Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Тогда Марина отстояла Лёву – а сейчас, как бы ни покашливал дядя Коля, собирается отстоять Гошу.

Юрий Устинович, впрочем, на Маринино возмущение не реагирует. Голос у него все такой же ровный и усталый.

– Мы знаем, что сказать его родителям, – говорит он, – у нас с ними давние отношения. А что мы отправили мальчишку без подготовки – так он прошел у нас полный инструктаж. И к тому же, Гоша не просто школьник: то, что он пережил – все вы пережили, – достается на долю не каждого пограничника. Вам ведь многое пришлось пережить, правда, Марина?

Марина сдержанно кивает.

– Фульчи-атака, нападение упырей, смерть учительницы, – перечисляет Ищеев. – Да, целый роман можно написать… Так что мы верили в Гошу. Тем более, он убил самого Орлока Алурина.

Марина хочет сказать: да ничего подобного! – но в последний момент прикусывает язык. Это наверняка ловушка – нет, она вида не подаст, что знает, кто на самом деле убил Орлока. Она снова поднимает глаза – и встречает холодный пристальный взгляд.

Он понял, что я знаю, думает Марина, и он понял, что это не Гоша.

Вот ведь дура!

– Мы были уверены, что он справится с заданием, – как ни в чем не бывало продолжает Юрий Устинович, – но, увы, ошиблись.

– А какое было задание? – спрашивает Марина.

– Пустяковое. Он должен был связаться с вашим старым другом Майком Алуриным. Установить контакт – и все. Но он не справился, и теперь нам придется его выручать. И тут, ребята, вы должны нам помочь. Вы все-таки хорошо знаете Гошу, понимаете его… я думаю, будет правильно, если вы отправитесь ему на выручку.

Марина молчит. Это ловушка, думает она. Не знаю – какая, но точно – ловушка. Буду молчать и делать вид, будто внимательно слушаю, вот и все.

Жалко, нет вазочки с мороженым и ложечки, чтобы лучше держать паузу.

– Конечно, мы организуем специальный тренинг, чтобы вы хорошо подготовились, – говорит Юрий Устинович. – Ты, Марина, поговори с друзьями. Вижу, ты девочка умная, с пониманием, а друзья у тебя, скажем прямо, разные. Ну, ты пользуешься авторитетом, думаю, сумеешь их убедить. Родителям скажем, что премируем вас туристической поездкой для лучшего изучения мертвых языков, в школе тоже все объясним, так что на этот счет не беспокойся.

Марина по-прежнему молчит. Ищеев закрывает папку и говорит:

– И еще, помнится, Николай Михайлович говорил, что ты думаешь насчет нашей Академии? Мне кажется, очень правильное решение – и тут мы, конечно, тоже поддержим и поможем.

– Спасибо, – отвечает Марина, – я пока только думаю, я еще ничего не решила.

Когда они возвращаются по длинным коридорам, Марина понимает: дядя Коля чем-то недоволен и встревожен. Все-таки знает его всю жизнь – уж такие вещи не может не заметить.

– Не переживайте, дядя Коль, – говорит она. – Мне кажется, мы поняли друг друга. Ему же нравилось, как я себя вела, можно было у меня за спиной не кашлять.

– Нормально ты себя вела, нормально, – буркает дядя Коля.

– Но я все равно не поняла, зачем Гошу послали в Заграничье. Что за дурацкое задание – установить контакт с Майком? С ним же можно контакт и отсюда установить.

Скажем, через интердвижок, хочет сказать она, но вовремя замолкает.

– Глупости все это, – вдруг говорит дядя Коля, а потом происходит уж совсем невозможное: нагнувшись к Марининому уху, он тихо шепчет: – Не соглашайся. Откажись. Тебе совсем не надо туда отправляться.

– Почему? – говорит Марина, но дядя Коля уже идет дальше по коридору, и на мгновение Марине даже кажется, что она ослышалась, он ничего не говорил.

Но нет, Марина ясно слышала, он сказал: откажись .

Я еще подумаю, говорит себе Марина, отказываться или нет. Но если Гоша в беде – как я его брошу?

– Они отправили Гошу туда ? – повторяет Ника, словно не может поверить. – Одного? Без оружия? Какие все-таки сволочи!

– Если честно, я ничего наверняка не знаю, – говорит Марина. – Там у меня все время было ощущение, что мне врут.

Они сидят на заснеженной скамейке в сквере, где столько раз сидели вчетвером. Как всегда зимой, скамейка занесена снегом, поэтому они сели на спинку, а ноги поставили в сугроб на сиденье.

Лёва мнет ком снега, будто собирается сделать снежок и бросить – но в кого тут бросишь? Похоже, времена снежных битв прошли.

– И что будем теперь делать? – спрашивает он.

– Надо спасать Гошу, – отвечает Ника, – что же еще?

Щеки ее раскраснелись – не то от мороза, не то от ярости.

– Конечно, – соглашается Марина, – только как? Они, там, предлагают нас тоже отправить в Заграничье… на выручку. Велели вас уговорить.

– Меня не надо уговаривать, – говорит Ника. – Я и так знаю: нам надо туда, спасать Гошу.

Лёва вертит в руках снежок.

– Я не уверен, что надо соглашаться, – говорит он.

– Почему? – спрашивает Марина.

Лёва молчит, глядя, как младшеклассники бегут по заснеженной дорожке сквера. Без очков они превращаются для Лёвы в расплывчатые пятна.

– Ты же сама сказала: они все время врали, – объясняет он. – Ну, значит, и о том, что нас отправят спасать Гошу, тоже могли соврать.

– А как же Гоша? – прерывает его Ника. – Пусть они врут, все равно – я знаю, он в беде, и мы должны его спасти.

– Нет, Ника, – говорит Марина. – Лёва прав: не надо так легко соглашаться. Давайте хотя бы подумаем, что еще можно сделать…

Эх, если б у нас был интердвижок, думает Лёва, мы бы попробовали выйти с Гошей на связь. Но после приключений на Белом море мертвый прибор безнадежно поломался.

Что-то поломалось у них всех тем летом, когда Гошина мама разрушила мечту об Открытом мире.

– Что мы можем сделать? – говорит Ника. – Мы тут, а Гоша – там. Хреновые мы друзья оказались. Какому-то Вадику он доверился, а нам – нет.

Лёва никогда бы так не сказал – но чувствует, что Ника права. Ведь Гоша был его другом с детского сада, когда Лёву обижали и дразнили, Гоша его защищал – а теперь что?

Выходит, я ушел в другую школу и все забыл, думает Лёва. Конечно, у меня теперь новые, умные друзья – вот и Гоша нашел себе нового друга. Друг, конечно, так себе, зато, видимо, не учил жить и не занудствовал.

Зачем я с ним так говорил? Я же не учитель, не мама с папой. Пусть бы прогуливал школу, мне-то что? Главное, чтобы мы были вместе, чтобы верили друг другу. А я?

И что теперь делать? Соглашаться на предложение эмпэдэзэшников? Бросить Гошу одного в Заграничье? И так, и так – плохо.

Должен же быть какой-то выход, правда?

Или они наконец стали взрослыми и оказались в мире, где нет правильных решений, где нельзя выбрать лучший вариант, где все выборы – худшие?

Лёва вздыхает и роняет в снег плотный хрусткий снежок. Там, куда он упал, только ямка чернеет – словно маленький тоннель в никуда.