Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

– Проверка связи. Раз, два, три. Раз, два, три. Проверка связи. Как меня слышно?

– Что ты делаешь?! – появляясь в дверях, воскликнула жена.

– Вызываю все машины! Вызываю все машины! – мрачно произнес муж, лицо которого после бессонной ночи имело землистый цвет, а под глазами пролегали темные круги. – Это я – вы знаете, кто я. Мы уже давно поняли, что вы здесь. Так что проваливайте. Забирайте свой микрофон и катитесь к чертовой матери. Смею вас уверить: у нас вы не услышите ничего интересного. У меня – все. Привет Джону Эдгару! [103] Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – американский государственный деятель, занимавший пост директора Федерального бюро расследований с 1924-го по 1972 год. Конец связи.

После этого он протиснулся мимо стоявшей в дверях, бледной от ужаса супруги, кивнул ей на прощание и решительно вышел.

Она позвонила ему ровно в три.

– Дорогой, – сказала она. – Они его забрали!

– Сверчка?

– Ну да! Пришли и забрали. Какой-то мужчина вежливо постучал к нам и попросил впустить его. Потом буквально за минуту отвинтил сверчка и унес с собой. И даже не возмущался…

– Ну, слава богу! – выдохнул муж.

– Только сделал ручкой на прощанье и сказал мне спасибо.

– Чертовски мило с его стороны, – сказал муж. – Ну, давай, до скорого!

В пятницу Джон вернулся с работы только в шесть тридцать, потому что по дороге домой заглянул в бар, чтобы опрокинуть рюмочку с приятелями. Не выпуская газеты из рук, он быстро проскочил мимо жены, сбросил с себя пальто и шляпу, не глядя, сунул их в шкаф, после чего, минуя кухню и даже не пытаясь втянуть носом воздух, прошел в гостиную и вплоть до ужина читал новости спорта. На ужин был подан обычный ростбиф, фасоль, яблочный сок и легкий десерт из нарезанного дольками апельсина. За едой Джон сообщил жене, что заехал по дороге в театральную кассу и сдал обратно все билеты – и на сегодняшний вечер, и на завтрашний. А на показ мод посоветовал сходить с подругами, потому что он хочет немного позагорать в шезлонге на заднем дворе…

– Ну вот, сегодня совсем другое дело! – сказал он уже около десяти часов вечера. – Я про дом.

– Да, пожалуй.

– Как же хорошо без сверчка… Можно никуда не ходить.

– Это уж точно… – сказала она.

Они посидели молча.

– А знаешь, – сказала она вдруг. – Я даже немножко по нему скучаю… Думаю, а может, сделать что-нибудь такое предосудительное, чтобы они поставили его назад?

– В смысле? – сказал он, наматывая леску для своих снастей, которые уже сейчас готовил для воскресной рыбалки.

– Да шучу я, шучу… – сказала она. – Пойдем спать.

И первой отправилась в спальню. Минут через десять, зевая, пришел и он и сразу выключил свет. Быстро разделся впотьмах и бросил взгляд на жену. Она лежала с закрытыми глазами. «Ну вот, уже уснула…» – подумал он.

Каждый год, когда я прилетаю в Париж, по дороге из аэропорта всегда прошу водителя заехать на площадь Трокадеро, с широкой эспланады которой открывается панорама всего города с шикарным видом на Эйфелеву башню.

Выхожу на площадь, поднимаю руки и мысленно кричу: «Париж, я снова дома!»

А потом, когда спустя несколько недель еду обратно, опять заезжаю туда и говорю, уже со слезами: «До свидания, Париж».

Однажды, несколько лет назад, мы приехали на эспланаду, и на улице вдруг начался ливень, но я все равно пошел на площадь прямо под дождем. И тогда мой водитель догнал меня и раскрыл надо мной свой зонтик. Знаете, что я ему сказал?

– Неужели вы не понимаете? Я хочу промокнуть!

Вот с этими моими рассказами – та же история. Сейчас, на склоне лет, я вдруг понял, что всю жизнь я как будто проходил сквозь строй, а на меня изливался поток… образов и метафор. И сколько ни пытались мои знакомые вытащить меня из этого странного водоворота, я все время сопротивлялся. «Да не надо меня спасать! – говорил я. – Может быть, я хочу утонуть!»

Наверное, благодаря этому я никогда в жизни не работал. Это делали за меня метафоры, которые обрушивались на меня сами собой, а я об этом даже не задумывался.

Мысль о том, что я, по сути, устройство по переработке метафор, пришла ко мне уже позднее, когда я вдруг обнаружил, что мои рассказы на девяносто девять процентов являются чистым вымыслом, вызванным к жизни фильмами, комиксами, стихами, эссе… Или эхом какой-нибудь страны Оз, Тарзана, Жюля Верна, фараона Тутанхамона. Или же иллюстрациями всего этого.

Просматривая этот сборник, я вновь подумал о том, как же мне повезло в жизни: образы и метафоры всегда сами шли ко мне в руки.

Мне все время задают один и тот же вопрос: откуда вы берете свои сюжеты? Или, вернее, как эти сюжеты приходят к вам?

Много лет тому назад я участвовал в создании общества сценаристов кино не для всех. Одним из первых фильмов, которые мы смотрели, был авангардный «Прошлым летом в Мариенбаде» [104] Фильм французского режиссера Алена Рене (1961), знаменитый своей загадочной структурой повествования, в которой трудно различить правду и вымысел, а временные и пространственные взаимоотношения событий остаются неопределенными, был удостоен «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля, премии Французского синдиката кинокритиков, премии БАФТА и номинации на «Оскар» за лучший оригинальный сценарий. . История его появления весьма необычна. Во время просмотра фильма киномеханик каким-то образом перепутал катушки и поставил десятую бобину после пятой. Никто ничего не заметил, а кто-то даже сказал, что фильм стал лучше, чем при первом показе две недели назад. Стоит ли говорить, что я тут же засел за «Полуночный танец дракона» и за пару часов живописал всю эту свистопляску с перепутанными бобинами?

Рассказ «Quid pro quo» – почти реальная история. Это действительно было в моей жизни: спустя сорок лет после встречи с молодым, красивым и невероятно талантливым писателем я столкнулся с ним еще раз и с трудом его узнал. За эти годы он умудрился превратиться в какого-то полусумасшедшего бомжа, абсолютно лишенного всяких талантов и уставшего от жизни. Меня настолько взбесила эта его полнейшая деградация и саморазрушение, что я сел и всего за несколько часов написал «Quid pro quo».

А как-то раз я написал стихотворение под названием «Мои дочери оставляют меня в наследство», в котором сетовал, что все «бывшие» моих дочерей – бойфренды, любовники и женихи – продолжают общаться со мной после того, как они с ними расстались. Впоследствии это стихотворение легло в основу рассказа «Объедки».

«Девятнадцатая лунка» – дань любви к моему отцу, который, выйдя на пенсию, пять дней в неделю играл в гольф. Однажды вечером я встретил его там – он шел вдоль площадки и собирал в корзину потерянные мячи. Эта сцена преследовала меня многие годы. А год назад призрак отца явился мне вновь, и я решил, что должен дать ему покой.