Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

Скашиваю взгляд через плечо и вижу, как хозяин помещения, улыбаясь, несёт алюминиевую кастрюльку, придерживая металлические ручки сквозь толстое полотенце, чтобы не обжечься. На крышке, вверх дном, расположились друг на друге четыре миски. Из под самой крышки призывно торчит ручка половника. Мужчина, наверное, ровесник моего отца, аккуратно ставит кастрюлю на стол, ловко расставляет посуду и открывает крышку. Теперь в комнатке пахнёт домом по-настоящему… По небольшому помещению моментально распространяется запах горохового супа и в животе начинает не просто урчать, а жалобно скулить, тот маленький прожорливый демон, который напоминает о себе каждые несколько часов, даже когда ты, в силу занятости и отвлечённости, умудряешься о нём забыть. Мужчина достаёт из кармана простенькие, чуть погнутые алюминиевые ложки, слегка протирает их и высыпает на стол.

— Налетайте! — кивает он на кастрюлю и в руке Серёги моментально оказывается половник.

Мой товарищ соблюдает правила приличия — наливает суп сначала остальным, потом уже себе, но невооружённым глазом видно, как ему не терпится скорее схватить ложку и начать интенсивно заливать себе в рот ароматное варево.

— А где профессор? — обжёгшись об горячий суп и решив повременить с минуту, интересуется отец у местного заправилы.

В отличие от нас, Виктора Ефимыча попросили проследовать в другое здание, объяснив это, точнее не объяснив вовсе, необходимой формальностью. Мы все прекращаем скрести ложками свои тарелки, в ожидании ответа.

— Профессор… — вздыхает и чуть усмехается незнакомец. — Не всё так просто с вашим профессором.

— Чего там непростого? — щурится Лёша, до сих пор, за целый день, не проронивший ни слова.

— Понимаете, — складывает руки лодочкой наш новый знакомый, — ваш Виктор Ефимыч — он псих. Мы пробили по базе. Он, действительно, бывший педагог, причём с научной степенью, но… — делает он паузу и обводит нас взглядом, — он подозревается в убийстве, как минимум восьмерых своих студентов…

— Быть такого не может! — чуть не роняет ложку отец.

— Может, может! — кивает головой наш новый знакомый. — Мы не зря помещаем всех вновь прибывших в своеобразный карантин и снимаем отпечатки пальцев. Ваш маньяк-профессор — ещё не самый странный гость из тех, что мы здесь повидали…

Леший — персонаж мистический и почти всегда неоднозначный. В русских сказках он, как правило, сначала вызывает у героев страх. Но потом, когда люди находят с лесным стражем общий язык и приходят к взаимопониманию, оказывается, что не такой уж этот леший и страшный и даже может стать верным соратником. Как в сказках, в жизни бывает редко. Почти никогда. Тем редкостнее данный случай.

Нашего нового знакомого зовут… Как бы вы думали? Вот-вот, Леший. Это не имя, конечно, но зовут его все именно так. За исключением мамы, может быть… Само собой, поначалу, наш тюремщик показался как мне, так и всем моим спутникам, включая отца, который редко формирует какие-либо суждения с ходу, очень и очень суровым и злобным типом. Под метр девяносто, широкоплечий, затянутый в потёртую грубую кожу старой косухи, бородатый, с жесткими, слегка волнистыми чёрными волосами с проседью, убранными в «конский хвост». В общем, на первых парах, ни капли добродушия в этом типе не ощущалось. Тем более, когда мы были по разные стороны тяжёлой двери нашей камеры. Грубый мужлан, да и только. Чего ещё можно было сказать про человека, который раз в два часа стучал кулачищем в металл, отделяющий нас от свободы, и хрипло спрашивал «не вы там?» Но, когда наши холодные сердца чуть подогрел чудесный густой и наваристый гороховый суп и мы сумели узнать сурового бородача чуть поближе — оказалось, что перед нами добрейшей души человек и живое подтверждение тому, насколько внешность бывает обманчива, а первое суждение далёким от истинного положения дел.

Михаил Лесницкий — так на самом деле звали Лешего, работал в этом самом участке, где сейчас местное сообщество организовало, так называемый, карантин, для вновь прибывших. Трудился он в качестве участкового полицейского. Если верить рассказу Лешего, он действительно пользовался авторитетом среди станичников. А потому, после того как поселение почти опустело и здесь начала зарождаться своя, отличная от современных устоев, жизнь, он стал ответственным за соблюдение порядка. Да, других претендентов на эту роль, в принципе, и не было — тех, кто изнутри знал, как следует блюсти этот самый порядок, да находить подход ко всем и каждому (контингент, таки, в станице очень разный). Всё управление перевели в ближайший город, сослуживцам дали комнаты в общежитии, со временем обещали квартиры. Кстати, когда полиция влилась в военсудпол, обещание всё же сдержали. А вот Леший не захотел со своей земли съезжать. Говорит, «Корни держат». Ещё прадед его здесь укоренился. Так и живут здесь Лесницкие… К слову, Леший — производное от изначального прозвища. Сначала был Лесничий, а как бороду отрастил — мутировал в Лешего.

Всё это местный блюститель порядка успел рассказать за каких-то пол часа, пока мы опустошали, изначально наполненную до верху супом, трёхлитровую кастрюлю и, наконец, закончив, шли на крыльцо участка, выкурить по сигарете.

— Вот так ребятки, — как бы извиняется здоровяк за саму здешнюю систему безопасности и протягивает мне зажигалку, — карантин у нас — штука обязательная.

— И давно у вас так? — выдыхает сизые клубы Серёга.

— Три года назад ввели, — поясняет Леший.

— Что-то случилось? — отрешённо глядя в землю, спрашивает Лёша и усаживается на ступеньку, вяло отмахивая от себя сигаретный дым.

— Да, случилось, — подтверждает догадку бородач. — Точнее, случилось ещё раньше. Но тогда мы думали — единичный случай…

— Так, что произошло-то? — нетерпеливо, почти требует пояснений Серёга.

— Действительно, интересно? — непонятно, зачем уточняет Леший и, не дожидаясь ответа, быстро окидывает нас взглядом и продолжает. — Года три с половиной назад, пришла к нам компания. Вроде бы, обычные люди — парочка немолодая, в общем, мои, примерно, ровесники, да девка с ними. Красивая такая, но себе на уме. Плели, что-то про то, что дом за долги забрали, под суд отдать хотят и тому подобное, в общем. С Волги пришли к нам, издалека, то есть. Ну, чего же не принять? Был у нас домик как раз пустующий, в нём и устроили. По первым дням помогали продуктами, обустроиться. Ну, там — предметы первой необходимости, посуда — кто, чем мог, в общем. Иваныч к ним, мол, надо помогать селению, работать — принято у нас так. Так, баба на хворь сослалась, а близким, дескать, пока с ней надо быть. Пообещали через недельку, как подоклемается, прийти к старосте, да на работу выйти, на какую скажет. От помощи врача нашего — наотрез отказались. Не стал Иваныч лезть в дела чужие — может, срамная болячка какая или ещё что? А девка их, молодая, Алёной что представилась, нашему Борьке понравилась шибко. Как увидел, аж, дар речи потерял. Он у меня трудился. По охране помогал, в свою неделю…