Геннадий Тарасов - Седьмой принцип

Не скрою, не все из нас рады твоему возвышению, многие сомневались – и сомневаются сейчас, – достоин ли ты занимать это кресло, но, как бы то ни было, раз уж так случилось, пусть идет, как идет. Посмотрим, как оно дальше будет складываться.

– Я понял тебя, Нерта, – сказал Фрюж, когда богиня замолчала. – Дело, как всегда, в принципе.

– Именно, – скрепила мысль согласием Нерта. – И еще в свободе и силе воли.

– Но ведь она была у меня всегда?

– Верно. Однако раньше ты не знал, что свобода воли предполагает определенную за нее ответственность. А теперь ты познал и волю, и силу, и ответственность, на себе познал, что важно. Свобода воли не означает положения, когда «что хочу, то ворочу». Свободна лишь воля, ограничиваемая и направляемая основополагающими законами, сиречь принципами. То есть нами. Я думаю, ты уже понял это. Ну, ты теперь ученый.

– Да уж, – единственное, что нашелся сказать Фрюж. А что, собственно, он мог возразить? Так и было. Но углубляться в исследование вопроса причин и следствий ему не хотелось.

Поэтому очень кстати его заинтересовало вдруг устройство трона, на котором он сидел. Слева и справа от него, у самых ножек, имелись небольшие мраморные раковины, полные разбегающейся воды, в которых пульсировали упругие ключи. Вода переливалась через края раковин и знакомым уже ему открытым способом по желобам, не смешиваясь одна с другой, уходила в отверстия в полу.

– А это… – начал он формулировать вопрос, но его опередила Амимитль.

– Живая и Мертвая вода, – подсказала она со своего места. – Ты уже встречал фонтан, на лестнице. Но начало ему положено здесь. Ведь ты еще и Повелитель вод.

– Хорошо, – удовлетворился сказанным Фрюж. – Повелитель вод – это круто. Теперь, надеюсь, вы введете меня в курс дела.

– Курс здесь задаешь ты, – низким шелестящим голосом напомнил ему Кагуцути. И покачал в подкрепление утверждения головой.

– Хорошо, хорошо! – поднял руку, прекращая споры, Фрюж. – Это я уже понял. Но есть вопросы же…

– Спрашивай, – прожурчала Амимитль и удобней, с ногами, устроилась в своем кресле. – Только, пожалуйста, подробней, надеюсь, будет интересно.

– Повелительница вод жаждет новых тем для своих песен, – улыбнулся Немиза-Шу.

– Мы будем петь их с тобой дуэтом, – вернула улыбку Воздуху Вода.

– Вам говорит о чем-нибудь такое имя – Вальтер?

– Конечно, – откликнулся Эфир. – Он здесь, и мы наблюдаем за ним.

– Где же он?

– В мастерской… В той самой, доставшейся ему в наследство.

– Достраивает ложе…

– Из дерева гофер.

– Сын за отца…

– Тут все сложней.

– И проще.

– Да, сложней и проще. Дело в том, что он не знает, кто его отец.

– Как и я…

– Он и не должен знать.

– Он уже начал строить собственную вселенную. Ты не можешь ему мешать.

– Понятно. – Фрюж помолчал, переживая известие. – Радость, как всегда, в обнимку с грустью.

– Таков закон, – напомнила суть власти Нерта.

– Закон… – эхом откликнулся Фрюж.

Эхо породило отголоски: «Закон, закон, закон…»

– Но ты можешь общаться с ним, не раскрывая инкогнито, – подсластил горькую пилюлю Эфир. – Думаю, никто не будет против.

Нерта строго поджала губы, однако промолчала.

– А что вы скажете о девушке по имени Алия? – выдохнул свой главный вопрос Фрюж.

– А что о ней сказать?

– Есть такая девушка!

– Повелительница зеркал!

– И сов!

– Ее птица обретается в нашем саду.

– Дэдэ?

– Нет, сова!

– Обе… Оба…

– Но Дэдэ давненько никто не видел.

– Кроме тебя.

– Минуточку! – воскликнула Пустота. – У меня есть доказательство. Артефакт!

И она продемонстрировала хранимое ею сокровище – синее перо. Шум стих, но лишь на мгновение, чтобы подняться с новой силой. Однако Пустота быстро спрятала свое достояние – куда-то спрятала, никто, как всегда, не заметил куда. Перышко просто исчезло.

Принципы были возбуждены и возмущены и не стеснялись в выражениях. Пустота хранила невозмутимое молчание. Знающий и обладающий – по-пустому не говорит.

– А что же Алия? – напомнил о своем Фрюж.

– За ней присматривают норны. Так, кажется?

– Ее тоже… С ней тоже мне нельзя?

– Как раз наоборот!

– Ты этого не помнишь, но именно она помогла…

– Подкормила Лунного коня, когда он выбился из сил…

– Сердце!

– Лишь половина.

– Так что тебе придется…

– Пока не найдешь!

– У тебя ведь тоже лишь осколок.

– Покоя тебе не обрести, пока не сыщешь его вторую половину.

– В смысле ее половину…

– Конечно! Она ведь тоже терзается…

– Неизвестностью и невозможностью…

– Таков закон!

Принципы галдели и торопились рассказать, что знают, словно в детском саду. А вдруг, вот вдруг до кого-то не дойдет очередь высказаться? Совершенно невозможное событие! Фрюжу они казались чрезвычайно милыми друзьями, а не строгими устроителями и повелителями мира. Но он помнил, что для перехода в состояние вершителя судьбы каждому из них потребуется меньше чем мгновение.

Сладко заныло сердце в груди, даром что осталась лишь половина. Все-все, что там его оставалось, заныло невыносимо… сладко… «Как хорошо, как славно, что эта боль сохранилась, – подумал Фрюж. – Но странно, что они все рассуждают и выражаются как дети. Или так должно быть? Проще и честней? Проще и честней…»

Распахнулась портьера на входе, и в зал вихрем ворвался Нарада. Был воспален он яростью и только что не брызгал кипятком. За Нарадой угрюмой тенью следовал Гермес. Похоже, они все слышали. Все слышали, да не все поняли. А если поняли, то не удовлетворились услышанным.

Остановившись перед возвышением, Нарада отвесил полупоклон. На шаг позади, предпочитая тень, за ним держался Гермес.

– Где моя дочь? – вопрошал Нарада сурово.

– И где мой сын? – тянул за ним вполголоса Гермес.

– Забавно, что вы спрашиваете об этом меня! – Фрюж выпрямился в кресле. – А не вы ли оба сговаривались – меня тут просветили – за ее спиной? И за моей спиной, кстати, тоже? Не вы, нет? Может, кто-то другой? А не желаете ли рассказать об этом подробней?

Нарада с досады крякнул. Крыть, однако, было нечем. Фрюж, посуровев лицом, задумался. Пальцы его отбили дробь по подлокотникам. Полуночный пес насторожил уши.

– Ладно, кто старое помянет… – сказал Фрюж наконец. И обратился к Гермесу первому: – Начнем с вас. Где сын ваш, вы прекрасно знаете и без меня – там ему быть! Пусть он сделает счастливой ту женщину, возле которой обретается и с которой сам себя связал. Верней, пусть только попробует не сделать ее счастливой! Срок – ее жизнь. Думаю, это справедливо. А справедливость, – он поискал глазами Нерту, – закон, не так ли?

Дождавшись кивка богини, он хлопнул ладонями по подлокотникам: