Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Стерва, – сказал я, обращаясь к пустой улице.

В стеклянной будке у паркинга зазвонил телефон. Я достал свой полицейский револьвер и медленно зарядил его. Автомат заткнулся на третьем выстреле, когда я попал прямо в центр аппарата.

Теперь начал звонить другой, на той стороне улицы.

– Слушай, ты, стервоза, – сказал я, сняв трубку. – Я буду играть с тобой, если оставишь мне что-нибудь выпить.

На этот раз я действительно ожидал, что услышу глас Бога.

– Найдите меня, мистер Джейкс, остановите меня, – ответил голос Келли Дэл, – и все спиртное на свете будет ваше.

– И все опять станет как было? – Я огляделся, смутно ожидая увидеть ее в другой телефонной будке.

– Угу. Можете даже снова въехать в ту шахту, я больше вмешиваться не буду.

– Значит, я правда в нее въехал? И умер? А ты мне послана в наказание?

– Му. Помните две другие наши экскурсии тогда, на «Эконеделе»?

– Водоочистные сооружения и дорога Трейл-Ридж, – подумав, сказал я.

– Правильно. Вы найдете меня в том из этих двух мест, которое выше.

– А разве дороги на запад… – начал я, но в трубке уже звучал длинный гудок.

В тот день, когда я застукал Келли у горного городка Уард, она чуть меня не убила. Я устроил засаду, вспомнив добрую старую вьетнамскую выучку, и ждал терпеливо в том месте, где дорога из каньона Лефтхенд поднимается витками к шоссе Пик-ту-Пик. Есть только три пути, чтобы попасть к Континентальному водоразделу на этом отрезке Передового хребта, и я знал, что Келли выберет самый короткий.

В пожарной части Уарда нашлась бензопила. Городок был, разумеется, пуст, но даже до того, как Келли меня сюда заманила, здесь насчитывалось не более сотни жителей – в основном хиппи, осевшие в горах с шестидесятых годов. Бывший рудничный поселок теперь превратился в кладбище брошенных автомобилей и недостроенных домов с вкраплениями поленниц, куч утиля и деревянных сортиров. Поднявшись выше Уарда, я завалил дорогу двумя спиленными соснами, а сам засел в осиновой роще.

В тот же день на дороге показался «бронко» Келли. Она вышла из машины и посмотрела сначала на мой завал, потом на меня. Я вышел из-за дерева и направился к ней. Винтовку я оставил в джипе, револьвер сунул за пояс под курткой, нож висел в ножнах.

– Келли, – сказал я, – давай поговорим.

В этот момент она извлекла из «бронко» мощный лук, сделанный из какого-то темного композита. Я моргнуть не успел, как она пустила в меня стрелу – охотничью, со стальным, зазубренным для пущей надежности наконечником. Стрела, пройдя под моей левой рукой, порвала куртку, оцарапала подмышку и ребра, а потом вонзилась в осиновый ствол чуть позади меня.

Какой-то миг я, пришпиленный к дереву, точно жук на булавке, таращился на Келли, которая тем временем приготовила вторую стрелу. Я не сомневался, что эта угодит мне прямиком в грудь. Не дав Келли выстрелить, я выхватил из-за пояса револьвер и выпалил наобум. Келли нырнула за «бронко», а я выпутался из разодранной куртки и сиганул за поваленный ствол.

Миг спустя «бронко» взревел. Но я не стал высовываться. Автомобиль перевалил через препятствие, прибавил газу, промчался через Уард и снова скрылся в каньоне.

Мне пришлось ехать обратно в Боулдер – вариант начала восьмидесятых, все такой же пустой – за бинтами и антибиотиками. Теперь царапина уже почти зарубцевалась, но еще болит при ходьбе и глубоких вздохах.

«Ремингтон» я все время ношу с собой.

Я два года преподавал в нетрезвом виде, но у администрации недоставало духу меня уволить. Наше базовое соглашение оговаривало, что мои должностные нарушения или моя некомпетентность должны быть задокументированы одним администратором или более. Предусматривалось также, что мне должны дать не меньше трех попыток исправиться, – словом, требуемую процедуру следовало проделать шаг за шагом. Как выяснилось потом, ни директор школы, ни окружной инспектор среднего образования не решались подступиться ко мне с документированием, исправляться я не желал, и все упорно изыскивали способы убрать меня с глаз долой как-нибудь неофициально, так что требуемой процедурой заниматься было некому. В конце концов заведующий отделом образования дал указание инспектору начального образования – серому прыщу женского рода по имени доктор Максина Миллард – подловить меня нужное количество раз, предупредить, дать шанс реабилитироваться, а затем уволить, оформив необходимые бумажки.

Я знал, в какие дни доктор Макс будет в школе, и мог бы тогда сказаться больным или, по крайней мере, не являться на работу пьяным или с похмелья, но я решил: пошли они все, будь что будет. И худшее случилось. Мой контракт отозвали и выперли меня из учебного округа за три года и два дня до того, как я имел право подать заявление о досрочном выходе на пенсию.

Без работы я не скучаю, скучаю только без детей, даже без нескладных, прыщавых, социально запущенных старшеклассников. Малявок, которых я учил в начальной школе, я, как ни странно, помню еще лучше и скучаю без них сильнее.

Оратор без трибуны больше не оратор – не важно, пьяный он или трезвый.

Как-то утром я съехал с горы Флагшток по узкой грейдерной дороге, следуя за отпечатками шин Келли Дэл, оказался там, где следовало быть парку Чаутаукуа, и увидел, что Боулдера нет, а внутреннее море снова тут как тут. Теперь на мелководье появился большой скалистый остров, и к нему вела дамба, выступающая поверх зыбучих песков всего на несколько футов. На острове высился окруженный стенами город, над городом возвышался собор, на самой высокой башне собора стоял архангел Михаил, поднявши меч, попирая ногой в кольчужных доспехах поверженного дьявола, а на ноге сидел петух – символ неусыпного бдения.

– О господи, Келли, – сказал я колесным следам, катя за ними по дамбе, – это уж чересчур изысканно.

Это был, конечно, Мон-Сен-Мишель со всеми своими витражами и чугунными балюстрадами. Я смутно помнил, что показывал шестиклассникам слайды. В то лето, когда мы ездили туда всей семьей, меня увлекала архитектура двенадцатого века. Марию гора не впечатлила, зато десятилетний Алан просто обалдел. Мы с ним скупали все книжки по этой теме, которые только могли найти, и всерьез собирались построить модель соборной крепости из бальзового дерева.

Старый «бронко» Келли Дэл стоял за воротами. Я зарядил «ремингтон», прошел в ворота и зашагал по булыжнику, высматривая ее. Мои шаги отдавались гулким эхом. Порой я оглядывался, смотрел поверх укреплений на Утюги, сверкающие под колорадским солнцем, и прислушивался, не зазвучат ли за ленивым плеском волн шаги Келли. Какие-то звуки я как будто различал, но гораздо выше.

В пустом соборе на главном алтаре лежало несколько пергаментных листов в кожаном переплете. Я раскрыл книжицу и прочел: