Бернар Вербер - Ящик Пандоры [litres]

– Вы замечательный! – восклицает Леонтина.

– Да, замечательный! – вторит ей Ямамото.

– И притом храбрец, – напоминает Ипполит.

111 душ рукоплещут Рене. Он растроган.

Не ждал, что мне будут аплодировать мои прошлые воплощения.

– Остается вопрос: зачем всех нас здесь собрали? – напоминает сибирская шаманка. – Ты всего добился, все понял. Чего ты ждешь от нас, Рене?

Учитель истории держит паузу. Все садятся по-турецки на пол.

– Дело в том, что я жду… идеи.

– Какой идеи? – спрашивает римлянин.

– Все вы жили, а потом были забыты. Если бы я вас не собрал, то не знал бы о вашем существовании. Как правило, память о «незнаменитой» жизни живет в лучшем случае не более четырех поколений. Как я узнал от Фируна, память о существовании человека можно стереть искусственно. Благодаря Гебу я понял, что может быть забыт целый город, целая страна, целая цивилизация.

Камбоджиец и атлант утвердительно кивают.

– Недавно я получил доказательство существования цивилизации атлантов: попав туда благодаря сеансу регрессии, я разработал стратегию превращения этого доказательства в материальное свидетельство, но обстоятельства сложились так, что…

Ему трудно продолжать от волнения.

– В последний момент все рухнуло. Поэтому в моем мире, в мою эпоху Атлантиду по-прежнему считают не более чем мифом.

Собрание волнуется.

– И вот, не имея более этой драгоценной улики, я ломаю голову, как вернуть утерянную память о Гебе и о его цивилизации.

Все умолкают и сосредоточиваются, думая, как спасти память о себе.

– Взгляни на себя! – призывает Шанти. – Где ты, кто ты, Рене?

– Куда ты клонишь?

– Ты преподаешь историю. Раз Фирун решил переродиться в тебя, то это, как ты сам говоришь, из-за важности темы исторической памяти. То, что ты живешь в такой стране, во времена, когда так легко распространяется мысль, – далеко не случайность.

– Что ты предлагаешь, Шанти?

– Тебе и карты в руки. Если я правильно поняла, нам судьба сдала неважные карты, зато тебе сбросила четыре туза! Никогда еще играть не было так просто. Давай, ходи!

– Она права, – поддерживает ее Геб. – Ты не смог сберечь мои кувшины и мой скелет, но если ты обратишься к своим современникам при помощи существующих в твою эпоху средств, то сможешь мобилизовать для поиска других доказательств все человечество.

Рене задумывается.

– Мы на тебя полагаемся, – говорит армянин.

– Восстанавливай правду, – добавляет польский хасид. – Надо найти неопровержимую методологию, чтобы факт из прошлого сочли истиной.

– Играй, раз выпали удачные карты, – заключает Фирун. – Шанти права, ходи тузами!

– Твой долг – восстановить историческую правду обо всех нас. А мы тебе поможем, – говорит курдская женщина.

– Мы предоставим тебе все необходимые сведения и подробности, подтверждающие факты. Тогда никто не сможет тебя опровергнуть, – говорит австралийский абориген.

– Ты сможешь возвращаться, и каждый из нас расскажет тебе, как все было на самом деле, что мы наблюдали, а не что слышали от других, от официальной пропаганды. Человечеству нужно вернуть историческую память, – ставит точку камбоджийский монах.

Рене прощается со своими 111 воплощениями сложным поклоном, подражая Джованни:

– Всем спасибо. Вы решили мою проблему.

По всем душам пробегает волна удовлетворения. Все с облегчением уходят в свои двери, чтобы продолжить свои судьбы с новым чувством: «Я родился не зря».

«Мнемозина». Могила Аллана Кардека

Аллан Кардек (настоящее имя Ипполит Ривай) – основоположник французской философии спиритуализма. Он взял этот псевдоним, считая себя инкарнацией носившего это имя друида.

Он родился в 1804 году в Лионе. В 1855 году он знакомится со столоверчением благодаря трем сестрам Фокс, звездам американского спиритизма. Затем основал во Франции кружки спиритизма, которые посещают такие знаменитости, как Виктор Гюго, Теофиль Готье, Камиль Фламмарион и Артур Конан Дойл.

В 1857 году он издает «Книгу духов», ставшую бестселлером. В ней он пишет: «Человек состоит не из одной материи, в нем есть мыслящая основа, связанная с физическим телом, с которым она расстается, как мы расстаемся с ношеной одеждой, когда истекает срок ее текущего воплощения. Расставшись со своими телами, мертвые могут общаться с живыми – либо через медиумов, зримым образом, либо незримо».

Аллан Кардек умер в 1859 году. На его могиле на парижском кладбище Пер-Лашез водружен бюст, под которым начертано: «У каждого явления есть причина, у каждого явления разума есть разумная причина, сила причины определяется величиной явления».

Выступая на его похоронах, Камиль Фламмарион сказал: «Спиритуализм – не религия, а наука». На надгробии Аллена Кардека значится заглавными буквами сама сущность его доктрины: «РОЖДАТЬСЯ, УМИРАТЬ, СНОВА ВОЗРОЖДАТЬСЯ, И ТАК БЕЗ КОНЦА – ТАКОВ ЗАКОН».

Он открывает глаза.

– Ну как? – спрашивает женщина.

Он не сразу возвращается в свой мир.

– Рене большой молодец. С виду робок, но такое предлагает – закачаешься. В этот раз он надумал собрать вместе все свои прошлые жизни.

– Все прошлые жизни? Ты хочешь сказать, все свои существования между первым и последним воплощениями?

– Нас собралось в общей сложности сто двенадцать душ.

Геб встает и подходит к окну. В Мем-фисе кипит обыкновенная утренняя жизнь. Центром ее служит уже не площадь, вокруг которой обитают великаны, а рынок на отшибе, где человечки обменивают еду на изделия своих рук.

– Устроив этот сбор, Рене нашел способ спасения нашей памяти.

– Кувшины?

Геб кусает губу.

– Нет, с кувшинами ничего не выйдет.

– Жаль, мы как раз дописали пергаменты.

– Эту миссию мы все равно доведем до конца. Если есть хотя бы малейший шанс, что наше будущее сложится не так, как рассказывает Рене, то я должен им воспользоваться. Возможно, существует вариант будущего, в котором наши кувшины не уничтожат и наши пергаменты сумеют прочесть.

– Ты считаешь, что Рене не знает нашего будущего?

– Я считаю, что, скорее всего, он прав, но это не абсолютная неизбежность. Остается крохотная вероятность, что мелкие детали в силах повлечь перемены.

К ним подходят четверо детей. Дети обнимают родителей, потом садятся завтракать.

– Как пожелаешь. Я бы хотела обучить Осириса, Сета, Изиду и Нефтиду искусству астральных вояжей.

Геб берет два свитка из сшитых пергаментов и осторожно помещает их в два специально приготовленных кувшина. Горловины кувшинов он запечатывает воском.

– Здесь наша память, – произносит он, рисуя на высохшей глине дельфина. – Долгой тебе жизни!