Геннадий Тарасов - Седьмой принцип

Лучше бы он вообще ни о чем не думал, честное слово!

Страх, ютившийся в закоулках его души, воспользовался подходящим моментом и вырвался на волю, мгновенно став полноправным хозяином положения. Расширившись стремительно, словно газ из баллона, страх будто ватой забил, законопатил его горло, грудь и легкие, напрочь лишив способности дышать. Лис сразу почувствовал, что задыхается. Еще он осознал, что ему тесно и невыносимо, что немедленно, сей же момент, он должен выбраться на открытое пространство. Показалось и мгновенно сделалось реальностью, что стенки лаза сдавливают его тело все сильней, не дают пошевелиться, не позволяют двинуться ни вперед, ни назад. Мышцы, словно сведенные судорогой, стали цепенеть и наливаться ломкой болью. «Я в ловушке! – вспыхнула мысль. – В ловушке!» Сердце от такой мысли гулко забилось, заколотилось, причем не в груди, а, выдавленное из нее поршнем страха, выше, в черепе, явно намереваясь вырваться из этой ненадежной клетки через глаза и уши, чтобы пробиваться к выходу самостоятельно, оставив его погибать под землей одного.

Лис мгновенно покрылся какой-то липкой слизью, даже отдаленно не напоминавшей благородный человеческий пот. Он начал биться головой о земляные стены, рискуя либо разбить голову, либо вызвать обрушение свода, но все же, все же сумел сообразить остатками рациональности, что накрыла его паническая атака и что не стоит ей поддаваться, совсем не стоит, особенно если хочется хотя бы однажды вдохнуть чистого утреннего воздуха.

Ему, конечно, хотелось воздуха. И утреннего, и любого, даже вот этого, воздуха подземелья с запахом плесени. Но взять себя в руки было непросто. Ох непросто!

Для начала же следовало отделить себя от страха, найти или создать самому хоть крошечный зазор между собой и ним и каким-то неведомым еще способом выдавить страх из себя. Но как? Как это сделать, если вокруг и внутри – один непроницаемый, монолитный, свинцовый страх? Тем более как сделать быстро? Времени-то на раздумья не было, ему нужен был воздух. Немедленно!

И он попытался заново научиться дышать в этих почти несовместимых с жизнью условиях. Оскалившись, стал рвать зубами на мелкие клочки то, что наполняло его рот, не вполне понимая, что это за субстанция, через силу заглатывая неудобные колючие куски. Он хватал воздух короткими поверхностными глотками, верхушками легких, словно пил студеную колодезную воду, от которой перехватывало и сводило горло. Прорвавшись в легкие, воздух обжигал и согревал. От притока кислорода появились силы и прояснилась голова. И вот тогда он вылез из страха, как змея выползает из старой кожи, сбросил его, оставил позади себя. Нельзя, впрочем, сказать, что ему стало легче или что он воспрянул духом. Нет, ситуация по-прежнему оставалась неприемлемой, зато он сумел в какой-то степени взять себя в руки и освоиться, а скорее отстраниться от нее, дистанцироваться, что в конечном итоге и позволило действовать дальше.

Он вновь пополз по туннелю, на боку, забрасывая вперед левую руку и подтягиваясь на ней, царапая земляной пол скрюченными пальцами, отталкиваясь от него ногами. Правой рукой он прижимал к себе панно, даже не помышляя о том, чтобы бросить его здесь, под землей. Ему казалось, что это важно, что многое будет зависеть от того, сумеет ли он сохранить эту доску. Он не знал, чем и когда туннель закончится, совершенно потерявшись с направлением, и надеялся лишь на то, что лаз не окажется слишком длинным. Зато он хорошо понимал, что это его единственный выход из ловушки, которую, он был совершенно уверен, ему подстроил рыжеусый Толян. А это означало, что, скорее всего, он совсем не тот, за кого себя выдает. Но думать об этом он не мог, и ни о чем другом больше не мог он думать, а мог только ползти по подземному ходу, по этой кроличьей, лисьей или чьей там еще норе, заботясь лишь о том, чтобы соблюдать дистанцию между собой и оставленным позади страхом. А страх ловок и не в пример ему проворен, так и норовит наверстать упущенное, и тычется, тычется в пятки, вынуждая Лиса брыкаться и ползти, ползти вперед.

И вот, когда ему показалось, что все наладилось – в смысле процесса ползания, – что уже скоро он наконец выберется из этого проклятого подземелья, тем более что ток воздуха спереди стал ощутимее, в этот самый момент он вдруг услышал голос.

ГОЛОС.

Голос был величественный, густой и тягучий, словно барсучий нутряной жир, напоминал низкий женский голос и обладал хрипотцой, так нравившейся Лису в других обстоятельствах. Голос шел отовсюду и проникал прямо в сознание.

– Однако ты проворен, – сказал Голос. – Мне кажется, что чрезмерно проворен. А что ты скажешь вот на это?

Тут Лису почудилось, будто кто-то встал впереди, в проходе, взялся руками за стенки туннеля и резко, с силой свел их вместе. Точно раздвижные двери захлопнул. И захлопнул ведь!

Земля сомкнулась, словно ладони великана, придавив мгновенно и недвусмысленно. Единственное, что еще успел он сделать до того, как душа покинула тело, – это прикрыть доской голову и подтянуть к животу ноги. В общем, когда Нерта вернула его в свое лоно, был он паинькой-тушкой: бездыханен, недвижим и скомпонован в соответствующую событию позу эмбриона.

Богиня земли Нерта приблизила к нему свой лик. Ее миндалевидные глаза расширились, вбирая напоследок образ Лиса, полыхнули малахитовым зеленым.

– Надеюсь, ты знаешь, что должен делать теперь? – промолвила она перед тем, как исчезнуть.

«Хотел бы я знать, что делать», – подумал Лис в ответ на слова Нерты, которые прекрасно слышал. Душа его слышала. Или он сам… В общем, кто-то из них слышал. И не было в этом ничего странного, потому что душа его, хоть и покинула тело, подчинившись внешнему давлению, однако оставалась рядом, так что Лис путался в своем статусе и состоянии, продолжая ощущать и потому считать себя и душу единым целым. И кто знает, насколько он при этом ошибался.

Вокруг головы его, прикрытой сверху доской, и еще у груди образовалась небольшая полость, пустота, которую душа, выбравшись вовне, первым делом и заполнила. Нет, конечно, и вся толща земли для нее не являлась преградой, но дело-то было в том, что тело свое душа бросать не собиралась, хотя к этому, видимо, ее всячески принуждали, поэтому брала под свой контроль любое свободное пространство, могущее в перспективе ей пригодиться.

– Будь моим домом! – произнесла, входя в пустоту, душа вспомнившуюся ей магическую формулу.

– Мой дом – твой дом! – услыхала она предписанный ритуалом заполнения пустоты ответ.

– Ой, кто здесь? – испугалась душа Лиса.

– А кого ты ожидала здесь встретить? – спросили в ответ.

– Никого, – честно призналась душа.

– Тебе повезло, – успокоили ее, – никого здесь и нет.