Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

– Вполне возможно, господин президент, – согласился Петров. – Конкуренция, несмотря на определенные трения, всем шла на пользу. Если бы о Серых было объявлено во всеуслышание, это могло бы изменить весь мир. Может статься, даже объединить его.

– Да, именно так. Однако сделанного уже не вернуть. – Поколебавшись, Мельников посмотрел Петрову прямо в глаза. – Вы осознаете, что впервые за всю историю Отечества мы можем не опасаться своих соседей? Даже Китая?

– Да, господин президент. Осознаю.

Мельников не отводил взгляда от космонавта.

– А, кажется, я понимаю. Вы сейчас думаете про наши собственные многочисленные акты агрессии, которые мы каждый раз оправдывали необходимостью самообороны.

– А еще до того, – добавил Петров, – мы действовали во имя коммунистических идеалов, страстно желая как можно шире распространить свое неприятие капитализма и эксплуатации.

– В основном чтобы насолить американцам, – пробормотал Мельников. – Во времена моего отца. Веселое, надо полагать, было времечко, пусть и жутковатое.

– Но теперь, господин президент, те страхи следует отставить в сторону.

– Да. Перед лицом Инопланетной Угрозы. И однако как это замечательно, что здесь и сейчас мы с вами наконец можем не испытывать никакого страха перед другими людьми!

– Замечательно до тех пор, пока хотя бы кто-то из граждан не решит, что теперь можно не платить налоги и уклоняться от прочих обязанностей.

– И почему только русские не такие послушные, как китайцы? Вот что им дало такую способность к кооперации? И такое коллективное терпение?

– Вероятно, семь тысяч лет цивилизации без единого перерыва, – пожал плечами Петров.

Президент хмыкнул.

– Даже монгольские завоеватели в конце концов склонились перед цивилизацией, которую полагали лежащей в прахе у собственных ног. Впрочем, и с русами вышло то же самое. Вероятно, вы правы, Анатолий. Впрочем, это не важно. Можно быть уверенными, что китайцы сейчас максимально ускорят свою лунную программу.

– Да. Если только им позволят.

– Итак, – сказал Мельников, снова оборачиваясь к лошадям, – когда кто-то из граждан решит, что можно не платить налоги, как же мне следует поступить? – Глядя на лошадей, он не мог видеть изумления на лице космонавта.

– Не знаю, господин президент, но я бы вам в этот момент не позавидовал.

– Да уж надо полагать, – пробормотал Мельников. – Как управлять страной, если угрозу насилия невозможно привести в исполнение? Как охранять границы, держать граждан в повиновении, поддерживать закон и порядок? Этого-то в нас западники никогда и не понимали. Мы молча вкалываем, пьем по-черному – и выживаем. Мы радуемся тому, что нам дает семья, – и выживаем. Но если копнуть поглубже…

Петров кивнул. Можно было не продолжать. Русские это понимали безо всяких слов, у них все словно прямо в душе было выжжено огненными буквами. А вот нацистам пришлось ощутить на собственной шкуре.

– Если наступит хаос, – продолжил Мельников, – вмешаются ли инопланетяне, чтобы его прекратить?

– Если наступит хаос, – возразил Петров, – то сперва это случится на Западе. Или, быть может, в мусульманском мире. В общем, где-то еще, господин президент. А мы посмотрим, прикинем и решим, что делать. Как мы обычно и поступаем.

– Да, мы поступали именно так – в лучшие времена. Но вспомните про афганскую катастрофу. Про Чечню. Теперь еще и Украина. Дни нашей воинской славы давно позади. Теперь как народ решит, так и будет.

– Быть может, – рискнул Петров, – у призрака Карла Маркса наконец появится повод улыбнуться.

– Или, – парировал Мельников, – это призрак Айн Рэнд сейчас ухмыляется.

Петров, хорошо знакомый с трудами обоих авторов, покачал головой.

– Сомневаюсь. Эта женщина превратила собственное внутреннее ничтожество в акт самозащиты, который ей хватило наглости назвать философией. На деле она лишь самоутверждалась через невежество. Только и всего.

– Американцы ее обожают.

– В сердце любого американца теплится анархический огонек, – сказал Петров. – Только я не думаю, что инопланетяне желают анархии. Взять даже ту первую потерю, к которой мы никак не можем привыкнуть: возможность вести себя как сукины дети по отношению друг к другу… – он осекся, заподозрив, что зашел слишком далеко.

Мельников, однако, повернулся, шагнул к Петрову и положил ему на могучее плечо свою руку.

– Давайте-ка, Анатолий, заберемся в седло и поскачем в степь, словно витязи из прошлого. Желаете?

– С радостью, господин президент. Я в последнее время очень много и активно езжу верхом.

– В самом деле? Казацкая кровь взыграла?

Анатолий покачал головой.

– Как ни странно, дело не в этом. Причина у меня несколько извращенная.

– В каком смысле?

– «Звездный путь». За капитаном Кирком я бы в огонь и в воду пошел.

Мельников расхохотался – удивленно, но от чистого сердца – и тут же нахмурился.

– Разве они там на лошадях ездили?

– Его играл Уильям Шетнер, господин президент. Выдающийся наездник.

– Так-так, понимаю. В таком случае поскачем в степь, словно звезды Голливуда!

Петров тоже рассмеялся, и они направились к конюшне. Космонавт почти сразу посерьезнел и сказал:

– Господин президент, я думаю, что Россия с честью пройдет через нынешние испытания.

– Я тоже так думаю, но, подозреваю, основания для оптимизма у нас с вами разные. У вас какое?

– Вы, господин президент.

– Тогда, разумеется, разные.

– И еще я хотел бы извиниться за свою реплику насчет сукиных детей.

– В этом нет необходимости. Тут вы были совершенно правы. Однако я не перестаю задаваться вопросом – если сукиными детьми друг другу быть не получится, кем же нам остается быть?

– Все идеологии разные, и переубедить идейного противника в споре удается крайне редко, если вообще удается. Однако если у нас есть только слова и ничего кроме слов, что еще осталось? Компромиссы, взаимные уступки – и, вероятно, сотрудничество.

– Вы рисуете очень радужные перспективы.

– Как было справедливо замечено… – начал Петров, но тут они оказались в тени конюшни, где сразу же пришел в движение добрый десяток человек – конюхи, президентские помощники и сотрудники службы безопасности при виде президента кинулись по своим местам. Из-за этой суеты Петров осекся.

– Ну так что же, Анатолий? Что было замечено?

– Ах да. Если смотришь на Землю из космоса, никаких границ не видно.

– Хм. То есть открывается иная перспектива.

– Которая для инопланетян вполне естественна, так что все наши различия для них незаметны и уж наверняка мало что значат.

– Разумно подмечено, – сказал президент Российской Федерации. – Разумно, и мне это представляется очень важным. Садимся! – добавил он, к ним как раз подвели лошадей. – Поехали, капитан Кирк!