Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Из засыпанного подвала справа вылез взрослый труп и пополз к ней по груде кирпича. Свалявшиеся волосы запеклись от цементной пыли, зубы сломанные, но острые, один глаз вытек. Мисс Гейсс вроде бы узнала отчима Тодда – алкоголика, который лупил мальчика каждый вечер пятницы.

Он вскинул руки и двинулся на нее.

Мисс Гейсс глянула на «ремингтон», передумала, дала тягу на правую гусеницу, разворачивая бульдозер влево, опустила нож и дала газ. Нижний край ножа ударил труп чуть выше пояса. Мисс Гейсс опустила нож раз, второй и остановилась только после третьего, разрезавшего труп пополам. Ноги бессмысленно дергались, но верхняя половина, цепляясь пальцами, полезла вверх по ножу.

Мисс Гейсс дала задний ход, включила низкую передачу и двинула на извивающиеся обрубки полтонны мусора. Чтобы сгрести все вместе в подвал и засыпать еще тонной мусора, потребовалась примерно минута. Затем мисс Гейсс вновь дала задний ход, убедилась, что больше этих поблизости нет, и принялась дальше засыпать подвал.

Покончив с работой, она вылезла из бульдозера и немного прошлась. Все вокруг было ровное и гладкое, словно засыпанная гравием парковка. Отчим Тодда, возможно, все еще дергался, пытаясь вылезти (по крайней мере, его верхняя половина), но из-под двенадцати тонн утрамбованного мусора ему точно не выбраться.

Мисс Гейсс жалела только, что не могла поступить так же со всеми отцами и отчимами – алкоголиками, бившими по пьяни детей, – которых перевидала на своем учительском веку.

Она вытерла лицо носовым платком и посмотрела на часы. Три минуты до урока чтения. Мисс Гейсс последний раз оглядела прилегающие к школе кварталы: лишь кое-где остались кучи мусора и зияющие провалы фундаментов. Еще неделя, и у нее будет идеальная простреливаемая область. Мисс Гейсс перевела дух, затем, ощущая все свои шестьдесят с лишним в артритном хрусте суставов, забралась обратно в бульдозер и загнала его под навес.

Мисс Гейсс читала классу вслух. Каждый день в спокойное время после кормежки детей и своего обеденного перерыва она читала книжки, которые ученики за свою короткую жизнь наверняка либо сами читали, либо слушали, как им читают взрослые. Она читала «Баю-баюшки, луна», «Погладь зайку», «Гориллу», «Хайди», «Кроликулу», «Суперфадж», «Черного красавчика», «Азбуку» Ричарда Скарри, «Зеленые яйца с ветчиной», «Тома Сойера», «Как говорят животные», «Гарольд и фиолетовый мелок», «Кролика Питера», «Полярный экспресс», «Там, где живут чудовища» и «Питера Обыкновенного». И высматривала малейшую искорку узнавания, интереса… жизни в этих мертвых глазах.

Ничего.

Долгие недели и месяцы мисс Гейсс читала вслух любимые детские серии: книжки про Любопытного Джорджа и про Мадлен, про Черного скакуна и про Рамону, про беренстейновских медвежат и про пса Клиффорда и – несмотря на то что незадолго перед Несчастьем политкорректные библиотекари пытались убрать их с полок детских библиотек – «Близнецов Боббси», «Братьев Харди» и «Нэнси Дрю».

А дети не отзывались.

В дождливые дни, когда небо затягивали тучи и на мисс Гейсс накатывала тоска, она иногда читала им Библию или свои любимые шекспировские пьесы – обычно комедии, но изредка «Ромео и Джульетту» или «Гамлета», – а иногда своего любимого поэта Джона Китса. Однако заканчивалась пляска слов, замирало последнее эхо красоты, мисс Гейсс поднимала глаза от книги и не видела ни одного осмысленного взгляда. Только мертвые глаза, пустые лица, открытые рты, бесцельное, бездумное ерзанье да слабый запах разложения.

Это не слишком отличалось от тех лет, когда она учила живых детей.

В тот вечер мисс Гейсс взяла книжку, которую всегда считала своей любимой, «Баю-баюшки, луна», и наслаждалась напевной церемонностью, с которой зайчик желает доброй ночи всему в спальне, оттягивая неизбежное укладывание. Мисс Гейсс закончила читать и быстро взглянула на класс, пытаясь, как всегда, уловить проблеск в глазах, движение мышц в уголках губ или глаз.

Вялые, отсутствующие лица. Имеют уши, но не слышат.

Мисс Гейсс тихонько вздохнула.

– Перед прогулкой займемся географией, – сказала она.

В темном классе слайды на экране сверкали яркими красками. Купол вашингтонского Капитолия. Арка в Сент-Луисе. Космическая игла в Сиэтле. Международный торговый центр.

– Поднимите руку, если увидите знакомый город, – сказала мисс Гейсс, перекрывая голосом гул проектора. – Шевельнитесь, если увидите что-нибудь знакомое.

Чикагский променад вдоль озера. Денвер на фоне гор. Бурбон-стрит во время карнавала Марди Гра. Мост Золотые Ворота.

Кадры сменялись во всем богатстве кодахромовских цветов. Дети вяло ворочались на стульях, отзываясь на первые позывы возобновившегося голода. Руку никто не поднял. Никто словно и не заметил яркое изображение Бруклинского моста на экране.

«Нью-Йорк», – подумала мисс Гейсс, вспоминая сентябрьский день двадцать семь лет назад, когда сделала этот снимок. Воздух был по-осеннему свеж, так что оба они шли по пешеходной части Бруклинского моста в свитерах – сама мисс Гейсс и мистер Фарнем, научный координатор, с которым она познакомилась на конференции Национальной образовательной ассоциации. Они побывали в музее «Метрополитен» и прошлись по Центральному парку. Обострившийся слух мисс Гейсс в тот волшебный день как будто различал шуршание каждого отдельного листка. Потом ужинали в кафе, и мистер Фарнем отвез ее на такси в отель «Барбизон». Они почти что поцеловались на прощанье, он сказал, что позвонит. Только через несколько месяцев мисс Гейсс узнала от коннектикутской коллеги, что мистер Фарнем женат – женат уже двадцать лет.

Дети брякали цепями.

– Поднимите руку, если узнаете на картинке Нью-Йорк, – устало произнесла мисс Гейсс.

Ни одной руки не поднялось в ярком свете проектора. Мисс Гейсс попыталась вообразить Нью-Йорк сейчас, через много лет с начала Несчастья. Если там кто и выжил, то на них охотятся сотни тысяч, миллионы нечистых тварей – нынешние хозяева этих грязных улиц.

Мисс Гейсс быстро показала оставшиеся слайды: Сан-Диего, статуя Свободы, светлый изгиб гавайского пляжа, остров Монеган в утреннем тумане, ночной Лас-Вегас… все те дивные места, что она повидала в отпусках и уже никогда не увидит.

– На сегодня с географией все, – сказала мисс Гейсс и выключила проектор.

Дети в темноте казались возбужденными.

– А теперь прогулка, – сказала их учительница.

Мисс Гейсс знала, что они не нуждаются в активном отдыхе. Мертвые мышцы не атрофируются от неподвижности. Яркий весенний свет лишь подчеркивал уродство детских тел в разной стадии разложения.

Однако мисс Гейсс и в голову бы не пришло целый день держать четвероклассников в помещении.