Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Вскоре ученики поняли, что консультант легко отличает правду от выдумки. Любители присочинить вскоре перестали к нему ходить, и хотя консультант не стремился вывести их на чистую воду, его усмешка ясно свидетельствовала, что его не проведешь. Остальные именно по этой причине приходили вновь. И консультант всегда их выслушивал.

Казалось, больше он ничем не занимался. Иногда его приглашали на официальные собрания, где школьное руководство, учителя и затюканные родители обсуждали школьную жизнь, но ему было решительно нечего им сказать, и, по мере того как год приближался к концу, приглашать его перестали.

Консультант выслушивал. За год его посетило большинство учеников трех школ. Спустя два года его знали поголовно все ученики. Учителя продолжали относиться к нему с презрением, все больше убеждаясь, что с утра до вечера он только и делает, что праздно сидит в кабинете, попивая кофе. Многих он раздражал, и (хотя консультант никогда не принимал ничьей стороны в спорах между учителями и учениками, ни разу и словом не обмолвился о том, что узнал от учеников, не пытался поучаствовать в решении конфликтов) учителя подозревали, что он не на их стороне. Директора школ терпели его присутствие, навязанное начальством. Муниципальному школьному совету нравилось, что консультант трудится во всех трех школах, хотя, по правде сказать, сидел он чаще всего в одном кабинете, да и то не всегда, к тому же явно не перетруждался. Директора знали, что стоит властям снова урезать бюджет, и первым, как бывало не раз, из школы вылетит именно консультант. Впрочем, этот консультант почти не высовывал носа из кабинета и на школьный бюджет не претендовал.

Каждый день он сидел за столом – дверь слегка приоткрыта, из портативного магнитофона на столе тихо звучит Бах – и ждал. Некоторым ученикам было назначено, большинство приходило без записи. Они знали, где его найти.

И консультант выслушивал всех.

– Раньше он колотил меня редко, а теперь почти каждый день.

– Руками?

– Да.

– Ладонью или кулаком?

– И так и так. Когда напьется, пускает в ход кулаки… Понимаете, он бьет в предплечье, в живот или по ногам, чтобы в школе не заметили следов.

– А еще чем он тебя бьет?

– Иногда ремнем. А однажды этим… как его… карнизом. Сорвал карниз с моего окна и отлупил по ногам.

– Говоришь, с тех пор, как его уволили, стало хуже?

– Да.

Наступило долгое молчание. Консультант подвинул девочке чашу с конфетами. Она взяла одну, развернула и с минуту жевала. Ей было девять, и ее звали Мария Консуэло Вигил. Тот, кто ее избивал, приходился Марии отчимом. Она не назвала консультанту его имени, но он видел ее личное дело, и знал, что отчима зовут Томас Кальдерон, тридцати девяти лет от роду. Девять месяцев назад его уволили с завода.

– Раньше, – продолжила Мария, переместив леденец за щеку, чтобы удобнее говорить, – он бил меня, когда я делала что-то не так… не успевала приготовить ужин к его приходу, забывала купить ему пиво. А теперь бьет, когда приходит домой, даже если я ничего плохого не сделала.

Консультант кивнул:

– Ты просила мать, чтобы она остановила его?

Мария сунула палец в рот, заметила обкусанный до крови ноготь и крепко зажала палец в ладони.

– Просила, но у мамы сильно болела голова. Она говорит, он в доме хозяин и мы должны во всем ему угождать.

– А больше ты никому об этом не говорила?

– Нет, однажды я хотела сказать миссис Хоппер, но она ответила, что у нее хватает своих проблем.

Консультант взял конфетку и снова кивнул. Миссис Хоппер вела четвертый класс, в котором училась Мария. Миссис Хоппер проработала в школе восемнадцать лет, но никогда не сообщала о возможных случаях насилия над детьми и не посылала учеников к консультанту или школьному психологу. Консультант сверился с записями.

– Ладно, – сказал он, – кажется, большая перемена сейчас закончится. Ты, наверное, хочешь построиться со своим классом на улице?

– Да, – ответила Мария, стоя у двери. – Вы же никому ничего не расскажете, правда?

Консультант щелчком отправил фантик от конфеты в корзину, которая стояла в углу, промахнулся, встал, чтобы поднять фантик с пола, пожал Марии руку и мягко ответил:

– Нет, я никому ничего не расскажу.

Разговоры в учительской Лома-Линда вертелись вокруг чрезмерной загруженности учителей, тупости учеников и бездарности спущенной сверху программы по математике. Время от времени единственный мужчина среди учителей пытался завести с консультантом разговор о спорте, но, наталкиваясь на полное равнодушие, отступался.

Консультант вообще редко открывал рот в учительской, однако неизменно присоединялся к остальным учителям за ланчем.

Иногда миссис Хоппер или кто-нибудь еще пытались втянуть его в разговор, который только на первый взгляд мог сойти за дружеское подтруниванье, а на самом деле затевался ради того, чтобы покритиковать его работу.

– Признайте, – сказала миссис Хоппер в четверг, как раз в тот день, когда Мария заглянула к консультанту, – что статистика так называемого жестокого обращения с детьми возмутительно преувеличивается.

Консультант поправил очки, через трубочку втянул молоко из пакетика и, казалось, некоторое время размышлял, прежде чем ответить.

– Напротив, – промолвил он своим сводящим с ума вкрадчивым голосом, – она возмутительно преуменьшается. В прошлом году различными социальными службами были зафиксированы почти два миллиона триста тысяч случаев жестокого обращения с детьми, включая более ста сорока двух тысяч случаев сексуального насилия – как правило, со стороны ближайших родственников. Если признать, что социальными службами фиксируются только от пятнадцати до двадцати процентов случаев, то ежегодно пятнадцать миллионов детей подвергаются насилию со стороны взрослых.

Миссис Хоппер рассмеялась:

– А что я говорила! Это же абсурд! Невозможно поверить, что такое количество родителей избивают своих детей. К тому же некоторым небольшая порка не повредила бы. Господь свидетель, в школах было бы не в пример тише, и ученики вели бы себя как шелковые, если бы нам хоть раз позволили примерно их наказать.

Консультант улыбнулся и с хлюпаньем втянул через трубочку остатки молока. Перешептываясь, миссис Хоппер и миссис Бердетт удалились. Консультант остался в одиночестве приканчивать свой морковный торт. Ему единственному не нужно было спешить в класс после ланча. Что, с точки зрения коллег, добавляло еще один пункт к списку его прегрешений.

Томас Кальдерон вышел из таверны «Красная дверь» около двух пополуночи и побрел по Третьей улице к дому. Ночка выдалась скверная. Почти все пособие жены он просадил на выпивку, остатки проиграл в бильярд Эрни и ребятам. Дома надо будет проверить, горячий ли ужин. А если нет, разбудить Донну или эту мелкую мерзавку Марию Консуэло. Разогревать ужин – ее забота.