Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

– Ты так думаешь… А как же твоя воскресная рыбалка? Друзья-рыбаки не обидятся?

– Ничего, в этот раз пропущу. Я же люблю только тебя! – громко сказал он, а про себя подумал: «Да-а, дуэт «Галлахер и Шин» отдыхает… [102] Галлахер и Шин – знаменитый в 1910-е и 1920-е годы бродвейский комический дуэт. На что только не пойдешь, чтобы хоть как-то разрядить обстановку».

Они еще долго сновали по дому, пытаясь что-то прибирать: вытряхивали пепельницы, хлопали дверцами шкафов, стелили постель… При этом он фальшивым, но очень бодрым баритоном напевал куплеты из какого-то навязшего в зубах мюзикла, а она временами жалобно ему подвывала.

Как только они легли в постель и выключили свет, она прижалась к нему всем телом, и они незаметно для себя вдруг начали целоваться. Сначала просто поцеловались. Потом еще раз просто поцеловались. А потом внезапно вошли во вкус. «Ишь ты, как оно…» – подумал он, не прерывая поцелуя и прижимаясь к ней все теснее. И вот, когда его рука принялась нежно скользить по ее спине, он почувствовал, что она в одну секунду вся словно подобралась изнутри.

«Господи… – обреченно подумал он. – Что на этот раз?»

Втиснувшись губами в самое его ухо, она прошептала:

– А вдруг… А вдруг этот сверчок спрятан у нас в кровати?

– Что?! – вскричал он. – Да как бы они посмели!

– Тс-с-с!

– Да они бы просто не посмели это сделать! – злобно прошипел он. – Как ты могла такое подумать!

Но она уже отстранилась. А когда он попытался вернуть ее обратно, вырвалась, отползла подальше и повернулась к нему спиной.

– Это как раз очень на них похоже… – донесся до него ее шепот.

Волна страсти отхлынула, и он остался лежать на холодном простынном берегу.

«Ну, сверчок… – подумал он. – Вот этого я тебе никогда не прощу!»

На следующий день был вторник, он поехал на студию, проработал там целый день, а вечером, нигде не задерживаясь, прибыл домой. Рывком распахнув входную дверь, он весело прокричал:

– Э-эй! Зайка моя! Где ты?

Когда жена вышла к нему, он крепко поцеловал ее в губы, похлопал по попе, потом погладил вверх-вниз по спине, еще раз поцеловал и после этого вручил ей огромный букет розовых гвоздик.

– Это – мне? – спросила она.

– Тебе! – ответил он.

– У нас сегодня какой-то юбилей?

– Да почему обязательно юбилей! Просто шел и купил…

– У меня нет слов! – Она даже слегка прослезилась. – Ты уже так давно не дарил мне цветы!

– Правда? Хотя да. Наверное…

– Я тебя люблю, – сказала она.

– Я тебя тоже люблю. – Он снова ее поцеловал, после чего, не расцепляя рук, они направились в гостиную.

– Что-то ты сегодня так рано, – сказала она. – Обычно ты куда-нибудь заезжал – пропустить с приятелями по рюмочке.

– Да пошли они на фиг, эти приятели! Знаешь, дорогая, куда мы пойдем с тобой в субботу? Вместо того, чтобы загорать в шезлонге? Я поведу тебя на показ мод!

– По-моему, ты всегда терпеть не мог эти…

– Ну и что… Ради тебя, моя прелесть, я готов на все. Я сказал им, что не смогу поехать на рыбалку в это воскресенье. И, по-моему, они решили, что я… того. А кстати, что у нас сегодня на ужин?

Заговорщицки улыбаясь, он прокрался на кухню и, вооружившись сразу половником и ложкой, принялся все подряд нюхать, помешивать и пробовать.

– Боже! Пастуший пирог! – воскликнул он, открывая дверцу духовки. – Мой любимый! Ты не делала его с июня прошлого года!

– Я подумала, тебе понравится!

Он с наслаждением принялся есть, сопровождая трапезу веселыми прибаутками. На столе горели свечи, в вазе стояли розовые гвоздики, наполняя комнату пряным ароматом. Ужин был превосходным, а в довершение его из холодильника на стол перекочевал черничный пай со взбитыми сливками.

– О, это же черничный пай! Надо быть гением и потратить кучу времени, чтобы черничный пай действительно получился…

– Я рада, что тебе понравилось, дорогой.

После ужина он помог ей убрать со стола и помыть посуду. Потом они перешли в гостиную и, усевшись прямо на ковре, устроили совместное прослушивание любимых симфоний и даже немного потанцевали под тему из «Rosenkavalier» Штрауса. В конце танца он поцеловал ее и, похлопав по попе, шепнул ей на ухо:

– Сегодня ночью. И никаких сверчков!

Вновь заиграла музыка, и они закачались в медленном танце.

– А ты случайно не нашла его? – спросил он шепотом.

– Кажется, нашла. По-моему, он вон там – под окном, которое рядом с камином.

Они подтанцевали к камину. Он наклонился, осторожно отодвинул штору и действительно обнаружил на полу какой-то черный кругляшок, величиной с ноготь. Некоторое время они оба смотрели на него, а потом так же, танцуя, отошли.

После этого он открыл бутылку шампанского, они хорошенько выпили и снова пошли танцевать.

Музыка играла так громко, что казалось, содрогаются стены, а звук проникает в тело до самых костей. Поэтому, чтобы слышать друг друга, им приходилось шептать в самое ухо.

– А тебе-то удалось что-нибудь выяснить? – спросила она.

– Не знаю… На студии все говорят – сидите и не рыпайтесь. Типа эти уроды устроили тотальную слежку. Осталось только ввести прослушку в зоопарке.

– То есть это как бы нормально?

– Ну да. Говорят, надо сидеть и не рыпаться. И ни в коем случае не ломать их аппаратуру. А то могут обвинить в порче государственного имущества.

В ту ночь они легли спать очень рано, обмениваясь многозначительными улыбками.

А в среду вечером он принес ей розы, и их поцелуй возле входной двери длился не меньше минуты. А потом они прошлись по телефонной книжке и пригласили в гости своих самых блестящих и остроумных друзей, зная наверняка, что от репертуара этой парочки свихнется любой сверчок. А в четверг он позвонил жене с работы, чего уже не делал несколько месяцев, а вечером подарил ей орхидею, еще один букет роз, шарфик, который случайно заметил в витрине во время обеденного перерыва, и два билета в театр… Что касается жены, то она в среду приготовила шоколадный торт по рецепту его матери, а в четверг испекла печенье с начинкой и лимонный торт со взбитыми сливками и еще – заштопала все его носки, отутюжила брюки и отнесла в химчистку то, что уже давно собиралась. Вечером того же дня они ходили в театр, а после спектакля решили еще погулять. Когда они дошли пешком до дома, была уже глубокая ночь, тем не менее они еще долго читали друг другу вслух Еврипида, а потом, с теми же многозначительными улыбками, отправились в постель. В результате утром они встали так поздно, что ему пришлось звонить на студию и отпрашиваться до обеда, прикидываясь больным…

Спустя полчаса он вышел из дома, чтобы ехать на работу, как вдруг повернул назад с одной-единственной мыслью: «Нет, так больше продолжаться не может!» Подойдя к сверчку, который по-прежнему сидел под шторой возле камина, он склонился прямо над ним и отчетливо произнес: