Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Но чему тут удивляться? Во всех книжках актеры так и описаны.

– Хорошая песня, – говорит Марина, – дашь переписать?

– Конечно, – говорит Илья. – Мне из Учреждения регулярно приносят свежие записи, так что – всегда пожалуйста. Все новое и лучшее, только для вас.

– Никогда не понимала, – говорит Марина, – откуда все эти записи в Учреждении? И главное, зачем они им?

– Ну, официальная версия – мы должны знать своего врага, – говорит Илья. – Но на самом деле Учреждение просто контролирует всю торговлю с Заграничьем.

– Да, я знаю, – кивает Марина. – Кстати, на что мы покупаем все эти мертвые вещи?

– На деньги, – пожимает плечами Илья.

– Зачем им наши деньги? – говорит Марина. – Вот до Проведения Границ мертвым приносили жертвы, это понятно. А от денег им какой теперь прок?

– Да какая разница? – перебивает Илья. – Спроси Николая Михайловича, если тебе так интересно. А сейчас давай лучше потанцуем.

Илья за руку тянет Марину из кресла. Честно говоря, Марине не нравится танцевать с Ильей: в прошлый раз, когда они танцевали в гостиничном ресторане, он так прижимал ее к себе, что было трудно дышать. Марина хотела было его оттолкнуть, но не стала: вдруг еще подумает, что она неотесанная дуреха?

Обнявшись, они переминаются с ноги на ногу под сладкоголосую италийскую песню.

– Ты такая необычная девушка, – шепчет Илья на ухо Марине.

Марина пожимает плечами. Она знает, что необычная, но почему-то неприятно слышать об этом от Ильи. Что он знает о ней? Только какие книжки читала да какую музыку любит. А вот ее друзья – они знают настоящую Марину: человека, на которого можно положиться, друга, готового, если надо, отвечать за всех.

Если надо… Может быть, сейчас – надо? Учреждение ищет убийцу Орлока, Гоша куда-то пропал, Ника слетела с катушек – куда уж хуже? А что делает Марина? Обижается на Нику и танцует со звездой фильма «Запас прочности». Тоже мне, командир и лидер!

А это еще что такое? Влажное прикосновение к шее, один раз, потом еще… Марина отстраняется, и тут Илья тычется поцелуем в губы.

Марина целовалась всего однажды – с Майком Алурином, в комнате, осажденной зомби, – но сейчас поцелуй мертвого мальчика кажется куда живее влажных причмокиваний Ильи.

– Не надо, – говорит она и отталкивает Илью.

– Марина… – говорит Илья, заглядывая в ее голубые глаза.

Наверно, есть девушки, на которых этот взгляд сквозь длинные ресницы действует гипнотически. Но сегодня Илье не повезло – Марина только хихикает. От неожиданности Илья разжимает объятия, и Марина тут же плюхается в кресло.

– Ой, слушай, – говорит она как ни в чем не бывало, – давно хотела тебя спросить. Ты же двоюродный брат Гоши Ламбаева, моего одноклассника?

– Ну да, – говорит раздосадованный Илья и тут же находится: – Это я его всему и научил. Был для него, так сказать, настоящим героем, образцом для подражания.

– А ты не знаешь, что с ним сейчас?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Илья. – Мы не очень общаемся, он для меня слишком маленький.

А я, значит, в самый раз, со злостью думает Марина и говорит:

– По-моему, он отличный. Кстати, гораздо умнее тебя.

Лицо у Ильи становится такое изумленное, что Марина думает: хорошо бы ему запомнить этот момент. Пригодится, если будет играть человека, из-под которого вышибли стул.

Странно ходить вдоль знакомого забора снаружи, а не внутри. Сколько часов за время учебы в «пятнашке» он провел, высматривая из-за ограды учеников соседней школы! Сначала они с мальчишками просто дразнились, потом стали кидаться огрызками и бумажными «бомбочками» с водой (или чем похуже), а как повзрослели – кричали гадости вслед девчонкам.

Веселое было время!

Теперь одноклассники разбрелись: кто по училищам, а кто покрепче – подались в спортсмены, зря, что ли, «пятнашка» официально считалась спортивной школой. Вот бы они посмеялись сейчас над Вадиком, если б увидели его!

Вадик ходит вдоль забора и ждет Лёву Столповского: надо поговорить.

Неделю назад Гошка пришел и оставил сверток. Сказал, если не вернется через пять дней, пусть Вадик отдаст ребятам – лучше всего Нике, но можно Марине или Лёве. Пусть, мол, у тебя полежит, ты сам не трогай. Вадик, конечно, спросил, ты, мол, куда собрался, но Гошка не ответил, наплел что-то про дела, про возможный отъезд, даже упомянул Учреждение… пойду, мол, и скажу, что это я… короче, Вадик ничего не понял, еще подумал, что Гошка, как всегда, понтуется (какие у него могут быть дела с Учреждением?), а сам, небось, через два дня прибежит как ни в чем не бывало. Вадик даже сверток не стал распаковывать: вернется Гошка, увидит, что все раскурочено, – будет злиться и обзываться гопником.

Вадик вообще-то любопытный. Уж сколько Димка его ни учил – ничего не помогало. Еще совсем мальчишкой Вадик то и дело лез брату то в портфель, то в стол: что, мол, там такое спрятано? Может, мертвые журналы с картинками или жвачка? Димка его, знамо дело, колотил, но Вадик был привычный. С таким братаном иначе никак: получил в глаз – ну и дальше пошел, только носом хлюпнул. Хуже было, когда Димка разозлился и спустил в унитаз коллекцию Вадиковых фантиков – вот их было жалко, Вадик всю ночь проревел, а Димка, сволочь, из своей кровати еще подзуживал. Теперь уже не вспомнить, отчего Димка так разъярился, а вот фантики до сих пор перед глазами стоят – и с Мышью Маусом, и с Дональдом Друком…

Вадик еще мечтал тогда: вырастет – за все сквитается. Но Димка, конечно, тоже рос, вот и приходилось отыгрываться на всяких чистюлях из двадцать девятой да на слабаках из класса, которые сдачи не могли дать, типа Ники.

Чего-то Вадику совсем не хочется снова с ней встречаться. Что ей сказать? Привет, Ника-Кика, вот, держи, Гоша просил передать? Она ведь наверняка до сих пор злится – Вадик бы уж точно не простил ни облитого клеем стула, ни портфеля, утопленного в туалете.

Значит, остаются Марина и Лёва. Марина вроде переехала куда-то в новостройку – выходит, надо ловить Лёву. В какой из пятиэтажек он живет, Вадик точно не знает, но в школу-то все равно идет мимо «пятнашки», как всегда. Тут-то он его и встретит.

С Лёвой они, конечно, тоже дрались, но там, по ходу, все было честно. Один на один, как положено. Правда, кто-то из пацанов Лёве подножку подставил – ну, так это смотреть надо, куда отступаешь. В конце концов, Лёва должен спасибо сказать: Вадик его учил драться по-настоящему, вот что! Как когда-то Димка – его самого. Жизнь ведь такая штука: не побьют – ничему не научишься.

Гошка этого, кажется, до сих пор не понимает. Спросил как-то: ты чего нас цеплял-то? – ну, Вадик только буркнул что-то в ответ. Чего ему объяснять? Слабаки для того и есть, чтоб цеплять их: от этого они перестают быть слабаками и становятся нормальными пацанами.