Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– Да, – кивает Марина, – это очень похоже на правду. Так бы оно, наверно, и было. Хорошо, что мы справились.

– Погоди, – говорит Гоша. – Если Орлок снова придет – мы ведь снова его убьем?

– Надеюсь, не придет, – отвечает Марина. – Но если придет – убьем, да. Если сможем – убьем.

– Сколько раз придет, столько раз и убьем, – говорит Гоша, – верно? Так вот, Марина, для меня, для меня и для Ники, нет разницы между Орлоком и Конторой, Орлоком и Учреждением. Сколько раз сможем – столько раз убьем. Ты понимаешь?

Марина вздыхает. Зря она затеяла этот разговор.

– Я понимаю, – говорит она, – но ты тоже меня послушай. Мы в этом – навсегда. Мы слишком много узнали, слишком много видели. Они не отстанут от нас, они всю жизнь будут дышать нам в спину. Тебе, мне, Нике, Лёве. Может быть, даже Шурке. Мы не сможем от них сбежать, не сможем забиться в щель и отсидеться. Мы обречены быть с ними до Главного Перехода, а то и после.

– Это еще один повод их ненавидеть, – отвечает Ника.

– Да, – говорит Марина, – это еще один повод их ненавидеть. Но, Ника, подумай сама: они уже один раз использовали нас, послав на верную гибель. В этом мире, по обе стороны Границы, они используют всех. Мы знаем, что власть принадлежит им. Что нам остается? Ждать, когда мы снова понадобимся, чтобы нас подставить, чтобы ловить на нас, как на живца? Мне кажется, если уж они используют всех, лучше быть с ними – и использовать их. По крайней мере, я буду понимать, что происходит. Со мной, со всеми нами. И, может, когда-нибудь еще смогу спасти вас.

– А может, когда-нибудь ты придешь нас арестовать, – говорит Ника, и Марина смеется.

Следом за ней смеется Лёва, потом Гоша, последней начинает смеяться Ника. Они смеются, ведь даже представить смешно, что Марина придет их арестовывать. Наверное, с целым отрядом эмпэдэзэшников, в новеньком красивом мундире! И с таким фирменным стальным взглядом, как у начода Ищеева!

Они все смеются, потому что теперь знают: что бы ни случилось, где бы они ни учились, они навсегда останутся друзьями, и, если с одним случится беда – когда с одним случится беда, – они снова соберутся вместе, вчетвером, против всего мира.

Против мира, который невозможно изменить, но в котором можно бороться и одержать победу.

Они смеются, а перед ними – панорама самого большого и красивого города по эту сторону Границы. Смеются, а вокруг них распускаются на ветках весенние листья, пробивается к свету зеленая трава, птицы не то чирикают, не то поют. Смеются, а над ними – небо, голубое как Маринины глаза, и в нем проплывают редкие островки облаков – нерукотворных небесных фракталов.

А потом Марина говорит:

– Да ладно вам, я так просто… я еще ничего не решила, – и они взбираются назад по тропинке.

Да, в самом деле – Марина еще ничего не решила, все они еще ничего не решили, и впереди вся жизнь, долгая жизнь до Главного Перехода, долгая взрослая жизнь.

Не хватает дыхания, пот слепит глаза, Марина утирает лоб ладонью – и чуть было не пропускает удар: крепко сжатый кулак проносится в каком-то миллиметре от уха. Марина подныривает и, выпрямившись, хватает Олю за воротник. Теперь они стоят, тяжело дыша. Марине хорошо видно, как раздуваются Олины ноздри, дрожат на белесых бровях капельки пота, хлопают редкие короткие ресницы. Без макияжа ты не так уж и хороша, со злостью думает Марина и, рывком оторвав Олю от пола, швыряет через бедро. Оля пытается перекувыркнуться, но Марина успевает поймать ее руку и резко дернуть вверх. Оля от боли визжит – и тут же удар гонга прекращает поединок.

– Бросок у тебя, Петрова, всегда был неплохой, – говорит тренер, – а над защитой надо еще работать.

– Знаю, – бурчит Марина.

Как всегда: вместо поздравления с победой – очередные поучения. Черт, если б она занималась об-гру с детства, как Гоша или Лёля, любого бы здесь уделала. А так приходится наверстывать, держать себя в форме: каждое утро – жара, дождь, снег – десять кругов по стадиону, каждый день – два часа в качалке, пять тренировок в неделю, каждый месяц – обязательные факультетские соревнования. Да уж, не этого Марина ждала, когда согласилась пойти в Академию! Думала, легко обставит всех на курсе – как-никак, таким опытом не каждый взрослый разведчик может похвастаться! Фактически самостоятельный переход, посещение минимум трех мертвых миров, несколько настоящих сражений! И это не считая отличного знания инглийского и банамского!

Оказалось, однако, что уметь бегло говорить на мертвых языках и отлично их знать – вовсе не одно и то же. Весь первый курс они писали бесконечные письменные работы, совершенствуясь в дипломатическом инглийском, и тут богатый запас разговорных выражений Марине только мешал. То и дело вместо «прибыть» она писала «ввалиться», а вместо «упокоился» – «откинулся».

С мертвыми языками была еще одна проблема: дома они забывались так же быстро, как выучивались в Заграничье. Марине еще повезло, она-то не прекращала занятий – а вот Лёва в выпускном классе неожиданно выяснил, что в своем инглийском откатился на несколько лет назад. Хорошо еще, что вовремя спохватился.

Зато у Марины отлично пошла МУА – мертвая урбанистика и антропология: надо было выучить наизусть карты десяти крупнейших мертвых городов и уметь говорить о различиях в бытовой культуре разных мертвых областей. Вот тут-то и пригодился Маринин опыт Заграничья, и к тому же она подсуетилась и вызвалась писать курсовую по Вью-Ёрку.

Ну конечно, на занятиях по ТиПП – теории и практике перехода – Марина всегда могла блеснуть знанием методов трансграничного перехода: от самых древних, связанных со звездой и жертвоприношениями, до суперсовременных, типа мандельбротов, впервые появившихся у мертвых, но недавно построенных и у нас по чертежам, добытым учеными шаманами. И это не говоря про тонератор или магнитные свечи.

Надо сказать, прочитав учебник – совершенно секретный, как и все остальные книги в Академии, – Марина была даже разочарована: она знала почти все, кроме разве что специальных методов, используемых мертвыми колдунами, но они были описаны крайне общо: предполагалось, что живым они не нужны. Практические занятия разочаровали еще больше: считалось, что студенты первых курсов пока недостаточно готовы к переходу, и целый год они учились посылать трансграничный сигнал SOS. Мол, если вы случайно окажетесь в Заграничье, сможете выйти на связь.

Научиться посылать трансграничный сигнал было не очень сложно: надо сконцентрироваться, как при переходе с помощью тонератора, прицелиться и посылать ментальные сигналы. Предполагалось, что из Заграничья можно попытаться связаться со своими, сконцентрировавшись на эмблеме Учреждения, а если вдруг кому-нибудь понадобилось бы послать сигнал отсюда, надо было использовать фотографии мертвых городов. Зачем тратить на это весь второй курс, Марина так и не поняла.