Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

— «В свою неделю?» — не понял Серёга.

— Да, — отмахнулся Леший, — потом поясню. В общем, запал он на неё. Она периодически выходила, то в лавку, то ещё за чем, и, как нарочно, хвостом пред ним вертела. Ну, день, эдак, на третий познакомились. Ничего такого — стояли, болтали. А потом, как заступил на дежурство, в свою неделю, повадилась навещать его. Он здесь, — кивнул на здание участка, — дежурил, склад охранял.

— Что за склад?

— С оружием, — чуть раздражённо поясняет Леший. — Так вот, на утро третьего дня, нашли мы Борьку с перерезанным горлом, да пустой арсенал. Пришельцев наших и след простыл. В общем, схоронили, погоревали. Осторожнее стали, правила новые установили. Но это всё ненужная лирика, в общем! Забыли потихоньку. Потом ещё люди приходили, хорошие люди, ничего не могу сказать. Талантливые, работящие. А через полгода, где-то, приблудился парень один. Вот, как ты, примерно, по возрасту, — хлопнул он меня по плечу. — И, ничего вроде, как все работал, где надо, но особо не водил знакомства ни с кем. А потом бац! — с силой и, кажется даже, злобой, ударил он внешней стороной ладони о внутреннюю. — Пропал. А вместе с ним и внучка младшая Иваныча нашего. Шесть лет девчушке. Нашли, конечно, потом…

— Обоих? И где были? — не понимая, к чему клонит Леший, бесцветным голосом интересуется Лёша.

— Нашли. Её нашли… На окраине, в старом заброшенном сарае. Мёртвую. А до этого…

— Не продолжай! — мученически скривившись, просит отец. — Понятно всё…

— Вот так, в общем… — вздохнул здоровяк. — Я, как раз тогда начал наводить мосты, чтобы сканер достать — новеньких по федеральной базе пробивать. Через неделю после той трагедии достал-таки. Да поздно… Были даже мнения, что надо, дескать, от чужаков вовсе закрыться и не пускать никого. Но Иваныч, несмотря на всё, против выступил. Так что, сейчас вот так пытаемся себя обезопасить. Всех прогоняем по сканеру отпечатков. Обновления по базе мне бывшие коллеги подгоняют регулярно.

— И что, многих бандитов изловили? — скептически вопрошает Серёга.

— Нет. Почти, никого. Почти все кто к нам идёт — бегут он несправедливого закона. Из-за долгов, по политическим мотивам, из-за несдержанности… Знаете же — судполовцу по морде дашь — 10 лет получишь. Мы даже убийц некоторых не прогоняли. Был, вот, у нас, Санька, в общем. В горячке, любовника жены своей убил. Случайно, конечно. Но, ведь, убил же! К нам пришёл — никакой. Думали — умом тронулся, так переживал. Ну, решили не гнать его. Оставили. Потихоньку оклемался. Подлечили его немного (у нас тут психиатр есть, если кому надо). Работал, даже бабу завёл себе — Соньку нашу, верёвщицу.

— Кого? — не понял я.

— Верёвщицу, — снисходительно пояснил Леший, — верёвки вьёт хорошо. Так вот, помер недавно. Жалко. Хороший мужик был. Только несчастный…

— А от чего помер? — подал голос Серёга.

— Убили. Думаете у нас тут всё так мирно? — поднял кустистую бровь бородач. — У нас тут такое бывает! Война настоящая… Ну, да Бог с ней! Пойдёмте лучше к Иванычу. Там и друг ваш у него.

— Профессор? — на всяких случай спросил отец.

— Нет, профессор вон там, — махнул он на неприметное небольшое одноэтажное здание, напротив и чуть левее участка, через дорогу. — Пока не разберёмся, что с ним делать — пусть там посидит.

— А что там? — поднимаясь со ступеней, интересуется Лёша.

— Тоже, что и здесь, — машет бородач через плечо на участок, только покомфортнее. — Психи, ведь, тоже люди… Пойдёмте! — встал он с корточек и призывно кивнул, приглашая следовать за ним. — Тут недалеко.

Пока мы шли за Лешим, его широкое лицо то и дело оборачивалось, а узенькие глазки стреляли по местным достопримечательностям, призывая к тому же самому и наши взгляды. По меркам мира, к которому мы привыкли — ничего особенного. Но, по всей видимости, по местным единицам измерения «социальной крутизны», это стоило того, чтобы быть показанным гостям. Мы шли по, как мы поняли, главной улице поселения, а потому, по глубочайшему убеждению участкового «всея станицы», достопримечательностей здесь было немало.

— Вот, смотрите! — кивал здоровяк на светлое двухэтажное здание с декоративными колоннами, по обе стороны от входа. — Это наш ДК! Отремонтировали ещё десять лет назад. А вот, чуть подновили, прошлым летом. Ну, сами понимаете, где побелка осыпалась, где ещё что… Чуть подшаманили и глядите — красота, в общем.

Здание, действительно, казалось ухоженным. Выбеленное, окна выкрашены, даром, что старые, изнутри занавешены белой тюлью, у входа разбиты клумбы, с какими-то яркими цветами. Лизе бы понравилось…

— Там у нас не только ДК, но и библиотека! Мы когда в другие поселения ездим или в города выбираемся по-тихому, стараемся книги привозить. Сейчас, правда, их всё меньше и меньше. Я имею в виду, настоящих книг, а не того ширпотреба, что на полках в магазинах валяется обычно. А вот, — указывал он на продолговатое трёхэтажное здание, внешне смахивающее на сельсовет, — у нас школа. А на бывшей парковке, что за зданием, мы площадку спортивную сделали, чтобы детки по турникам лазили.

— А это не бывшая администрация, случаем? — озвучил я тогда свои соображения.

— Так и есть. Бывшая, — подтвердил мою догадку Леший. — Но, уже двадцать лет как школа.

— А где же дела важные у вас решаются? — не преминул уцепиться за мысль Серёга.

— Да, где придётся, — без тени смущения отвечал бородач. — Смотря, какие дела. Самые важные — на площади, — махнул он в сторону, где, очевидно, располагалась та самая площадь, — а остальные — в зависимости от того где эти дела решаться должны…

— В смысле? — не понял Сергей.

— Ну, как, — усмехнулся Леший, — вот, если с канализацией проблемы, где решают проблему?

— Как где? — удивился Серёга. — Сначала в администрации или правительстве, потом дают указание…

— А у нас нет правительства! — звонко шлёпнул ладонью о ладонь здоровяк. — Мы сами себе правительство! Сами принимаем решение, сами делаем. У нас нет тех, кто только решает, что и где нужно делать. У нас все делают. Да, вы и сами скоро всё поймёте…

Мы завернули за угол и почувствовали запах краски. Пройдя метров двадцать, оказались возле металлического ангара, который старательно выкрашивали в серый цвет двое мужчин — один молодой, второй постарше. Наверное, второй годился первому, даже не в отцы, а в деды. Последние шагов двадцать шли молча. Леший без предупреждения остановился, и я едва не влетел в его спину.

— Ну, и? — спрашиваю снизу вверх. — Куда дальше?

— Никуда, — пожимает здоровяк плечами, развернувшись к нам.

— Ты же говорил, что староста нас звал! — чуть возмутился Серёга.

— А я и звал! — раздаётся из-за спины Лешего.

Приглядываемся и, к своему изумлению, с трудом узнаём, в человеке, в измазанной краской робе, того самого Иваныча, станичного старосту, который пользуется непререкаемыми авторитетом.