Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Как будто мертвое тело, думает Ника. Мертвое тело, которое уже начало разлагаться. Словно зомби, пришедший из Заграничья.

Лес колышется до самого горизонта, как море – бурное, темно-зеленое. А дальше, у кромки этого моря, угадывается то, другое – темно-синее, с редкими барашками волн, почти неразличимое. Ветер пробегает по вершинам деревьев, изредка поднимется в воздух птица – словно летучая рыба над водой.

– Здорово ты это придумал, – говорит Ника, – сюда подняться.

– Ага, – отвечает Гоша, – а то сиди и жди, пока Фёдор вернется. А так – когда мы еще так высоко заберемся?

Они стоят на шаткой деревянной платформе на самом верху башни – то есть, конечно, не башни, а вышки. Внизу – огонек костра, рядом – маленькие фигурки Марины и Лёвы. Зиночки не видно – наверное, ушла в одну из полуразвалившихся изб.

Избы тоже странные – длинные, почти без окон, похожие друг на друга. Фёдор сказал, они называются «бараки».

Ветер качает вышку, деревянный каркас скрипит, и Ника невольно ближе подходит к Гоше.

– А она не рухнет? – спрашивает она.

– Ну, за столько лет не рухнула – и сейчас не упадет, – отвечает Гоша и, словно успокаивая, обнимает одной рукой.

Нике кажется, она слышит стук, но не может понять: то ли это колотится ее сердце, то ли она различает сердцебиение Гоши – так он близко. Немного кружится голова – наверное, от высоты.

– Помнишь, – говорит Ника, – как ты тогда меня спас, ну, в гаражах? Когда Маринка меня бросила и пятнашки набежали, а ты спрыгнул, схватил меня – и спас.

– Да я просто так тогда, – отвечает Гоша, – я же не думал, что мы будем… ну, друзьями. Я вообще про тебя не думал, я просто решил: это неправильно как-то – девочка, одна, а тут эта кодла налетела! Я тогда про тебя ничего такого не думал, честное слово, я в Лёлю был влюблен, ну, в Аннабель. Ух, как я обломался, когда она меня там увидела – даже вспомнить страшно!

Отсюда, с вышки, всё как на ладони. Вот Лёва встает и направляется к лесу: видимо, посмотреть, не идет ли Фёдор. Голова кружится, какая высота!

Ника осторожно обхватывает Гошу одной рукой – как будто они не обнимаются, а просто прижимаются друг к другу, чтобы не так было страшно на такой скрипящей, колышущейся высоте.

Или все-таки уже обнимаются?

– Как хорошо, что мы вместе, – говорит Ника. – Я когда в эту школу пришла – я и подумать не могла, что так получится. А теперь мне хочется, чтобы мы всегда-всегда были вместе.

– Конечно, – отвечает Гоша, – мы всегда будем вместе. Что же может с нами случиться?

– Я боюсь, – говорит Ника, – ты же такой смелый. Вдруг ты куда-нибудь полезешь… на какую-нибудь вышку или еще куда… с тобой что-нибудь случится и… и ты станешь… как мама и папа… мертвый.

– Да ничего со мной не случится, – отвечает Гоша. – Что со мной может случиться? Мы будем жить долго-долго, до самой старости.

– До самой старости, да, – эхом отзывается Ника, а потом испуганно добавляет: – А я слышала, мужчины живут меньше женщин. Как же я тогда буду, без тебя, одна?

– Ну, – отвечает Гоша, чуть задумавшись, – ты же тоже потом станешь мертвой. И мы снова будем вместе. Не такая уж большая разница у мужчин и женщин – перерыв тоже небольшой будет.

– Но ты, пожалуйста, будь живым подольше, – говорит Ника и думает, что не хотела бы «жить долго и уйти в один день». Знает она, что такое – «в один день». У мамы с папой так и получилось.

Нет уж, не надо.

И в этот момент Гоша обнимает ее второй рукой, их лица оказываются друг напротив друга, совсем близко, и Нике кажется, что в мире не осталось никаких звуков, кроме стука ее – а может быть, Гошиного? – сердца, никаких звуков, только тук-тук-тук, все быстрее и быстрее, чаще и чаще, тук-тук-тук – и она тянется навстречу Гоше, сердце бьется сильнее и сильнее, и только истошный, нечеловеческий крик заглушает этот стук.

Это кричит Марина.

Отсюда, с вышки, все видно как на ладони. Провалившиеся крыши домов, Лёвина фигурка у самой кромки леса, огонек костра в окружении рюкзаков и у дальнего конца одного из бараков – кричащая Марина, к которой медленно приближаются три фигуры. Медленно, неспешной походкой, раскачиваясь из стороны в сторону, растопырив руки.

С такой высоты нельзя почувствовать – но Нике все равно кажется: она узнает этот запах, запах распада, гниющей плоти. Страшный, мертвый запах неотвратимо приближающихся зомби.

– Пистолеты, – кричит Ника, – где пистолеты?

Что кричать – она и сама знает где. В рюкзаке – в одном из рюкзаков, сложенных возле костра.

Похоже, Марина тоже вспомнила про пистолеты: сломя голову она бежит к костру, зомби бредут следом за ней.

Марине надо пробежать всего метров семьдесят, она успеет, она должна успеть!

– Вниз! – кричит Гоша. – Быстрее вниз!

И он начинает спускаться по ступенькам деревянной лестницы, а Ника спешит за ним и сквозь каркас вышки видит, как Марина бежит вдоль домов к костру и не знает: скрытые углом полуразвалившегося барака, ей навстречу идут еще четверо зомби – медленно, неотвратимо, все так же раскачиваясь.

Все видно как на ладони – но ничего нельзя поделать.

– Назад! – кричит Ника. – Туда нельзя!

Но ветер уносит ее слова, Марина не слышит. Все ближе и ближе, сейчас она повернет за угол – и всё!

Гоша не успеет, Ника не успеет, и Лёва, бегущий от кромки леса, – тоже не успеет.

– Назад, назад! – кричит Ника, и ей кажется – это тот же сон: она вновь идет по коридору, чтобы снять телефонную трубку, и знает, что сейчас случится, и ничего не может поделать, и только молится, чтобы время растянулось, чтобы будущее никогда не наступило.

И когда Марина уже почти поворачивает за угол, из дверей барака бросается наперерез зомби одинокая, хрупкая женская фигура в мертвой красной куртке.

Слишком далеко, и Ника не может слышать, но все равно будто слышит, как Зиночка кричит:

– Это же дети! Не смейте трогать детей!

А потом крик обрывается, и фигура в красной куртке исчезает из виду, скрывается под навалившимися сверху мертвыми телами.

Все видно как на ладони – и хорошо еще, что не слышно чавканья, чмоканья, урчания.

Ника видит: на мгновение Марина останавливается, словно хочет броситься на помощь Зиночке, и в этот момент один из преследователей хватает ее за руку. Марина быстро подбирает с земли палку и вбивает ему в глаз, зомби падает, но другие уже окружают, и Гоша, не добравшись до конца лестницы, спрыгивает и, резко вскрикнув, прокатывается по земле, затем вскакивает и бежит, как-то странно держа на весу правую руку, – а Ника плачет, потому что Зиночка погибла, Марина сейчас погибнет, а потом – Гоша, отважный, но безоружный, с поврежденной рукой, а потом и они все… Но это уже будет неважно.

Ника уже почти добралась до земли, ей уже не видно, что происходит за углом дома, она только слышит грохот, звуки выстрелов, снова и снова – и еще не знает, что Марина все-таки добралась до своего рюкзака и, опрокинувшись на спину, стреляет с двух рук, почти в упор, забрызганная летящей во все стороны мертвой кровью и слизью.