Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

И лучше бы ей не нарываться.

Томас завернул за угол и остановился. Между ним и Третьей улицей стоял какой-то тип. Поначалу Томас напрягся – незнакомец был весь в черном: черная водолазка, черные брюки, черные ботинки военного образца и даже черная лыжная маска. Присмотревшись, Томас выдохнул – не таким уж грозным выглядел этот тип, руки в перчатках были пусты, а у Томаса с собой пятидюймовый французский складной нож, который давным-давно дал ему кузен Эрнесто.

– Какого черта тебе нужно? – Томас чувствовал, что язык заплетается, но он взял себя в руки, сделал два шага по направлению к незнакомцу, сунул руку в карман куртки и вытащил нож. С тихим щелчком выскочило лезвие. Прижав его большим пальцем, Томас принялся размахивать рукой взад-вперед, как в былые лихие денечки в родном квартале. Ублюдок не двинулся с места. Если бы не блеск его глаз в тусклом свете фонаря, падавшем с улицы, Томас решил бы, что это манекен с витрины, который забыли в переулке.

– Прочь с дороги, pendejo [19] Придурок (исп.) . .

Томас подошел ближе.

Наконец-то мужчина в черном двинулся с места, заслоняя Томасу проход слева. Его руки были пусты.

– Ладно. – Томас пожал плечами и усмехнулся. – Думаю, у тебя не меньше прав тут ошиваться, чем у меня. Que no? [20] Почему бы нет? (исп.) А мне до дома не близко. – Томас повернулся к незнакомцу спиной, притворяясь, что прячет нож в карман, и делая шаг назад.

Мужчина в черном стоял как вкопанный. Томас резко обернулся, рванулся вперед, пригнулся и выбросил руку. Он помнил ощущение, с каким лезвие входит в живот соперника, помнил чувство в руке, сжимающей нож, когда лезвие устремляется вверх и находит сердце. Pendejo даже не успеет понять, откуда пришел удар.

Мужчина в черном выгнулся в сторону с грацией настоящего тореадора. Затем прижал левую руку к телу, так что нож успел проскользнуть вдоль торса, а рука Томаса выше локтя оказалась крепко зажата.

– Эй! – Томас попытался высвободить руку, но мужчина в черном – еле видимый силуэт – обрушил кулак раз-другой. Нож звякнул о камни мостовой, и с хрустом переломилась кость.

Томас отпрянул, рука висела как плеть.

– Черт, парень, да ты совсем очумел.

Томас поднял левый кулак.

Мужчина в черном подступил ближе и принялся за дело. Томасу с Эрни не раз случалось наблюдать за боксерами на ринге. У этого малого была скорость боксера полусреднего веса и удар тяжеловеса. Он работал профессионально, вколачивая Томаса в стену ударами в живот, в лицо, между глаз. Одно ребро он сломал ему раньше, второе – еще до того, как Томас начал сползать вниз.

Незнакомец приподнял Томаса и левым хуком вышиб ему три передних зуба. Приведя его в сознание пощечинами, наотмашь ударил тяжелой перчаткой по лицу, ломая нос. И принялся избивать, методично и целеустремленно.

Снова и снова сползая вниз по стенке, Томас не знал, заплыл ли его левый глаз от удара или выскочил из орбиты. Он чувствовал только вкус крови и неровные пеньки на месте зубов. По ощущению сломанное ребро проткнуло легкое. Зазубренная бедренная кость колола в правый бок.

На этот раз незнакомец позволил ему сползти вниз и придавил грудь коленом.

– С тебя довольно, – прошептал он, обдавая Томаса жаром своего дыхания. – Но я еще вернусь, не сомневайся. Еще как минимум трижды. – Он перенес вес на сломанную руку Томаса.

Томас всхлипнул, обрызгав лыжную маску кровью и слюной.

– Будешь знать, как жить в страхе, pendejo , – прошептал мужчина в черном.

Томас приподнял голову, намереваясь плюнуть незнакомцу в лицо. Кулак в перчатке опустился сверху, целя в глаза, и свет померк.

Директора средней школы Майерс, где ученики обучались с шестого по восьмой класс, звали Билл Мастик, и раз в год он обязательно приглашал каждого из учителей выпить и поболтать в доверительной атмосфере. Мастик работал директором двадцать один год и давно делил администраторов на две категории: язвенников и пофигистов. Сам Мастик много лет относил себя ко второй.

Он пригласил консультанта в мае, в первый год его пребывания в школе Майерс. Мужчины болтали о том о сем. Мастик быстро выяснил, что консультант равнодушен к спорту. Говорил в основном директор, пытаясь выведать отношение новичка к школе, учителям и ученикам. Консультант слушал.

– Послушайте, – заявил Мастик, ощущая действие третьего джина с тоником, но ему было все равно (консультант потягивал пиво), – знаю, вы очень серьезно относитесь к своей работе, но у нас же не война, в конце концов.

Консультант поправил круглые очки в роговой оправе:

– Разве?

Мастик улыбнулся, не уверенный, что собеседник подхватил шутку.

– А разве нет? Мы все еще говорим про учеников и их родителей?

Консультант отхлебнул пиво.

– Каждый год официально фиксируется более тысячи двухсот детских смертей от домашнего насилия, – сказал он. – Это по минимуму. Большинство специалистов называют цифру в пять тысяч. Даже если взять половину от пяти тысяч, то за те десять лет, что я работаю консультантом, число жертв среди детей составило половину боевых потерь за всю Вьетнамскую войну. Только эта война еще не закончена.

Билл Мастик заказал еще джин с тоником. Пока напиток несли, за столом висело молчание. Директор вертел между пальцами крохотный пластмассовый меч коктейльной трубочки.

– Вы служили в морской пехоте, – сказал он наконец.

Консультант моргнул, но, кажется, не удивился.

– Этого нет в моем послужном списке.

– Видите ли, – Мастик снова усмехнулся, – я позвонил в школы, где вы работали раньше, поговорил с вашим прежним начальством.

– И?

– Помимо прочего, один из директоров упомянул, что вы служили в спецподразделении во время событий в Иране… когда это было, в семьдесят девятом?

– В восьмидесятом, – поправил консультант.

– Выходит, вы пришли в школу после Ирана. Тогда Картер здорово просчитался, отдав приказ о военной операции, не находите?

– Меня там не было, – сказал консультант и посмотрел на часы.

– Зато с тех пор вы много где побывали, – заметил Мастик. – Шесть школьных округов и четырнадцать школ за десять лет. Не любите засиживаться на одном месте?

Консультант улыбнулся:

– Мистер Мастик, кто-нибудь из директоров, с которыми вы общались, обвинял меня в профессиональной некомпетентности?

Мастик нахмурился, недовольный тем, как складывается разговор. Большинство собеседников размякали после второго стакана. Завязавшиеся приятельские отношения могли пригодиться директору впоследствии, к тому же учителя порой проговаривались о чем-то для себя важном. Внезапно Мастик осознал, что так и не узнал о консультанте ничего нового.

– Нет, – ответил он, вспоминая, как отзывались о собеседнике все директора, с которыми ему довелось пересечься: «нелюдим», «странный тип… себе на уме». Однако никто из них не усомнился в его компетентности. – Нет, просто спрашиваю.