Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Ну а если считать Гайей вообще все? – Я сделал слабый жест в направлении потолка.

Билл откашлялся и поправил очки:

– Ноя и Всемирный потоп рассматривать?

– Нет, только естественные факторы и явления с доказанным эффектом.

– Радиация – красивое решение. – Он поскреб щеку. – Но Солнце не обеспечит необходимую дозу, оно слишком стабильно. Кроме того, половину времени половина планеты защищена другой своей половиной.

– Вспышка новой? – предложил я.

– Нет. Солнце не может вспыхнуть, как новая звезда, для этого его масса должна быть как минимум на порядок выше.

– Ну тогда взрыв другой ближайшей звезды, – не унимался я. – Сверхновой.

Билл улыбнулся, словно наконец услышал от меня что-то интересное.

– У большинства моих коллег на радостях случился бы стояк, если бы соседнее солнце превратилось в сверхновую. Такого в нашей галактике не происходило с тысяча шестьсот четвертого года, да и инструментарий для наблюдений в то время был незамысловат. Засвидетельствовать подобное событие в другой галактике – это примерно как поцеловать сестру…

– Но рак оно уничтожит? – с болезненной настойчивостью спросил я.

Билл заморгал и, казалось, только теперь сфокусировал взгляд на мне.

– То есть всех нас, человеческую заразу? – Он поджал губы и после паузы произнес: – Не-а.

– Почему?

Мой друг тяжко вздохнул, как вздыхает любой ученый, общаясь с рядовым обывателем.

– Хорошо, представим, что ближайшая к Земле звезда, разумеется не считая Солнца, становится сверхновой…

– Альфа Центавра, – вмешался я, стремясь показать, что не полный профан.

Губы Билла дрогнули в улыбке.

– Проксима Центавра – да. Допустим, она становится новой.

– Ты хотел сказать, сверхновой.

– Для начала просто новой. – Билл опустил глаза и забарабанил пальцами по столу, как будто нажимал клавиши невидимого калькулятора. – Достигает, гм, примерно девятой абсолютной звездной величины, что дает видимую величину… э-э-э, скажем, тринадцать с половиной. Это достаточно много. По яркости сопоставимо с полной луной. Естественно, увидеть ее можно, только находясь вблизи экватора или в Южном полушарии…

– Так что насчет радиации? – спокойно спросил я, решив не выказывать нетерпения.

– Помимо видимой радиации, о которой я только что говорил? – так же спокойно уточнил Билл. – Жесткое излучение не вызовет проблем, разве что создаст небольшие электромагнитные помехи на частотах, используемых для…

– А в варианте с суперновой? – перебил я.

Билл снова постучал пальцами по столу:

– Ладно. В системе Центавра такое вряд ли возможно, но допустим. Так… абсолютная звездная величина – двадцать один с половиной, очень яркая звезда – приблизительно в четыре тысячи раз ярче полной луны. При ее свете предметы определенно отбрасывают тень. Несколько месяцев она будет смотреться в небе как второе, чуть меньшее по размеру, солнце. Помнишь, как в конце той киносаги… как же она называлась?.. А, «Космическая одиссея – две тысячи десять».

Я чуть улыбнулся:

– И это сотрет человечество с лица Земли? Уничтожит все высшие формы жизни?

В ответ Билл слегка сдвинул брови:

– Разве я это говорил? Не-е-ет, реальный уровень радиации по сравнению с уровнем солнечного излучения вырастет всего на… шесть десятых процента, что очень немало, уж будь уверен. Это приведет к климатическому хаосу, уничтожит спутниковую связь и заставит «конкорды» некоторое время летать на пониженных высотах, но стереть нас с лица Земли? Ни в коем разе.

Должно быть, на моем лице проступило разочарование, поскольку Билл продолжил:

– Но способ от нас избавиться у Гайи есть. И речь сейчас не о столкновении с большой кометой или метеорном дожде; я имею в виду другое радикальное средство, которое можно сравнить с хирургическим вмешательством. Оно уничтожит жизнь на планете, низведет ее до уровня фитопланктона.

– И это?.. – подсказал я, когда Билл умолк.

– Запуск цепной реакции, которая в результате вызовет взрыв сверхновой. – Мой приятель наколол на вилку кругляш редиса.

Я терпеливо ждал.

– Взять, к примеру, галактику Эм-восемьдесят два, которая около двенадцати миллионов лет назад разлетелась на ошметки. Не вижу причин, почему то же самое не может произойти с нашей галактикой. – Билл нацелил на меня острие вилки. – Дело в том, что многие звезды уже находятся в состоянии, предшествующем взрыву. Соседняя сверхновая – понятное дело, они расположены в ядре галактики…

– Понятное дело, – кивнул я.

– Сверхновая-компаньон разогревает готовую вспыхнуть соседку. Радиация, поглощаемая звездой-соседкой, сокращает ее и без того короткий срок жизни, скажем, с тысячи лет до двух-трех месяцев. Наша звезда взрывается, энергия обеих сверхновых разлетается на несколько световых лет – не забывай, дело происходит в галактическом ядре, – достигает третьего солнца, готового к вспышке и… в общем, все очевидно.

– Угу.

– Цепная реакция, подобная той, что произошла в галактике Эм-восемьдесят два.

Я кивнул.

– Энергия взрыва была эквивалентна энергии пяти-шести миллионов обычных звезд. – Билл снова устремил взгляд на стену. – Мы получили снимки водородного хвоста, растянувшегося как минимум на тысячу световых лет от звездообразующего центра галактики. Похоже на гигантскую паяльную горелку, сжигавшую все на своем пути. Ну а потом вся галактика лопнула, как воздушный шарик.

Я уставился на него:

– То есть ты хочешь сказать, Гайя может избавиться от людей… от рака, взорвав к чертям целую галактику? Не слишком ли экстремальный метод лечения?

Билл перевел глаза на меня:

– Тебе приходилось видеть последствия двойной мастэктомии?

Приходилось. Прежде чем умереть от опухоли мозга, моя мать боролась с раком груди. Помню, десятилетним мальчуганом я стоял в коридоре на верхнем этаже и, глядя, как луч солнца просвечивает сквозь ее ночную рубашку, думал: «О боже».

– Кроме того, – добавил Билл, – во Вселенной существует более ста миллиардов галактик, и в каждой из них в среднем по паре сотен миллиардов звезд. Не стоит считать Землю или даже нашу галактику внутренним органом Гайи – это, скорее, клетка. – Он допил холодный чай, поднялся из-за стола и взял свой поднос. – Опять-таки в эту чепуху насчет Гайи я вообще не верю. До встречи!

Билл с подносом в руках неторопливо удалился. Я проводил его взглядом. Окон в кафетерии не было; я понятия не имел, светит ли еще солнце.

Я еду по Двадцать пятому шоссе на север, в столицу Вайоминга Шайенн, и по дороге насчитал уже шесть машин с антиядерными наклейками на бамперах. Единственная атомная электростанция у нас в Колорадо – АЭС «Форт Сент-Врейн», от нее до моего дома меньше десяти миль. Высокотемпературный газоохлаждаемый реактор, предназначенный для регионов с дефицитом воды, расхваливали как в разы более безопасный по сравнению даже с обычным американским реактором, охлаждаемым водой, не говоря уже о бестолковой недоделанной конструкции, которая стала причиной аварии в Чернобыле. Тем не менее реактор в Сент-Врейне был лишь прототипом, дорогим и замороченным в обслуживании, как «мазерати» ручной сборки, и ломался чаще, чем работал. Энергоснабжающая компания решила сократить убытки и закрыть станцию, а радиоактивный сердечник реактора, загрязненные части корпуса и тонны отработанных веществ отправить в Национальный центр по хранению ядерных отходов, создание которого планируется уже двадцать лет.