Райан Гродин - Город-крепость [litres]

Стоит ли менять одну клетку на другую?

Будет ли мне достаточно «кусочков моря»?

– Мэй Йи! Ответь мне. – Голос у него недовольный, слишком громкий.

Есть лишь один путь домой. Для парня. Для меня.

Если скажу «да», я подведу его, разрушу мечты о доме. Я подведу себя, разрушу сотни всевозможных желаний.

Путь только один. Не тот, что предлагает посол.

– Нет. – Я ожидала, что голос будет подобен ветке ивы: тонкий, гибкий и мягкий. Такой мне казалась собственная храбрость. Вместо этого он как бамбук: хлёсткий и резкий.

Посол ощущает это. На краткий миг он становится похож на человека, которого ударили ножом. Челюсть отвисает, глаза стекленеют.

– Я хочу остаться здесь, с подругами… – Сила в моём голосе испаряется, увядает от эмоций, которые появляются на лице клиента. Штормовое облако, демон.

– Вы обманываете меня, да? У тебя есть кто-то ещё! Есть, я уверен! – Его крик пламенный, громоподобный. Он разносится по комнате, выплёскивается мне на лицо с жаром чужой слюны.

– Нет! – пытаюсь отрицать я, но послу всё равно.

Эти руки, эти пальцы уничтожают привычное и пришпиливают меня к кровати, сжимают с невероятной силой. Шпильки впиваются в голову, когда меня вжимают в подушку.

Только пот и кожа. Повсюду. Они туже и туже оборачиваются вокруг. А ещё боль. Меня ломают, терзают, разрывают на кусочки. Открывают и закрывают. Выставляют напоказ и прячут.

Нет, нет, нет. Возможно, я кричу это вслух. Возможно, нет. Я больше ничего не слышу. Ничего не вижу. Перед глазами стоят пятна, похожие на ядовито-голубой лишайник, – так же бывает, когда я сижу у окна и смотрю в темноту в ожидании парня.

Только когда посол заканчивает и перекатывается на спину, я понимаю, что всё это время горло моё сжимала рука. Густой от дыма воздух заполняет лёгкие. Вздох за вздохом я снова начинаю ощущать мир. Покрытый пылью пластик лепестков орхидеи. Десятки невидимых синяков на руках и шее. Горячая алая струйка, стекающая по ногам, пачкающая простыни.

Посол поднимается с кровати, приводит себя в порядок, застёгивая молнии и пуговицы. Не смотрит на меня или на бонсай. Дверь открывается, и уже на выходе посол оглядывается.

Я не могу ничего прочитать на его лице. С тем же успехом эмоции могли быть иероглифами – палочками и точками. Но какое бы чувство ни было в его груди, оно сильно. Как страх, злость и любовь, смешанные воедино. Как цвета соседского фейерверка.

– Неважно здесь или там. Ты моя. Запомни это.

Посол захлопывает дверь. Вместе с ним из комнаты исчезает и ваза с мёртвыми цветами.

Посол хотел меня сломить. Так я решаю, когда, доковыляв до зеркала, вижу отпечатки пальцев, чернильными пятнами расцветающие у основания шеи. Я несколько минут провожу с кисточкой для макияжа, слой за слоем накладывая пудру на ключицы. Но сколько я ни стараюсь, отметины всё равно видны. Словно неправильные тени.

Он хотел сломить меня. Но я сильнее, чем ему кажется. Сильнее, чем думала сама . Единственное, что удалось сломать послу, это он сам – образ, который я создавала месяцами, мысль, что он сможет спасти меня из этого места.

Есть только один выход. И он никогда не был связан с послом.

Девочки замечают синяки, но не задают вопросов. Слава богам, потому что я не смогу на них ответить. Я ни за что не сумею рассказать им о предложении посла, о том, как я отказалась от рая в его ладонях и была за это наказана.

Вместо этого девочки собираются у меня в комнате и разговаривают о той, чья судьба сложилась гораздо хуже нашей.

– Синь до сих пор заставляют принимать клиентов, – рассказывает нам Нуо, вставляя нить в иголку. Вышивка, наконец, приобретает очертания – полосатый карп с огненными и белыми чешуйками, плывущий в сапфировом потоке.

– Хозяин не будет держать её здесь, если Синь перестанет приносить деньги, – говорит Инь Ю, не убирая высунутого кончика языка. Она держит в руках мою ладонь, орудуя кисточкой с алым лаком. Докрашивает все ногти, ни разу не выйдя за границу.

Нуо хмурится. Игла с нитью мандаринового цвета жестоко впивается в ткань.

– Я думаю… – продолжает Инь Ю. Кисть размазывает прохладный лак по ногтю мизинца. Соскальзывает. – Лучше так, чем то, что могло случиться. Она бы на выжила на улицах. Никто из нас не выжил бы.

Она заканчивает – и ногти, и свою речь – и крепко закручивает лак.

– Мне пора, – внезапно говорит Инь Ю. Только когда подруга встаёт, я понимаю, как сильно она исхудала. – Нужно вымыть комнаты в западном коридоре. Мама-сан разозлится, если я буду копаться.

Я тоже поднимаюсь, стараясь не обращать внимания на боль в бёдрах.

– Ты слишком много занимаешься уборкой. Позволь мне заняться частью комнат.

– Ты уже мне достаточно помогла. Кроме того, тебе нельзя портить ногти. – Инь Ю машет мне рукой, призывая сесть на место, и исчезает в темноте коридора.

В тишине комнаты нас остаётся лишь трое. Вэнь Кей смотрит на дверь так, словно это пасть ужасного морского чудовища, грозящего проглотить её хрупкое тельце. Нуо втыкает иглу в вышивку, но она соскальзывает и глубоко вонзается ей под кожу. Тихонько выругавшись, Нуо обхватывает палец губами.

– Инь Ю цветёт, когда есть работа, – говорит она, вытаскивая палец изо рта и зажимая его тканью платья. – Это помогает ей держаться.

– Я знаю.

Девочки смотрят на меня. Две пары тёмных глаз, полных вопросов, бездонные колодцы. Я не могу долго терпеть эти взгляды, а потому отворачиваюсь к красной занавеске. Она такого же цвета, как новый блестящий лак на моих ногтях.

Но я по-прежнему ощущаю пристальный взгляд Нуо.

– Почему тогда ты отнимаешь её обязанности? Хочешь стать Мамой-сан?

– Так Инь Ю сказала, – влезает Вэнь Кей.

Нет времени лучше, чтобы рассказать обо всём девочкам, чем сейчас. Воспоминания – призраки парня и его обещаний – проносятся у меня в голове, как череда монахов в оранжевых одеждах. В сердце полыхает пламя, пляшет, жаждет вырваться наружу и показать им свет. Алая занавеска кажется ярче и сейчас больше похожа на кровь, чем на огонь.

Я хочу отдёрнуть её, показать раковину. Но всякий раз, задумываясь об этом, я слышу отчаянные мольбы Синь, они скребутся и мечутся в моей голове. Я знаю, что остальные девочки не поймут. Так же, как когда-то не понимала и я.

Они лишь попытаются остановить, как я пыталась удержать Синь.

– Скоро собрание, – пытаюсь сменить тему. – Нужно подготовиться.

Нуо поднимает палец к лицу. Кровь ещё здесь, покрывает его тонким слоем, как вторая кожа. Должно быть, иголка вошла очень глубоко. Я вспоминаю множество струн её цитры, туго натянутых, сделанных из безжалостного металла, и спрашиваю:

– Сможешь играть?

– У меня есть выбор? – Нуо хмурится и засовывает вышивку подмышку.