Геннадий Тарасов - Седьмой принцип

Теперь он чувствовал себя совершенно взрослым, уверенным в себе человеком. Детскость, ребячливость – они ведь именно от неуверенности. Но это прошло. Как и страх. Что могло напугать его теперь, после пещеры ужасов?

Поселок вскоре кончился, дорога продолжилась через лес. Сосновый бор стоял на своем месте, высокий, строгий, светлый. Вновь пришло на ум вспоминавшееся ранее слово: «готика». Фрюж внутренне притих, мысли его умерили свой беспорядочный бег, расступились. И тогда душа выступила вперед, преклонила колени. В этом храме земном снова присутствовал Дух, это ощущалось.

А потом произошло и вовсе необъяснимое. Непостижимое…

Солнце приподнялось над оставленным за спиной поселком и, будто достигнув известного уровня, края, предела, перелилось через него, брызнуло светом. Тотчас вспыхнули вокруг, точно праздничные свечи, красные стволы сосен. Зазвучал орган. Быть может, всего лишь ветер поднялся, но вот так слышалось – орган. Поток света, солнечный ветер устремился на Фрюжа и принялся раздувать его самого, точно горн, выдувая и унося прочь лишние, отягощающие душу частицы. Фрюж поднял перед собой руки – они светились! «Ну, не чудо ли?» – спрашивал он себя, точно зная ответ на вопрос.

В таком молитвенном почти состоянии, опять же не встретив никого по пути, Фрюж пересек бор и вышел к шоссе. Не задумываясь, машинально повернул направо и вдоль обочины пошел в сторону города. Он не сделал еще и десятка шагов, как рядом, проскочив на пяток метров дальше, затормозил и остановился темно-синий фургон, разукрашенный по бортам какими-то лентами. Водитель, потянувшись через наполненную музыкой кабину, открыл дверцу с его стороны и жестом пригласил садиться. Не выявив удивления, не заставляя себя уговаривать, Фрюж быстро забрался на высокое сиденье в серо-зеленом чехле из обивочной ткани. Мотор взревел, машина рванула с места.

– Спасибо, что подобрали, – поблагодарил Фрюж водителя. Соглашаясь на такую оплату проезда – за спасибо, – водитель наклонил голову.

– Почему не подвезти хорошего человека, – сказал он. Голос у него оказался совершенно глухим, севшим, будто он с вечера съел десять порций мороженого. – Пива с хлопцами холодного перепили в воскресенье, – объяснил он проблему с голосом и, как ему казалось, засмеялся: – Э-э-э-э…

– А сегодня какой день? – поинтересовался Фрюж.

– У-у-у-у, – протянул водитель и внимательней, пристальней даже посмотрел на Фрюжа. – Ты вчера что, тоже того? Усугубил? Только не пива, а чего покрепче?

Фрюж уклончиво, хоть и не отрицательно, мотнул головой. Шофер понимающе улыбнулся.

– Понедельник сегодня, – сообщил он, – двадцать первое. Макушка лета.

– Выходит, июнь? – уточнил Фрюж.

– Выходит, так, – подтвердил вывод водитель. И через паузу: – А что, сомнения есть? Может, еще что подсказать?

– Да нет, какие сомнения… Год я приблизительно знаю.

– Ну, ты даешь, парень! – просипел водила. – Шутник! То ли что-то не понравилось водителю, то ли на дороге что изменилось, но он вдруг посерьезнел лицом. Слегка привстав, он откинулся назад, устраиваясь в седле удобней, после пригнулся к рулю, который цепко держал руками. Крепкие у него были руки, сильные.

Обратив внимание на руки водителя, Фрюж внимательней же взглянул и на него самого. Жесткие волосы, солома с сединой, странное такое сочетание, коротко стрижены, только прямая челка щеткой на глаза. Глаза светлые, точней не сказать, слегка раскосые, прищурясь, встречали набегающую дорогу. Но лицо не азиатское, как у Нарады, совсем другого типа.

– Мы не знакомы? – спросил, почувствовав повышенное к себе внимание, водитель.

– Вряд ли, – успокоил его Фрюж. – Хотя, может, где-нибудь и пересекались, город-то небольшой…

– Небольшой, говоришь? – подхватил водитель. – Ну да, ну да… А какой город ты имеешь в виду, парень?

– Ну, этот город. В который мы едем. А куда мы едем? Водитель загадочно – зловеще, как показалось Фрюжу, – улыбнулся, вот и весь ответ.

Фрюж прильнул к боковому стеклу. Странное дело, хорошо знакомую ему, не раз проезженную дорогу к городу он вдруг перестал узнавать. Вот только-только все было известно и памятно, а уже за стеклом тянется абсолютно чужой, чуждый бурелом, черные мохнатые ели вместо сосен и дубы-великаны. Такой лес, он знал по рассказам, был за Пятничанами, самым дальним городским районом, Черный лес, как его называли, партизанский, но он в нем никогда не бывал. Как же они там оказались? Фрюж перевел взгляд вперед, на дорогу. Она тоже переменилась. Теперь вместо серой асфальтовой ленты под колеса стелился желтый песчаный проселок. Когда они успели свернуть с основной? Он с удивлением посмотрел на водителя. Тот невозмутимо рулил, направляя машину по одному ему известному маршруту. Лицо его в чем-то неуловимо переменилось, стало серьезным, даже суровым. С чего бы это такая суровость, подумал Фрюж. Он почувствовал себя неуютно рядом с этим преисполненным чувства долга гражданином.

Водитель повернул лицо к пассажиру, и Фрюж от неожиданности чуть не вскрикнул – глаза того стали черны, как гагат.

– Дорога, парень, – это одна лишь видимость, – сообщил рулевой. – Можно взять любую, и она приведет тебя туда, куда нужно. Вопрос лишь в том, куда тебе нужно. Вот ты знаешь, куда тебе надо? А?

Фрюж хотел ответить, что знает, но что-то прежде увиденное и пропущенное всплыло в его сознании. Он быстро взглянул на Торпедо перед собой – там вперемешку, россыпью лежали флаера, рекламки и визитки, очевидно, компании, которой принадлежал автомобиль. Фрюж быстро схватил бумажку. Точно!

– Ритуальные услуги… – прочитал он текст. – Это что же, катафалк?

И тут его осенило:

– Харон! Все как Нина Филипповна предсказала!

– Ну, со свиданьицем! – вскричал черноглазый отправитель ритуала. – Наконец признал старика!

Незнакомый певец надрывался в плеере, витийствовал и пророчествовал.

– Кто это поет? – спросил Фрюж.

– Егорка, Летов.

– Летов? Что за Летов?

– Ну, Летов… «Многая лета…» слышал? Это про сейчас, – отвечал Харон, как показалось Фрюжу, невпопад.

Но тут Харон захохотал. Словно небо обрушилось.

А потом, заметив внизу, под насыпью дороги, небольшой ручеек с быстрой черной водой, в окружении березок и осинок, мимо которого они как раз неслись, он резко свернул. И под заливистый хохот направил фургон прямо туда, вниз, вглубь.

Фрюж ощутил себя как на парковом аттракционе, только не на самолетике, а на американских горках, когда падение кажется бесконечным, а требуха, падающая почему-то медленней всего остального, успевает подступить к горлу. Страха, однако, не было, как такового, ни высоты, ни падения. Он только отстранение подумал, что сейчас они врубятся в березки-осинки и надо бы к этому подготовиться. Ну и подготовился, подтянув колени и упершись ногами в панель перед собой.