Александр Бердник - Камертон Дажбога

У меня было такое ощущение, что Будда знает такое, о чем молчат все манускрипты, все наставники, все традиции. И это засекреченное знание очень смешное. Если бы люди узнали о нем, то они, возможно, хохотали бы сами над собой много веков. Я стоял перед каменной громадой Учителя, и эта мысль беспокоила мою совесть. А за ней являлся вывод моих вечных поисков: я ищу наваждение.

Но почему же, почему сердце дрожит в предвкушении чуда? Что-то должно произойти. Пространство вибрирует, словно насыщенно грозой.

Неожиданно из-за каменной скульптуры Будды появился юноша. Он посмотрел на меня и радостно, белозубо улыбнулся. Откуда, почему он знаком? И даже родной? Смуглое лицо, черные, а вместе с тем какие-то удивительно прозрачные глаза, редкая доброжелательность во взгляде. И я внутренним знанием понял: вот тот, кого я искал так долго! Это тот, кого назвали Буддой. Тот, кто впервые в мире разрубил паутину мистифицированного бытия, кто разорвал плен гипнотизма Мары.

Я осторожно сделал несколько шагов навстречу. Но он опередил меня. Протянув руки, стремительно приблизился, и я оказался в его объятиях. И почувствовал, что таю, исчезаю, сливаюсь с чем большим, простым, веселым.

Огненная молния ослепила, метнула меня в неизвестность.

И я проснулся.

Надо мной белел потолок. Снаружи доносились какие-то крики, шум. Где я? Куда попал? Переход от таинственной духовной мистерии к тривиальной обыденности был такой поразительный, что разум сначала не мог вспомнить, где находится мое тело?

Затем сознание прояснилось, и память бросила на меня обвал тяжелых тактов последних событий.

Мы в чужой реальности. Попали в сумасшедший дом. Необходима осторожность и бдительность. Прежде всего встретиться с девушками и выработать общую стратегию действий.

Рядом заскрипела кровать. Боковым зрением я увидел пожилого человека с длинной седой бородой и такими же волосами. Он сидел на кровати, надевал — как будто машинально — халат на худое тело и, закрыв глаза, медленно, торжественно говорил странные стихотворные строки:

Подняв руки к потолку, седой человек тяжело вздохнул и, покачав укоризненно головой, продолжал свой речитатив, будто обращаясь к кому-то одному ему видимому:

Дед помолчал, будто размышляя над последним утверждением, а затем поучительно поднял костлявый палец вверх:

«Наверное, какой-то учитель, — подумал я. — Знаток фольклора. Он весь поглощен теми видениями. Может, и теперь видит детей. Ведь кому-то рассказывает? Почему попал сюда? Кому-то враждебными показались его утверждение о древней истории родного края. А дальше уже ясно: преследования, доносы, внимание соответствующих органов…»

— Доброе утро, сосед, — сказал я, поднимаясь на кровати.

Седой мужчина отпрянул от неожиданности, несколько минут остро смотрел прозрачным взглядом на меня. Затем успокаивающе кивнул.

— Поздравляю вас с прибытием на космодром.

— Какой космодром? — удивился я.

— На этот, — буднично пояснил седой человек. — Куда вас привезли. Вы впервые здесь?

— Не совсем впервые. В качестве больного — впервые. А так бывал несколько раз. Правда, в другой реальности, в другом Киеве.

Не знаю, почему я так внезапно выпалил перед незнакомым эту информацию. Кажется, это произошло машинально, интуитивным импульсом. Дед озадаченно замер, седые кустики бровей поднялись вверх.

— Ого! — сказал он. — Экзотическая птичка попала в нашу деревеньку. Тогда вы должны понимать, почему здесь — космодром.

— Все-таки объясните, — попросил я.

— Киев и весь край, столицей которого он является, сформированы титанами-исполинами еще испокон веков как стартовая площадка Земли. Сюда прибывали первые гости из далеких звездных миров. Отсюда стартовали их воспитанники в Безмерность. Здесь кипели решающие социохимические реакции общечеловеческой истории. А Кирилловская больница — определяющая реторта этих реакций. Здесь вечно сепарируются души, взвешиваются на весах Демиурга, а потом отправляются куда надо: либо на свалку бракованных деталей, либо в миры Новообразования.

— Вы слишком логично мыслите, — вдруг сказал я, — чтобы быть больным.

— А кто вам сказал, что я болен? — удивился старик.

— Если попали в сумасшедший…

— Ну, это ничего не значит. Внешний социум — это загипнотизированный ком дремлющих душ. Такие люди, как я, их тревожат. Вот они интуитивно формируют для существ, которые нарушают мелодию сновидения, отстойники. То, что в просторечии называется дурдомом. Но разве дело только во мне? Вы, я вижу, тоже нормальный человек. Ведь так?

— Надеюсь.

— Вас привезли ночью?

— Совершенно верно.

— Рад познакомиться. Как вас зовут?.. Я говорю здешнее имя, земное.

У меня холодок прокатился за спиной. Все-таки болен. Земное имя, небесное… Не иначе — какой Христос или пророк. Однако, не подав вида, что я смущен, ответил:

— Григор Бова.

— Отлично, — обрадовался дед. — Григор, — повторил он, налегая на рокот буквы «р». — Будто грохот колесницы Перуна в небе. А Бова! Какая очаровательная ассоциация! Фамилия из сказки. Вы думаете, что фамилии или имена случайны? Зря думаете. Все в мире обусловлено. Имя и фамилия, название деревни, где вы родились, имена матери-отца — все это своеобразный код вашей судьбы. Вы и дальше находитесь в лоне Матери … вы почувствовали — я подчеркнул эти слова… в лоне большой Матери-Природы… просто перешли из лона маленького — в лоно большое… но и оно не окончательное… придется рождаться снова и снова. Так вот имена, привычки, настроения, стремление — то все детали вашей зародышевой программы.

— Теперь понятно, почему вы попали на территорию этого космодрома, — шутя сказал я. — Здесь какой год? Сорок восьмой? У нас тоже в те годы была охота на ведьм.

— Где у вас? — поинтересовался дед.

— Я уже упоминал. В нашей реальности. Мы из другого пространственно-временного мира. Я говорю об этом просто, потому что вижу, что вы можете понять.

— Я понимаю! — задумчиво прошептал старик. — Но какая волшебная мистерия. Сколько раз мне снилась эта мгновение. Продолжайте, прошу вас… продолжайте… Так какой год в вашей, как вы сказали… реальности?