хлыстами охранников СС, паническая толпа, судя по виду, Чорных Чучелок, облаченных в красные пиджаки и брюки в чорно-белую клетку, вдруг возникла средь нас – они бегали наперегонки повсюду и путь держали, вне всяких сомнений, к Sonder Behandlung [51] Центр особого отношенья / уничтоженья. .

Каждое чорное лицо, казалось, движется с громадною скоростию. Наружная часть толпы прыгала в огромную огненную яму, что рвоподобно гнездилася вкруг маленького красно-кирпичного крематорья, и выпрыгивала из нея. У ног их ревели искры, кармазинные пыхи воспламеняли вампон их влас. Дюжина Чорномазых отделилась, и я последовал, не меняючись в лице, за их ритмичным гимнастичным подпалом, покуда исчезали оне в мерцающей красной дымке Жабьей Воли – центра Аушвица, – и долгие дорожки жира сцеживались с их жарящихся мяс.

В том и была моя ошибка.

Я вижу грязь, и всё есть Миф.

Красные пиджаки были кровью, сбегавшею по обнаженной их плоти.

Клетчатые брюки – полосатыми измаранными одеяньями, повсеместными в лагерях.

Чорные лица были жарящимися физиономьями евреев, выживших первый натиск крематорского пламени.

Косматые волосы – густым чорным дымом, вскипавшим от еврейских черепов, а широко раскрытые очи, что лопались, покидали лица уже мертвые.

Придавать романтический, сиречь абсурдный глянец подлым событьям, развертывавшимся окрест меня, было в моей натуре, и естьли я отклонялся в сторону дурновкусья, сие никак не могло сравниться с истиною сего места – не игнорируя и Примо Леви, сего самоубийственного ебучки.

Вот оно.

Вкруг меня на бессчетные мили раскинулся Аушвиц: террасы, улицы и фабрики, – и сквозь них все вилась красная трасса, ведшая к ГИГАНТСКОМУ крематорью: «АЛМИНА» [52] Охраняется авторским правом: «Компания газа, света и кокса». – имя ея натрафаречено было на ея стенах. Сие нечестивое присутствье выстроили, дабы пропускало через себя мильон евреев в день, и оно затмевало собою все остальное в лагерях, смотревшееся положительно карликовым, – намного больше «ИГ-Фарбеновских» «Aluminium Werkes», – и именно тудой маршировали ходячие мертвецы, в массивные двери, под всепроникающий бой сыромятни.

Сравнить ли мне его тревожное присутствье с художественным твореньем Пиранези либо холстом кисти Джона Мартина? Его окружал нимбом Бычий Пламень, и я николи не видал, чтобы смазанная краснота небес так походила бы на палитру художника. Синь и зелень, желть – высвечены до слепоты и залачены еврейскими культурами, они сходили с сего холста растекающеюся радужною аркою, творя в небе протечку еврейского йогурта.

– Подобное Знанье изначально – от Сатаны и, как знать, может быть Воздействьем неких старых Чар. Отнюдь не есть невозможно, однакоже Противуестественное Знанье такое сперва является Пактом с Диаволом и развивается далее сукцессиею с их Потомством: и прозренье сие имеется противу их Воли и Наклонности, Многие таковые, подозреваю я, Невинны.

Моузли располагался в режиме барона Корво. Посему я заговорил непосредственно с Томми Морэном и протчими, не сводя настороженного ока с магнетитового крематорья. Мне стало известно, что он и его группа фашистов и впрямь бывала в лагерях значительно дольше, нежели я. Артур Честертон уступил перст еврейской матери – злобной Ксантиппе, – Джон Бекетт подхватил временное пятно нейрофиброматоза на лицо, а Мораг Худ прошептала мне, что опасалась, будто подцепила бегучие булочки, кои могут не дать ей рожать детей после того, как она выйдет замуж.

– Мы пали в гадючье гнездо евреев, – безропотно молвил Томми. – Выбраться отседова будет лишь Диаволу по плечу.

Я к сему мигу уже стал полностью полагаться на Томми – он служил очесами у меня на закорках.

Как я записывал уже, Томми, некогда котировавшийся и одно время чемпион Королевских ВМС в среднем весе, как никто иной успокаивал, естьли выступал на твоей стороне на случай какой бы то ни было драки. То был доказанный факт, проиллюстрированный мне многие, многие разы.

Воспоминанья о давно минувших временах по-прежнему обитают во мне.

Случилась ночь в Ормскёрке, когда Томми поворотился ко мне – а мы с ним вместе пред митингом выпивали «Хмельную горькую настойку Обадьи» в «Голове королевы» – и произнес:

– Почему вы не рассказываете все, как оно есть? Посему покинули мы паб, унося с собою пивной ящик, коий использовали в виду нашей импровизированной платформы. Ящик мы разместили на широкой прогулочной дорожке напротив, и я применился к разговору, привлекая вниманье к нужде остановить нарастающий коллапс хлопчатобумажного текстиля. По всему Ланкаширу закрывались мануфактуры, и все боле и боле британского капитала влагалось в Бомбей, Мадрас и Калькутту, где стоимость производства составляла лишь долю ланкаширской.

Моузли мешался с толпами, что вскорости собрались вкруг меня. Многих частных лиц знал он лично. У него была замечательная память. Некоторое продленное время спустя, когда я жил в Халле, по пути на открытый митинг на Корпорацьонных Полях он нанес визит в штаб-квартиру нашего отделенья. Я представил его докеру Джорджу Бэджеру, который в Первую мировую служил в армии. На следующий год Озуолд выступал в Мэнчестере и, завидев Джорджа, в толпе, сходил его приветствовать. После сего Джордж подошел ко мне и сказал:

– Хорэс, он запомнил мое имя, а я встречался с ним лишь раз!

Старая поговорка: «Раз с нами – всегда с нами», – в моем долгом опыте доказала истинность свою. Николи не натыкался я ни на кого, кто, объявивши лояльность свою Моузли, когда-либо стал бы свирепо анти. Когда не удалось ему обрести истинную власть, довольно многие стали апатичны, но в общем и целом раз с Моузли – всегда с Моузли.