Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

– А потом? – спрашивает Лёва.

– А потом – суп с котом, – отвечает Фёдор. – Суп с хвостом и ушами. Понял?

Они снова идут по лесу, друг за другом. Фёдор впереди, за ним – Гоша с рукой на перевязи, следом Ника, Лёва и Марина.

– Я так и не понял, как Фёдор это сделал, – говорит Лёва.

– Набрал какой-то никкод, – отвечает Марина, – что-то сказал по-мертвому, вот и все.

– Какой никкод? Наш? Гошиной мамы? Майка? Там же нет других!

– Нет, какой-то другой. Там же буквы есть, он буквами набирал, по памяти.

– Как сказал бы Гоша – ух ты! – говорит Лёва. – Но я все равно ничего не понимаю. Я стрелял, ну, как мог. Я же без прицела не очень хорошо стреляю, у меня зрение плохое. Ну, я стрелял, и Гоша стрелял, левой рукой – тоже не очень метко, но все равно лучше меня. Мы стреляли, пока не кончились патроны, а вы сзади вращали это блюдце, и вдруг все фульчи замерли, а потом развернулись и ушли. Буквально пять минут – и все, будто и не было их.

– А ты сам-то Фёдора спросил?

– Ну да. Он ответил: я же шаман, мы, шаманы, и не такое умеем.

– Повезло нам, что мы его встретили, – говорит Марина.

– Наверно, – отвечает Лёва, хотя он не так в этом уверен. Слишком уж много совпадений: случайный охотник, случайно оказывается шаманом, который случайно умеет пользоваться интердвижком. И этот охотник-шаман случайно заводит их в место, где на них сначала нападают упыри, а потом – фульчи. И теперь они, как ни в чем ни бывало, продолжают дорогу к месту силы, которое – Лёва уже почти уверен в этом – окажется той самой бифуркационной точкой, которую он видел на карте.

Лёва снова достает из кармана дэдоскоп – рамка вертится все так же быстро, как будто дорога, которой они идут, построена мертвыми. Правда, что тут строить? Никакой дороги – так, тропинка.

В другой раз Лёва бы обдумал все это как следует, но сегодня так много случилось, что мысли никак не хотят задерживаться в голове.

Он снова идет по литорали рядом с Мариной, солнце освещает ее профиль. Иногда он тихонько, словно случайно, касается Марининой руки, и это помогает идти.

– Мы должны успеть до прилива, – говорит идущий впереди Фёдор.

Почему – до прилива, думает Лёва, но и эта мысль тут же уходит куда-то. Остается только шум моря, крик чаек и хлюпанье водрослей под ногами.

Они огибают мыс, и Лёва видит странное поле – огромное, сплошь усеянное водорослями и камнями. Обычно ширина литорали не превышает десяти метров – а здесь отлив обнажил дно небольшой бухты. В самом центре возвышается несколько скал, словно прислоненных друг к другу. Указывая на них рукой, Фёдор говорит:

– Нам вон туда, – и они идут, оступаясь в лужицах соленой воды и с опаской глядя на то, как линия прилива придвигается все ближе.

Теперь Лёва понимает: нагромождение скал в центре бухты – это и есть место силы. Ясно, почему Фёдор так спешил: добраться до этого островка можно только в отлив, и теперь у них осталось не больше пятнадцати минут.

Он снова достает дэдоскоп – рамка вращается все так же ровно. Интересно, думает Лёва, почему еще вчера она вообще не двигалась?

– Быстрее, быстрее, – кричит Фёдор, – вы что, спите на ходу? Ну-ка, соберитесь! Последний рывок – и мы у цели!

Он что-то не то говорит, думает Лёва. Но рюкзак больно бьет по спине, ноги гудят от долгой дороги, под ложечкой сосет. Потом, потом, думает Лёва. Сейчас дойдем, сниму рюкзак, разведем костер, я отдохну и как следует обо всем подумаю.

О, костер!

– Фёдор, простите, – кричит Лёва, – а мы не должны принести с собой какого-нибудь хвороста? Как же мы костер разведем?

– Не боись, парень, – отвечает Фёдор, – все нормально будет. Нам главное – до прилива успеть. Десять минут осталось, некогда разговаривать!

Лёва бросает взгляд на Марину: она идет, закусив прядку, сжав кулаки, глядя себе под ноги.

Сам Лёва нет-нет да повернет голову к морю – полоса прибоя все ближе и ближе. Маленькие соленые лужицы давно превратились в небольшие озерца, которые приходится переходить по колено в воде. Спустя пару минут путь преграждают бурные ручьи, на глазах сливающиеся в бурлящую морскую поверхность, под которой один за другим скрываются оплетенные водорослями камни.

И вот уже они идут по пояс в воде. У Лёвы сводит ноги, он видит, как Ника проваливается почти по грудь, Гоша спешит на помощь, тянет к ней левую руку – волна окатывает его с головой. Фёдор вытаскивает Нику, Гоша выбирается сам.

Ноги скользят на водорослях, Лёва падает в воду. Поднявшись, он видит: Марина, обернувшись, ждет его.

– Иди, иди, я сам! – кричит он. – Давай быстрее, чего стоишь!

Марина послушно поворачивается и бредет к скалам, вокруг которых уже кипят волны.

Лёва идет, словно в бреду. От ледяного холода ноги перестают слушаться, соленая вода заливается в рот, еще немного – придется бросить намокший, отяжелевший рюкзак и плыть… Но в этот момент Фёдор хватает его и втаскивает куда-то наверх.

– Ну, слава богу, добрались, – говорит он. – Молодцы, ребята. Я уж боялся – кого-нибудь не досчитаемся. Тогда – асталависта, бэйби ! Ну, у кого из вас магнитные свечи?

– У меня, – говорит Лёва.

– Доставай, – командует Фёдор. – Рюкзаки бросайте, мы вон туда пойдем – там площадка ровная, звезду рисовать удобно.

– Может, передохнем сначала? – говорит Марина.

– Некогда, – отвечает Фёдор, – сейчас самое подходящее время. Время силы, место силы – все отлично сложилось. Пошли, пошли, недолго уже.

Лёва несет магнитные свечи, пытается поймать какую-то мысль… какую-то очень важную мысль, только что промелькнула – и все.

– Так, – командует Фёдор, – у кого-нибудь нож есть?

Они стоят вокруг охотника на ровной верхушке одной из скал, образующих остров. Ника тянется к карману штормовки, где лежит тетин боевой нож, – и в этот момент Лёва наконец ухватывает за хвост потерянную мысль, еще свежую, недодуманную, необработанную, – но как раз такую, чтобы громко сказать, глядя прямо в глаза Нике:

– Ни у кого из нас нет ножа!.

Сказать – и с облегчением увидеть, как девочка незаметно опускает руку.

– Ну и ладно, – говорит Фёдор, – у меня есть.

Пока рисуют звезду, расставляют свечи, Лёва все пытается подобраться к Марине, потому что он, кажется, понял кое-что важное, и надо рассказать, посоветоваться, объяснить: что-то снова не так, и на этот раз – гораздо хуже, чем в заколоченном доме. И, может быть, даже хуже, чем в лесной крепости. Но Фёдор торопит, мысль, только что бывшая такой ясной, куда-то проваливается, а внутренний голос предательски шепчет: ну и что, он же сам сказал, что много раз бывал в Заграничье? И вот уже Фёдор надрезает себе палец, капли крови падают в центр звезды, а в ответ море словно вскипает, и Лёва кричит: