Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– Была бы с Майком почти одного возраста, – говорит Лёва.

– И я вдруг поняла – я не хочу. Мертвой быть не хочу, даже если при этом с Майком встречаться – все равно не хочу. Я же ничего еще не успела. Ни школу закончить, ни мужа там, ни детей… И вот тут-то я и испугалась – как всё это поняла. И подумала: если убегу, буду совсем по-другому жить.

– Это как? – спрашивает Лёва, но тут распахивается дверь, на них падают Гоша и Ника, следом вбегает Фёдор и кричит:

– Баррикадируйте дверь, идиоты! Баррикадируйте дверь!

За спиной всхлипывает Ника, рядом бормочет Фёдор: эти еще откуда, на хрен, взялись? Что за хрень, вашу мать! А Лёва смотрит в узкую щель между рассохшимися бревнами и видит: они приближаются. Выходят из соседних бараков, поворачивают из-за углов, вязнут ногами в густом мху.

Они приближаются.

Их много, очень много – наверное, полсотни.

Маленькие девочки в трогательных, давно вышедших из моды детских платьях. В полуспущенных рваных гольфах. В атласных, протертых до дыр туфельках. С лентами в спутанных волосах.

Они сжимают в руках кукол, плюшевых медведей, одноухих зайцев – свои самые любимые игрушки.

Игрушки, которые не покинули своих хозяев даже после смерти.

Они приближаются. Ближе, ближе, ближе…

И вместе с ними приближается запах – душный, трупный, одуряющий запах. Лёве хочется заткнуть нос, отвернуться, бежать – нет, нельзя. Некуда бежать, нельзя бежать – Ника здесь, Марина и Гоша, все они вместе, как когда-то в заброшенном доме.

Но теперь никакой Ард Алурин не появится, чтобы их спасти.

Марина тоже чувствует запах – и еле слышно говорит:

– Это фульчи.

– Фульчи, фульчи, мать их, – повторяет Фёдор. – Откуда они-то взялись? Кто, чтоб ему, проворонил?

– Что мы будем делать? – спрашивает Марина. – У меня в рюкзаке еще остались патроны, но рюкзак – он у костра остался, мы не добежим.

– Много патронов-то? – спрашивает Фёдор.

– На две обоймы, – отвечает Гоша.

– Всех не уложим, но хоть отпугнем, – говорит Фёдор, – а потом придумаем что-нибудь.

Охотник внимательно оглядывает ребят и подзывает к себе Лёву:

– Эй, очкарик, из ружья стрелять умеешь?

– Умею, – говорит Лёва, – я в тире пару раз стрелял.

– Дайте мне, – говорит Гоша, – я отлично стреляю, знаете, в самое яблочко попадаю!

– Куда тебе! – говорит Фёдор, – как ты с рукой своей стрелять будешь?

В самом деле: Гошина правая рука плотно зажата между двумя перебинтованными дощечками. Ни спуск нажать, ни даже прицелиться как следует.

– Дайте мне хотя бы один пистолет, – не унимается Гоша, – я и левой могу!

– Нет, – отвечает Фёдор, – с пистолетами я пойду, они мне самому пригодятся. А ты, – кивает он Лёве, – бери мое ружье, ложись сюда. Как я выскочу – начинай стрелять. Да смотри по мне не попади, не то вернусь – урою. Я за рюкзаком – и обратно. Винтовка у меня многозарядная, полуавтоматическая. Стреляй одиночным, экономь патроны. Рассчитай так, чтоб минуты на две хватило.

– А они вас не тронут? – спрашивает Ника.

– Не тронут, не тронут, – отвечает Фёдор, – особенно если твой дружок стрелять хорошо будет.

Фёдор обводит ребят задумчивым взглядом, качает головой:

– Ну я пошел.

Его силуэт на секунду появляется в открытом дверном проеме. С пистолетами в руках Фёдор чем-то похож на Алурина – такой же высокий, крепкий, широкоплечий. Наверное, оружие определяет человека, успевает подумать Лёва, но дальше думать некогда, потому что Фёдор уже бежит по улице.

Лёва старается лучше прицелиться и в оптическом перекрестье видит лица фульчи – искаженные страхом, отчаянием, слепым голодом.

Лица напуганных, несчастных детей.

Вот девочка с порыжевшим от времени бантом в спутанных волосах. Это как в тире, говорит себе Лёва, прицелиться – и плавно нажать, вот и все… И не смотреть.

Девочка, взмахнув руками, оседает на землю, Лёва наводит винтовку на следующую, невысокую, светловолосую, в полосатом платье с воланами. На секунду в кругу оптического прицела появляется набивная кукла – точно такая же была когда-то у Шуры. Лёва плавно сгибает палец, пуля входит девочке в левый глаз – словно проваливается в кровавый омут, – и та опрокидывается на спину, выпустив куклу из рук.

Они лежат рядом – залитая кровью девочка и утопающая во мху набивная кукла.

Фёдор уже на половине пути, стреляя с двух рук, он прокладывает себе дорогу. Фульчи в замешательстве снуют между бараками, но Лёва видит – их все больше и больше, они ближе и ближе. Даже если Фёдор принесет патроны – не поможет, врагов слишком много.

И тогда, забыв, чему его учили в тире, Лёва начинает стрелять без остановки.

Он не смотрит в мертвые лица, он просто стреляет. С каждым выстрелом винтовка толкает в плечо, словно подбадривая. Давай, словно говорит она Лёве, покажи им! Ты медленно бегаешь? Ты плохо дерешься? Ты рыжий очкарик, над которым все смеются? Давай, стреляй! У тебя осталось мало патронов, мало времени, у тебя нет ни одного шанса?

Стреляй!

Черноволосая девочка, пошатываясь, движется наперерез Фёдору. В окошке прицела Лёва видит только затылок и две тонких косички, торчащих в разные стороны, – точь-в-точь такие, как у Ники в первый день, когда она пришла в их класс. Трогательные, тонкие черные косички.

Стреляй, говорит ему ружье, это вовсе не Ника. У всех девочек такие косички. Стреляй!

Стреляй в то, что ты плохо бегаешь, в то, что ты пропустил Олимпиаду, в то, что девочки не любят рыжих очкариков, в то, что ты не спас Зиночку.

Девочка оборачивается, и Лёва видит: у нее пухлые губы, круглые щеки, чуть курносый нос – и даже родинка совсем такая же, как у Шуры. Палец замирает на спусковом крючке, он смотрит в мертвое Шурино лицо и видит: у девочки нет глаз, вместо них – пустые кровавые дыры. И струйки крови – словно слезы по бледным щекам.

Стреляй во все, что ты любишь, говорит ему ружье – и, нажав на курок, Лёва отворачивается, чтобы не видеть, как третьим глазом расцветает во лбу пулевое отверстие.

Еще три выстрела – и Фёдор, с дымящимися пистолетами в руках и с рюкзаком за плечами, снова вбегает в барак.

– Неплохо поработали, – говорит он, отдышавшись. – Ну, перезарядим пистолеты – и за дело.

Он роется в рюкзаке, и тут на его лице появляется изумление, потом радость. Мгновение – и в его руках оказывается матовый диск с несколькими кольцами.

– Чтоб меня! – говорит он.

– Это интердвижок, – поясняет Лёва. – Его используют для связи…

– Да знаю уж, – усмехается Фёдор. – А вы-то сами – умеете «тарелочку» крутить?

– Немножко умеем, – отвечает Марина.

– Вот и отлично, – кивает Фёдор. – Значит, так: вы, парни, берите пистолеты и стреляйте, не жалея патронов. Мне нужно, чтобы мы продержались хотя бы минут десять – и ни одна эта тварь сюда не вломилась. Понятно?