Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Он что… – Я шагнул поближе к Келли.

– Ага. – Губы Келли скривились в улыбке. – Каждый день. Еще до того, как тот учебный год начался, летом. – Она смотрела в сторону, вдоль улицы.

Мне захотелось обнять ее за плечи – теперь я снова видел прежнюю девочку на месте истощенной молодой женщины, – но я только стискивал кулаки, все крепче и крепче.

– Келли, я понятия не имел…

Она не слушала, не смотрела на меня.

– Тогда я научилась уходить. В другие места.

– В другие места? – не понял я.

Она по-прежнему на меня не смотрела. Ее панковский гребень и крашенные прядками волосы выглядели жалко в ровном холодном свете.

– Я здорово навострилась уходить. Ваши уроки помогали мне – вы так хорошо рассказывали, я так ясно все видела, – а в местах, которые я видела, я и бывать могла.

Внутри у меня все сотрясалось от холода. Эта девочка нуждалась в помощи психиатра. Я вспоминал все случаи, когда отправлял детей к школьному консультанту, к окружному психологу, в социальную службу, – пользы от этого, как правило, было мало. Дети возвращались к тому же кошмару, от которого временно избавлялись.

– Келли, давай вот что…

– Я чуть было вам не сказала, – продолжала Келли. Ее тонкие губы совсем побелели. – В апреле я всю неделю собиралась с духом, чтобы сказать вам. – Она издала отрывистый звук, в котором я не сразу распознал смех. – Черт, да я весь год собиралась с духом! Я воображала, что вы единственный человек на свете, кто выслушает… поверит… что-нибудь сделает , в конце концов.

Я ждал продолжения. Из спортзала доносились громкие крики болельщиков.

Келли взглянула наконец на меня. В ее зеленых глазах было что-то дикое.

– Помните, я спросила, можно ли мне остаться после уроков и поговорить с вами?

Я нахмурился и покачал головой, признав, что не помню.

Келли снова улыбнулась:

– Это было в тот самый день, когда вы сказали нам, что уходите. Что будете теперь работать в средней школе, потому что миссис Уэбб умерла и им нужен учитель. Вы сказали, что до конца года нас будет вести кто-то другой. Вы, думаю, не ожидали, что ваш класс так расстроится. Девчонки почти все плакали. А я нет.

– Келли, я…

– Вы тогда не вспомнили, что я хотела поговорить с вами после уроков. Но это ничего – я бы все равно не осталась. А помните, что я не подошла обнять вас после нашего прощального сбора, который ребята устроили в пятницу?

Мы помолчали. Болельщики и те притихли.

– А теперь ты куда собралась, Келли?

Она посмотрела на меня так свирепо, что я даже испугался – не знаю, за нее или за себя.

– Подальше отсюда. Подальше.

– Приходи в понедельник в школу, и мы поговорим. В классе можешь не показываться – зайди в комнату отдыха, и все. Пожалуйста.

Я поднял руки, но так и не решился коснуться Келли – ее немигающий взгляд остановил меня.

– До свидания, мистер Джейкс. – Она повернулась, перешла через улицу и скрылась в темноте.

Я подумал было пойти за ней, но я устал. Я обещал Алану, что завтра утром мы съездим с ним в Денвер за бейсбольными табличками, а Мария, когда я поздно приходил со школьных мероприятий, каждый раз подозревала, что я был с другой женщиной.

Я подумал в тот вечер, что надо бы пойти за Келли, но не пошел.

В понедельник она не явилась в школу. Во вторник я заглянул к ней домой, но никого не застал. В среду я рассказал мистеру Вандермеру о нашем разговоре, а неделю спустя трейлерную стоянку посетила социальная служба.

В их трейлере больше никого не было. Мать Келли и ее сожитель съехали за месяц до того, как девочка перестала ходить в школу. После того баскетбольного матча Келли Дэл никто не видел.

Месяц спустя мы узнали, что мать Келли была найдена убитой в Норт-Платте, штат Небраска, а ее сожитель Карл Римс, задержанный в Омахе, сознался в убийстве. Большинство учителей сочли тогда, что Келли тоже убита, хотя хронология событий этому противоречила. Афиши с ее фотографиями висели в Боулдере еще около месяца. Римс, осужденный за убийство Патрисии Дэл, упорно отрицал, что производил что-либо противозаконное с Келли. Полиция, вероятно, внесла ее в число сбежавших из дома подростков, и она уже вышла из того возраста, когда фото беглецов печатают на молочных пакетах. Родственников, которые активно занимались бы ее розыском, у Келли не нашлось.

Тем же летом пикап занесло на встречную полосу, Алан погиб, а я перестал жить.

Я нашел Келли Дэл по ошибке.

Прошли недели, месяцы в этом месте, в этих местах. Охота на Келли была реальностью. Подтверждением тому служили борода, которую я отрастил, олени и лоси, которых я убил, боль в боку и подмышке от не совсем еще зажившей раны, а также растущая натренированность моих легких и мускулов: десять-четырнадцать часов в сутки я проводил под открытым небом в поисках Келли Дэл.

А нашел я ее по ошибке.

Я возвращался с Передового хребта, проследив ее почти до самого туннеля Эйзенхауэра. Потом я потерял след на целый день, и сумерки застали меня к югу от Недерленда, у шоссе Пик-ту-Пик. Утром, когда пространство-время смещалось, шоссе могло и не быть, поэтому я остановился в лесном кемпинге, где, разумеется, не было ни людей, ни машин, разбил палатку, набрал воды в бутылки и поджарил на костре оленину. Я был почти уверен, что последние несколько дней провел в той самой обстановке семидесятых, с которой и начал, – с дорогами и прочими сооружениями, но без людей, – и что в этом ландшафте наступает настоящая осень. Осиновые листья наполняли воздух золотым конфетти, и по вечерам становилось холодно.

Келли Дэл я нашел из-за того, что заблудился.

Прежде я хвастался, что со мной такого никогда не бывало. Чувство направления не подводило меня даже в самом густом корабельном бору.

Достаточно почти неприметных ориентиров, чтобы я отыскал дорогу, как будто у меня внутри имеется компас с погрешностью не более чем на пару градусов. Солнце даже в ненастные дни указывает мне путь, а ночью это делают звезды.

В тот вечер вышло иначе. Из лагеря я поднялся около мили в гору через густой лес, чтобы посмотреть, как заходит солнце к северу от хребта Арапаго и к югу от горы Одюбон. Сумерки быстро перешли в ночь. Луны не было. На востоке за Передовым хребтом, где должны были светиться огни Денвера и его пригородов, стояла полная тьма. Небо затягивали тучи. Я решил срезать дорогу к лагерю, спустившись с одной гряды и поднявшись на другую, и через десять минут заблудился.

Осознание того, что я сбился с дороги, без винтовки, без компаса, с одним ножом на поясе, не слишком беспокоило меня – поначалу. Полтора часа спустя, затерянный в мачтовой чаще за несколько миль от чего бы то ни было, под небом не менее темным, чем лес вокруг, я занервничал. На мне были только свитер и фланелевая рубашка, а еще до утра мог пойти снег. Я думал о своей парке, спальном мешке, о дровах, запасенных в кругу из камней, и о горячем чае, который планировал попить перед сном.